запершись у себя дома, дрожа за себя и за своихъ близкихъ. На другой день, 13-го, столица, повидимому, окончательно отдана во власть черни и разбойникамъ. Шайка басурмановъ вырубаетъ топоромъ ворота Лазаристскаго миссіонернаго дома, разрушаетъ библіотеку, шкафы, картины, окна, физическій кабинетъ, бросается въ погреба, опусташаетъ бочки и напивается до-мертва: сутки спустя тамъ нашли тридцать мертвыхъ тѣлъ, мужчинъ и женщинъ, изъ которыхъ одна была на девятомъ мѣсяцѣ беременности. Улица передъ домомъ[1] загромождена обломками и всякою домашнею утварью разбойники, кто съ кускомъ чего-либо съѣстнаго, кто съ жбаномъ въ рукахъ, „заставляютъ всякаго прохожаго пить, поминутно подливая вина. По скату, вино стекаетъ въ канаву; воздухъ, насыщеный винными парами, ударяетъ въ голову; это какой-то карнавалъ“. Тѣмъ временемъ изъ монастыря выносятъ хлѣбъ въ зернѣ и муку, что по уставу, лазаристы обязаны были всегда имѣть про запасъ въ складѣ; кули отправляются на сорока-двухъ подводахъ на рынокъ.
Другое войско отправляется въ крѣпость освобождать содержавшихся тамъ неоплатныхъ должниковъ; третье пробирается въ арсеналъ грабить оружіе и цѣнные военные доспѣхи. Шайки черни толпятся у дома Брешейля и у Бурбонскаго дворца съ цѣлью опустошить ихъ и тѣмъ наказать ихъ владѣльцевъ. Орда преслѣдуетъ Крона, одного изъ либеральнѣйшихъ и уважаемыхъ парижанъ, по который, къ сожалѣнію, имѣлъ несчастіе служить въ полиціи, ему удается спастись отъ разъяренной толпы, но домъ его разграбленъ до-чиста.—Въ ночь съ 13 на 14 чернь грабитъ булочныя и винные погреба. „Цѣлое полчище оборванцевъ, вооруженныхъ ружьями, вилами и кольями, заставляютъ открывать имъ двери домовъ, давать имъ пить, ѣсть, деньги и оружіе“. До этого времени никто еще никогда не видывалъ на улицахъ такихъ бродягъ, „почти до-гола раздѣтыхъ, „съ ужасными физіономіями, вооруженныхъ какъ дикари“. Многіе изъ нихъ какіе-то чужеземцы, явившіеся невѣдомо откуда[2]. Говорятъ, что такихъ оборванцевъ набралось до 50,000, и они держали въ своихъ рукахъ главные посты.
„Въ теченіе этихъ двухъ сутокъ—говоритъ Байльи,—Парижъ чуть было не весь былъ разграбленъ; онъ спасенъ отъ разбойниковъ только благодаря національной гвардіи“. Среди бѣла-дня на бойкихъ улицахъ „твари выдергивали серьги изъ ушей гражданокъ и снимали съ нихъ башмаки“, тутъ-же нагло потѣ-
- ↑ Монжуа, 3 часть. „Я разговорился съ людьми, охранявшими Тюльерійскій дворецъ; это были не парижане: физіономіи ужасныя, одежда отвратительная“. Хотя Монжуа иногда и грѣшилъ противъ правды, но нѣкоторые факты сообщаемые имъ въ качествѣ очевидца, заслуживаетъ полнаго довѣрія. — Морелле, Мемуары, I. — Дюсо, Дѣло семи дней.—Историческое Обозрѣніе за мартъ 1876. — Допросъ Дено. Его дѣло на день 13 іюля.
- ↑ Матье Дюма. Мемуары I. «Мирные жители спасались бѣгствомъ при видѣ этой дикой орды бродягъ. Всѣ дома были наглухо заколочены… Когда я добрался до своего дома, въ кварталѣ Сенъ-Дени многіе изъ пришлыхъ откуда-то оборванцевъ наводили ужасъ и здѣсь, стрѣляя изъ ружей въ воздухъ“.
запершись у себя дома, дрожа за себя и за своих близких. На другой день, 13-го, столица, по-видимому, окончательно отдана во власть черни и разбойникам. Шайка басурманов вырубает топором ворота Лазаристского миссионерного дома, разрушает библиотеку, шкафы, картины, окна, физический кабинет, бросается в погреба, опустошает бочки и напивается до-мертва: сутки спустя там нашли тридцать мертвых тел, мужчин и женщин, из которых одна была на девятом месяце беременности. Улица перед домом[1] загромождена обломками и всякою домашнею утварью разбойники, кто с куском чего-либо съестного, кто с жбаном в руках, „заставляют всякого прохожего пить, поминутно подливая вина. По скату, вино стекает в канаву; воздух, насыщенный винными парами, ударяет в голову; это какой-то карнавал“. Тем временем из монастыря выносят хлеб в зерне и муку, что по уставу, лазаристы обязаны были всегда иметь про запас в складе; кули отправляются на сорока-двух подводах на рынок.
Другое войско отправляется в крепость освобождать содержавшихся там неоплатных должников; третье пробирается в арсенал грабить оружие и ценные военные доспехи. Шайки черни толпятся у дома Брешейля и у Бурбонского дворца с целью опустошить их и тем наказать их владельцев. Орда преследует Крона, одного из либеральнейших и уважаемых парижан, по который, к сожалению, имел несчастье служить в полиции, ему удается спастись от разъяренной толпы, но дом его разграблен дочиста. — В ночь с 13 на 14 чернь грабит булочные и винные погреба. „Целое полчище оборванцев, вооруженных ружьями, вилами и кольями, заставляют открывать им двери домов, давать им пить, есть, деньги и оружие“. До этого времени никто еще никогда не видывал на улицах таких бродяг, „почти до-гола раздетых, „с ужасными физиономиями, вооруженных как дикари“. Многие из них какие-то чужеземцы, явившиеся неведомо откуда[2]. Говорят, что таких оборванцев набралось до 50,000, и они держали в своих руках главные посты.
„В течение этих двух суток — говорит Байльи, — Париж чуть было не весь был разграблен; он спасен от разбойников только благодаря национальной гвардии“. Среди бела дня на бойких улицах „твари выдергивали серьги из ушей гражданок и снимали с них башмаки“, тут же нагло поте-
- ↑ Монжуа, 3 часть. „Я разговорился с людьми, охранявшими Тюльерийский дворец; это были не парижане: физиономии ужасные, одежда отвратительная“. Хотя Монжуа иногда и грешил против правды, но некоторые факты сообщаемые им в качестве очевидца, заслуживает полного доверия. — Морелле, Мемуары, I. — Дюсо, Дело семи дней. — Историческое Обозрение за март 1876. — Допрос Дено. Его дело на день 13 июля.
- ↑ Матье Дюма. Мемуары I. «Мирные жители спасались бегством при виде этой дикой орды бродяг. Все дома были наглухо заколочены… Когда я добрался до своего дома, в квартале Сен-Дени многие из пришлых откуда-то оборванцев наводили ужас и здесь, стреляя из ружей в воздух“.
