турецкой шали, повелъ меня по всему бельэтажу. Обзоръ начали мы съ запертыхъ на ключъ парадныхъ комнатъ съ малиновой штофной мебелью, предназначенныхъ для гостей. Въ этихъ комнатахъ молодыя кузины принимали знакомыхъ дѣвицъ на экстренномъ чайномъ собраніи (Tee-Geselshaft). Но параллельно съ парадной амфиладой шелъ свѣтлый корридоръ, увѣшанный старинными гравюрами съ изображеніями женщинъ, посаженныхъ среди площади верхомъ на деревяннаго коня, въ наказаніе за излишнюю сварливость. Выборъ этихъ картинъ указывалъ на вкусъ дяди къ подобнымъ курьезамъ. Въ концѣ корридора находился кабинетъ дяди, и тутъ то въ стеклянныхъ витринахъ красовалось цѣлое собраніе болѣе или менѣе смѣшныхъ рѣдкостей. Тамъ же на стѣнѣ висѣло нѣсколько очень хорошихъ ружей. Къ правой сторонѣ корридора примыкали комнаты мальчиковъ, выставлявшихъ по нѣмецкому обычаю съ вечера обувь за дверь, гдѣ приходившій снизу изъ типографіи мальчишка забиралъ ее для чистки и утромъ снова выставлялъ передъ дверьми. Онъ же приходилъ и къ моимъ дверямъ.
Въ концѣ корридора, въ наибольшемъ отдаленіи отъ параднаго входа, домашняя лѣстница сводила черезъ нижній этажъ въ довольно просторный дворъ, противоположная стѣна котораго была занята всякаго рода сараями, начиная съ экипажнаго, хотя дядя не держалъ своихъ лошадей. Посреди двора торчала тонкая жердь, выкрашенная зеленой краской. Когда мы по лѣстницѣ сошли во дворъ со старшимъ сыномъ дяди Эдуардомъ, то я недолго оставался въ невѣдѣніи касательно назначенія зеленаго шеста.
— Это вотъ его забава, сказалъ Эдуардъ, указывая подъ самой крышей на рѣшетчатую дверку надъ амбаромъ, на которой, слегка погромыхивая тонкой стальною цѣпью, раскачивалась весьма почтеннаго росту мартышка. Догадываясьо приближеніи Эдуарда, Жако привѣтливо вытянулъ губы, испуская радостное хрипѣніе. Эдуардъ отвязалъ Жако и, тщательно завязавъ свободный конецъ цѣпи петлею около жерди, даль Жако относительную свободу. При этомъ Эдуардъ предупредилъ меня, что надо особенно ухитриться завязывать узелъ цѣпи, такъ какъ пристально наблюдающій за
