Она такъ и отшатнулась, а онъ усмѣхнулся.
»А не пришли ли глыбовскіе чумаки домой?« проговорилъ онъ, словно не своимъ голосомъ.
Наталя едва на ногахъ устояла; хочетъ проговорить, и не можетъ. Онъ всталъ и вышелъ изъ хаты.
Она так и отшатнулась, а он усмехнулся.
«А не пришли ли глыбовские чумаки домой?» проговорил он, словно не своим голосом.
Наталя едва на ногах устояла; хочет проговорить, и не может. Он встал и вышел из хаты.
А чумаки взаправду вернулись домой; вернулся и Михайло. Только Наталя того не знала и не вѣдала; а какимъ уже образомъ, когда, и отъ кого Данило провѣдалъ, что она съ Михайломъ слюбилась, про то одинъ Господь знаетъ.
Съ той поры онъ еще пуще началъ присматривать за Наталей; на шагъ ея изъ хаты не отпускаетъ. Въ саду ли она работаетъ, на дворѣ ли она хозяйничаетъ да пѣсенку тихонько напѣваетъ, чтобы тоску разогнать,—онъ всюду тутъ какъ тутъ, и блестящихъ глазъ съ нее не сводитъ, такъ что ей и страшно, и тошно становится.
Собрался онъ однажды въ городъ. Наталя провожаетъ его да стоитъ передъ нимъ печальная и блѣдная такая, что онъ
А чумаки взаправду вернулись домой; вернулся и Михайло. Только Наталя того не знала и не ведала; а каким уже образом, когда, и от кого Данило проведал, что она с Михайлом слюбилась, про то один Господь знает.
С той поры он еще пуще начал присматривать за Наталей; на шаг её из хаты не отпускает. В саду ли она работает, на дворе ли она хозяйничает да песенку тихонько напевает, чтобы тоску разогнать, — он всюду тут как тут, и блестящих глаз с нее не сводит, так что ей и страшно, и тошно становится.
Собрался он однажды в город. Наталя провожает его да стоит перед ним печальная и бледная такая, что он
