непонятливаго онъ съѣздилъ по уху, но съѣздилъ легко и вообще дрался съ разсудкомъ.
А Пѣвцова, старавшагося изо всѣхъ силъ, даже похвалилъ и вечеромъ позвалъ пить чай.
Когда мѣсяца черезъ три матросика назначили въ кругосвѣтное плаваніе, и онъ затосковалъ, Захарычъ, тоже назначенный на «Ястребъ», старался утѣшить своего любимца и обѣщалъ сдѣлать изъ него хорошаго марсоваго.
— Главное дѣло, не бойся! Вначалѣ будто боязно, когда тебя, примѣрно, на реѣ качаетъ; а потомъ ничего… Видишь, что другіе матросики не боятся, стараются… Чѣмъ же ты хуже ихъ? Я, братецъ ты мой, десять лѣтъ былъ марсовымъ и, какъ послали меня въ первый разъ марсель крѣпить, тоже полагалъ, что тутъ мнѣ и крышка. Либо въ море упаду, либо башку размозжу о палубу. А вотъ, какъ видишь, цѣлъ вовсе.
— Сказываютъ, строгость большая на морѣ, Захарычъ?
— Какъ слѣдуетъ быть… Но только, ежели ты самъ держишь себя въ строгости, то не за что тебя и драть, какъ Сидорову козу, коли командиръ и старшій офицеръ наказываютъ не зря или въ безпамятствѣ ума, а по чести и съ разсудкомъ… Безъ взыску нельзя… Такая ужъ взыскательная флотская служба…
— А какъ нашъ командиръ и старшій офицеръ? Очень строгіе? съ жаднымъ любопытствомъ спросилъ молодой матросъ.
То-то нѣтъ… Тебѣ на первый разъ посчастливилось, Егорка!И жалостливые и матросомъ не брезгуютъ… Понимаютъ, что у матроса не барабанная шкура, и задарма нѣтъ у нихъ положенія раздѣлывать спину. Особенно капитанъ… Я съ нимъ плавалъ одно лѣто… Съ большимъ понятіемъ человѣкъ… Съ имъ не нудно служить…
— А старшій офицеръ?..
— Ишь вѣдь пужливый ты… допытываешься! добродушно усмѣхнулся Захарычъ.
И помолчавъ продолжалъ:
— Матросы, кои служили съ нимъ раньше, сказывали, что доберъ… Однако любитъ при случаѣ по зубамъ пройтись. Да ты, Егорка, не сумлѣвайся насчетъ этого! вставилъ Захарычъ, замѣтивъ испугъ на лицѣ первогодка.—У его рука, сказывали, легкая! А поретъ по справедливости, если кто свиноватилъ.
