же, очевидно болѣе слабый духомъ, остался въ вѣчномъ рабствѣ. Признаюсь, блѣдное лицо мистриссъ Оклэй съ глазами, полными ужаса, не разъ мнѣ потомъ вспоминалось и мерещилось.
И вдругъ, въ писаніяхъ г-жи Желиховской («Русское Обозрѣніе», декабрь 1891 г., стр. 580—585) я встрѣчаю эту самую «погубленную и спасшуюся бѣгствомъ изъ Адіара въ Европу» мистриссъ Куперъ Оклэй — снова въ средѣ «теософическаго общества». Она помѣстила, уже послѣ смерти Е. П. Блаватской, въ теософическомъ журналѣ «Lucifer» воспоминанія о поѣздкѣ съ «madame» въ Индію и своемъ пребываніи въ Адіарѣ. Изъ этихъ «воспоминаній мистриссъ Оклэй» г-жа Желиховская приводитъ пространныя выдержки. На статьи г-жи Желиховской, какъ уже достаточно доказано, рискованно опираться; но все же трудно предположить, что эти выдержки, поставленныя въ ковычкахъ, не представляютъ болѣе или менѣе вѣрнаго перевода. У меня нѣтъ подъ рукою іюньскаго № «Lucifer» за 1891 годъ; но вѣдь онъ существуетъ, его можно найти и провѣрить.
И такъ, мистриссъ Оклэй является панегиристкой Елены Петровны; она преклоняется передъ ея таинственными познаніями, описываетъ ея торжества во время пути въ Индію, почетъ, ей оказанный. Затѣмъ, говоря о «заговорѣ Куломбовъ» и о разслѣдованіи Годжсона, она признаетъ «madame» совершенно невинной, чистой какъ снѣгъ, оклеветанной, — и пишетъ между прочимъ:
«Никто не бывшій на мѣстѣ съ m-me Блаватской и представить себѣ не можетъ, до чего скандальна была несправедливость къ ней англо-индійскаго общества».
Каково было прочитать это мнѣ, — когда я будто еще вижу передъ собою измученное лицо мистриссъ Оклэй и слышу ея приведенныя мною выше слова: «Конечно, знаю! Ахъ, Боже мой, еслибъ только это»!!..
Далѣе она пишетъ о болѣзни (въ Адіарѣ, въ началѣ 1885 года) Е. П. Блаватской:
«Ужасно тоскливы были дни и въ особенности ночи, которыя мнѣ одной пришлось проводить надъ больной, но таково было
же, очевидно более слабый духом, остался в вечном рабстве. Признаюсь, бледное лицо мистрисс Оклей с глазами, полными ужаса, не раз мне потом вспоминалось и мерещилось.
И вдруг в писаниях г-жи Желиховской («Русское обозрение», декабрь 1891 г., стр. 580—585) я встречаю эту самую «погубленную и спасшуюся бегством из Адиара в Европу» мистрисс Купер-Оклей — снова в среде «теософического общества». Она поместила, уже после смерти Е. П. Блаватской, в теософическом журнале «Lucifer» воспоминания о поездке с «madame» в Индию и своем пребывании в Адиаре. Из этих «воспоминаний мистрисс Оклей» г-жа Желиховская приводит пространные выдержки. На статьи г-жи Желиховской, как уже достаточно доказано, рискованно опираться; но все же трудно предположить, что эти выдержки, поставленные в кавычках, не представляют более или менее верного перевода. У меня нет под рукою июньского номера «Lucifer» за 1891 год; но ведь он существует, его можно найти и проверить.
Итак, мистрисс Оклей является панегиристкой Елены Петровны; она преклоняется перед ее таинственными познаниями, описывает ее торжества во время пути в Индию, почет, ей оказанный. Затем, говоря о «заговоре Куломбов» и о расследовании Годжсона, она признает «madame» совершенно невинной, чистой как снег, оклеветанной, — и пишет между прочим:
«Никто, не бывший на месте с m-me Блаватской, и представить себе не может, до чего скандальна была несправедливость к ней англо-индийского общества».
Каково было прочитать это мне, — когда я будто еще вижу перед собою измученное лицо мистрисс Оклей и слышу ее приведенные мною выше слова: «Конечно, знаю! Ах, боже мой, если б только это»!!.
Далее она пишет о болезни (в Адиаре, в начале 1885 года) Е. П. Блаватской:
«Ужасно тоскливы были дни и в особенности ночи, которые мне одной пришлось проводить над больной, но таково было
