сутствіи отца и матери мы за обѣденнымъ или чайнымъ столомъ старались сохранять полное равнодушіе. Но стоило одному изъ насъ случайно поднять взоръ, чтобы встрѣтить взглядъ другаго. Невольные маневры эти, вѣроятно, стали кидаться въ глаза посторонними, такъ какъ однажды мать сдѣлала мнѣ наединѣ по этому поводу замѣчаніе.
Бѣднаго Фритче я едва узналъ, дотого болѣзнь его изнурила. Не взирая на самый материнскій уходъ со стороны матери моей, бѣдный нѣмецъ сталъ, что называется, кости да кожа. Не будучи въ состояніи давать брату Васѣ уроковъ, онъ сначала сидѣлъ въ халатѣ въ своей комнатѣ на креслахъ, а затѣмъ пересталъ вставать съ постели, — и въ самомъ скоромъ времени скромный темно-красный гробъ, поставленный на дроги и предшествуемый нашими сельскими отцомъ Яковомъ, не отказавшимся проводить лютеранина до могилы, былъ черезъ рощу повезенъ къ сельскому кладбищу, провожаемый нами и плачущею матерью нашей.
На купленномъ въ Тулѣ ружьѣ мнѣ пришлось испытать справедливость двухъ русскихъ пословицъ: „гдѣ тонко, тамъ и рвется“, и „дешево да гнило, дорого да мило“. Пришлось перемѣнить брандрурку, расплющившуюся послѣ нѣсколькихъ выстрѣловъ; но въ это время на помощь моей бѣдѣ пріѣхалъ бывшій буфетчикъ Павелъ Тимоѳеевичъ, въ настоящее время завѣдывавшій распродажей части дубоваго лѣса, доставшейся по наслѣдству отцу совмѣстно съ двумя меньшими братьями.
— П-п-пожалуйте, баринъ, мнѣ ружье, я все равно завтра ѣду въ Орелъ и въ одинъ день исправлю его у ружейника.
Къ услугамъ Павла была предоставлена въ лѣсу надежная, но слѣпая, бѣлая лошадь и телѣжка. На этой телѣжкѣ Павелъ Тимоѳеевичъ и совершалъ свои служебные переѣзды. Вѣроятно за послѣдніе дни и отецъ нетерпѣливо поджидалъ пріѣзда Павла Тимоѳеевича съ окончательными разсчетами по лѣснымъ книгами и съ причитающимися деньгами. Раза два мы уже слышали восклицаніе отца: — что это Павлушка не ѣдетъ?
Однажды утромъ, когда послѣ чаю отецъ вернулся во флигель, а я послѣдовалъ за нимъ, на порогѣ его кабинета появился Павелъ Тимоѳеевичъ.
