Я продолжалъ ласкать кошку, и когда собрался домой, животное послѣдовало за мною. Дорогой я останавливался и гладилъ ее, такимъ образомъ мы добрались до дома. Тутъ она быстро освоилась и сдѣлалась любимицей моей жены.
Что до меня, то я вскорѣ не взлюбилъ ее. Я совсѣмъ не того ожидалъ, но — не знаю какъ и почему — ея очевидная привязанность ко мнѣ раздражала и бѣсила меня. Мало по малу это раздраженіе превратилось въ заклятую ненависть. Я старался избѣгать ея; чувство стыда и воспоминаніе о моемъ жестокомъ поступкѣ не позволяли мнѣ колотить или обижать эту тварь. Въ теченіе нѣсколькихъ недѣль я ни разу не ударилъ ее, но постепенно — очень постепенно — дошелъ до того, что не могъ смотрѣть на нее безъ невыразимаго отвращенія и молча бѣжалъ отъ ея ненавистнаго присутствія, какъ отъ чумы.
Везъ сомнѣнія, на мою ненависть повліяло открытіе, сдѣланное мною на другое утро послѣ водворенія кошки въ нашемъ домѣ. У ней, какъ и у Плутона, не хватало одного глаза. Это обстоятельство только усиливало привязанность къ ней моей жены, обладавшей, какъ я уже говорилъ, мягкосердечіемъ, которое когда-то было моей отличительной чертой и источникомъ простыхъ и чистыхъ удовольствій.
Но чѣмъ больше я ненавидѣлъ кошку, тѣмъ сильнѣе она привязывалась ко мнѣ. Она ходила за мною по пятамъ съ непонятнымъ упорствомъ. Стоило мнѣ присѣсть, она уже оказывалась подъ стуломъ или вскакивала ко мнѣ на колѣни и осыпала меня своими ненавистными ласками. Когда я вставалъ, совалась мнѣ подъ ноги, или, уцѣпившись своими длинными и острыми когтями за мой сюртукъ, висѣла у меня на груди. Въ такія минуты мнѣ хотѣлось укокошить ее однимъ ударомъ, однако, я сдерживался, частью потому, что помнилъ о своемъ преступленіи, а главнымъ образомъ — сознаюсь въ этомъ, наконецъ — потому, что я боялся этого животнаго.
Боязнь эта не была опасеніемъ физическаго зла, а между тѣмъ я не знаю, какъ опредѣлить ее иначе. Я почти стыжусь сознаться, — да, даже въ этомъ казематѣ я почти стыжусь сознаться, что мой страхъ и ужасъ былъ вызванъ самымъ вздорнымъ обстоятельствомъ. Жена не разъ обращала мое вниманіе на странную форму упомянутаго выше бѣлаго пятна, единственнаго отличія новой кошки отъ Плутона. Сначала, если припомнитъ читатель, его очертанія были неясны, но мало по малу, почти незамѣтно, такъ что иногда я сомнѣвался, не мерещится-ли мнѣ это — мало по малу оно приняло совершенно опредѣленную форму. Это было изображеніе предмета, одно названіе котораго возбуждаетъ во мнѣ дрожь — изъ-за него-то
