— О... о... о! вдругъ вскрикнулъ Михайло, хватаясь за правый глазъ: — батюшки, смерть моя! окривилъ, разбойникъ! вопилъ онъ, казня кнутовищемъ упавшаго къ нему на колѣни навознаго жука. — Вотъ тебѣ, вотъ тебѣ, анаѳема! восклицалъ Краснобаевъ: что жь тебѣ бѣлый свѣтъ малъ что ли былъ, и только тебѣ и дороги, что прямо мнѣ въ глазъ!
Явно, въ этотъ вечеръ Михайлѣ не везло.
У милѣйшихъ Бржесскихъ я засталъ какого-то весьма приличнаго молодаго человѣка, кажется, кандидата Кіевскаго университета. Хозяйка угостила насъ прекраснымъ ужиномъ, орошеннымъ бутылкой рейнвейна; а въ 11 час. она сказала: „вы, господа, съ дороги, да и сама я устала; а потому позвольте пожелать вамъ покойной ночи. Вамъ, какъ всегда, прибавила она мнѣ, постель приготовлена въ кабинетѣ Алексиса; а васъ, обратилась она къ кандидату, мальчикъ проводить во флигель“.
Но только что кандидатъ исчезъ за дверью, какъ Александра Львовна сказала вполголоса: „я знаю, вамъ нужно перетолковать по душѣ, и я спровадила лишняго гостя; ступайте въ кабинетъ и вамъ сейчасъ подадутъ замороженнаго редерера“.
Вначалѣ августа пришлось и мнѣ съ полкомъ отправляться на тѣсныя квартиры въ Новую Прагу по случаю дивизіоннаго кампамента. Въ отведенной мнѣ горницѣ у простаго хохла было весьма недурно по причинѣ опрятнаго содержанія горницы его расторопною дочерью. При ничтожности моей тогдашней служебной роли, не умѣю ничего сказать объ этомъ времени. Не вступая въ новыя знакомства, я и здѣсь на тѣсныхъ квартирахъ продолжалъ бывать у своихъ же однополчанъ и, между прочимъ, у любезной и домовитой Ол. Ник. Гайли.
— Я нарочно, сказала она мнѣ смѣясь, выслала сюда за двѣ недѣли впередъ до своего пріѣзда кухарку съ коровой; я и не предполагала, что Крюднеръ, собирая вечеромъ офицеровъ на преферансъ и на чай, будетъ ежедневно посылать за сливками къ моей кухаркѣ, которая на вопросъ, слѣдуетъ ли давать сливокъ, услыхала возгласъ Эд. Иван.: „какой вздоръ! разумѣется, давать“; а когда я пріѣхала сюда,
