А чтобы понапрасну обезкураживать человѣка—ни Боже мой! Да чего бояться? Ты у мень исправный и старательный матросикъ. За что тебя драть? И вовсе не за что! Такъ-то, Егорка! Счастье твое, что попалъ ты на судно къ такому доброму капитану!
Эти слова, а главное, тонъ ихъ, ласковый и душевный, очень подбодрили молодого матроса.
И первые дни плаванія не показались ему страшными.
Несмотря на позднюю осень, погода стояла тихая, и въ Финскомъ заливѣ и въ Балтійскомъ морѣ не было ни вѣтра, ни волненія. Стоялъ штиль, и корветъ, не покачиваясь, шелъ себѣ подъ парами, попыхивая дымкомъ изъ горластой трубы.
Первогодокъ былъ назначенъ во вторую вахту. Онъ долженъ былъ находиться на палубѣ, у гротъ-мачты, въ числѣ «шканечныхъ» и исполнять работы, требующія только мускульнаго труда, т. е. тянуть, или, какъ говорятъ матросы, «трекать» снасти (веревки).
Наверхъ взбираться, на ванты, и крѣпить паруса его не посылали еще.
Привыкъ онъ и къ судовой жизни, къ жизни по точному росписанію. Привыкъ, по свистку боцмана, вскакивать въ пять часовъ утра изъ своей койки, подвѣшенной вмѣстѣ съ другими въ междупалубномъ пространствѣ, называемомъ «жилой палубой», скатывать койку, нести ее наверхъ и класть въ бортовое гнѣздо, затѣмъ пѣть во фронтѣ утреннюю молитву и послѣ кашицы и чая приниматься за обычную «уборку» палубы: скоблить ее камнемъ, проходить шваброй, окачивать водой, словомъ, доводить до той «каторжной», какъ говорятъ матросы, чистоты, которою щеголяютъ военныя суда.
Послѣ мытья палубы начиналась чистка орудій, бортовъ и всѣхъ мѣдныхъ вещей, находящихся на палубѣ: поручней, кнехтовъ, утокъ и т. п. Суконокъ и кирпича не жалѣли.
И во время этой «убирки», то-есть до 8 часовъ утра, когда поднимался флагъ и начинался судовой день, молодой матросъ привыкъ видѣть небольшую, круглую фигуру старшаго офицера, который носился по корвету, заглядывая то туда, то сюда, покрикивая своимъ тоненькимъ теноркомъ и иногда «смазывая» лица лодырей-матросиковъ, которые вмѣсто работы болтали.
