уже болѣе двухъ вѣковъ, подарена ему покойнымъ лордомъ Пальмерстономъ (ему предлагали за нее огромную сумму денегъ), вотъ все убранство комнаты. Былъ еще мѣдный подсвѣчникъ, съ огаркомъ свѣчки. Роджерсъ зажегъ свѣчу и просилъ меня садиться и расположиться, какъ дома. Онъ высказалъ надежду, что мнѣ хочется пить, такъ какъ онъ желаетъ угостить меня бутылкой удивительнаго шампанскаго, которое рѣдко можно найти у обыкновенныхъ продавцовъ; или, можетъ быть, я предпочитаю хересъ или портвейнъ? Онъ сказалъ, что у него есть портвейнъ въ бутылкахъ, настолько заросшихъ слоями паутины, что каждый слой приросталъ въ продолженіе цѣлаго поколѣнія. Что же касается его сигаръ — ну, пусть я самъ сужу о нихъ. Затѣмъ онъ высунулъ голову въ дверь и крикнулъ:
— Саквилль! — отвѣта, не было.
— Эй, Саквилль! — отвѣта не было.
— Кой чортъ случился съ дворецкимъ? Я никогда не позволяю прислугѣ… О, будь онъ проклятъ! Этотъ идіотъ унесъ ключи. Не могу попасть въ остальныя комнаты безъ ключей.
(Я изумлялся мужеству, съ которымъ онъ перенесъ пораженіе съ шампанскимъ и старался придумать, какимъ образомъ онъ выйдетъ изъ затрудненія).
Онъ пересталъ звать Саквилля и началъ звать «Англези». Іо и Англези не приходилъ. Онъ сказалъ: «Вотъ уже второй разъ, какъ этотъ берейторъ уходитъ безъ спросу. Завтра я его разсчитаю». Теперъ онъ началъ взывать къ «Томасу», но Томасъ не отвѣчалъ; затѣмъ къ «Теодору», но ни одинъ Теодоръ не откликнулся.
— Что же, приходится покориться, — сказалъ Роджерсъ, — прислуга никакъ не ожидала меня въ этотъ часъ и вся разбѣжалась, воспользовавшись свободой. Можно обойтись безъ берейтора и безъ пажа, но безъ дворецкаго невозможно достать вина и сигаръ, а безъ лакея я не могу одѣться.
Я предложилъ помочь ему одѣться, но онъ и слышать объ этомъ не хотѣлъ; кромѣ того, онъ чувствуетъ себя хорошо только тогда, когда одѣтъ привычной рукой. Впрочемъ, онъ въ концѣ концовъ рѣшилъ, что они такіе друзья съ графомъ, что совершенно безразлично, какъ онъ будетъ одѣтъ. Такъ какъ мы наняли кэбъ, онъ далъ кучеру адресъ и мы отправились. Скоро мы остановились у большого дома и вышли. Я прежде никогда не видѣлъ воротничка на этомъ человѣкѣ. Теперь онъ сталъ около фонаря и, вытащивъ изъ кармана почтенный бумажный воротникъ и сѣрый галстухъ, надѣлъ ихъ на себя. Онъ взошелъ на лѣстницу и исчезъ за дверью. Тотчасъ появившись снова, онъ быстро сбѣжалъ съ лѣстницы и сказалъ:
— Поѣдемъ скорѣй!
