замѣнялась крупнымъ шрифтомъ. Сердце надрывалось читать его. Общій тонъ его былъ слѣдующій:
«Бѣлый слонъ на волѣ! Онъ продолжаетъ, свое роковое шествіе! Цѣлыя деревни покидаются устрашенными зрителями. Тупой ужасъ предшествуетъ ему! Смерть и опустошеніе слѣдуютъ за нимъ. За ней — сыщики. Амбары разрушены, склады разбиты, посѣвы съѣдены, общественныя собранія разломаны. Все это сопровождается сценами смертоубійства, не поддающимися описаніямъ. Теоріи тридцати четырехъ наиболѣе извѣстныхъ сыщиковъ! Теорія инспектора Блёнта!»
— Вотъ, — сказалъ инспекторъ Блёнтъ, почти дошедшій до возбужденія, — это великолѣпно! Это величайшая изъ всѣхъ бурь, которую когда-либо раздувало какое-либо сыскное установленіе. Слава о ней пройдетъ во всѣ концы земли и не умретъ до скончанія вѣка, а вмѣстѣ съ ней не умретъ и мое имя!
Лично для меня во всемъ этомъ не было ничего утѣшительнаго. Меня мучило странное ощущеніе: мнѣ казалось, что я самъ совершаю всѣ эти кровавыя преступленія, а слонъ служитъ лишь моимъ безсловеснымъ агентомъ. И какъ росло количество ихъ! Въ одномъ мѣстѣ онъ «вмѣшался» въ избирательное собраніе и убилъ пять представителей. За этимъ слѣдовало уничтоженіе двухъ бѣдняковъ, О’Донногуэ и Макъ-Фланниганъ, которые только за день передъ тѣмъ нашли пріютъ въ домѣ угнетенныхъ всѣхъ странъ и собирались въ первый разъ въ жизни воспользоваться благороднымъ правомъ американскихъ гражданъ-избирателей, когда ихъ настигла безпощадная рука Сіамскаго Бича, въ другомъ онъ наткнулся на дряхлаго проповѣдника, готовившаго на будущую зиму героическіе нападки на танцы и другія душепогубительныя развлеченія. Старикъ не успѣлъ отойти, и слонъ наступилъ на него. Еще въ одномъ мѣстѣ онъ «убилъ громоотводнаго агента» и т. д. и т. д., перечень его дѣяній все увеличивался и увеличивался и все болѣе и болѣе надрывалъ сердце. Шестьдесятъ человѣкъ было убито, двѣсти сорокъ ранено. Всѣ отчеты отдавали должную справедливость дѣятельности и преданности сыщиковъ и всѣ кончались замѣчаніемъ, что триста тысячъ гражданъ и четыре сыщика видѣли ужасное созданіе и что двое изъ послѣднихъ были имъ умерщвлены.
Я съ ужасомъ слушалъ трескъ телеграфной машинки. Одна за другой являлись депеши, но теперь всѣ онѣ дышали разочарованіемъ. Повидимому, пропалъ всякій слѣдъ слона. Туманъ помогъ ему скрыться въ какомъ-нибудь укромномъ мѣстѣ. Телеграммы, приходившія съ различныхъ концовъ континента, до нелѣпости далеко отстоящихъ друтъ отъ друга, доносили, что тамъ-то и тамъ-то, въ такой-то часъ замѣчена, сквозь туманъ, огромная неопре-
