лась чайная шкатулка, запасные бублики и начиналось чаепитіе.
Я забылъ сказать, что передъ отъѣздомъ подъ предлогомъ перемѣнившихся у меня зубовъ и невозможностью проводить далѣе безсахарнаго житія, намъ разрѣшенъ былъ чай и вообще сладкое.
Но какъ всему бываетъ конецъ, то и наше путешествіе окончилось на постояломъ дворѣ средней Мѣщанской въ Петербургѣ.
Пока отецъ сглаживалъ передъ нами дальнѣйшіе пути жизни, я проводилъ время или въ комнате молодой хозяйской дочери, распѣвавшей надъ шитьемъ: „И колокольчикъ гаргалгая“…, или ловлею голубей на галлереѣ во внутрь двора. Раздобывшись при посредствѣ Аѳанасія конскими волосами, я надѣлалъ изъ нихъ петель и деревянными клепышками набилъ ихъ на деревянную рампу балясника и взятой у Аѳанасія крупы насыпалъ среди петель. Изъ окна я следилъ затѣмъ, какъ голубь, усердно клюющій крупу, коралловой ножкой попадалъ въ петлю и начиналъ биться. Первое время я безразлично ловилъ голубей и связавши имъ крылья, чтобы они не выбили оконъ, пускалъ ихъ въ кухнѣ; затѣмъ непремѣнно пожелалъ имѣть пару бѣлыхъ, а пойманныхъ сизыхъ или глинистыхъ выпускалъ на волю. Такъ вмѣсто одной пары бѣлыхъ я наловилъ ихъ двѣ.
На другой или третій день отецъ повезъ насъ на Милліонную въ домъ министра Новосильцова, гдѣ кромѣ его жены мы были представлены и старухѣ матери съ весьма серьезнымъ лицомъ, украшеннымъ огромною на щекѣ бородавкою. Въ глаза бросалось уваженіе, съ которымъ высокопоставленные гости относились къ этой старухѣ, говорившей всѣмъ генераламъ: „ты батюшка“…
До сей поры я продолжалъ ходить съ отложными воротничками, но однажды отецъ привезъ мнѣ черный шелковый платокъ, подгалстушникъ на щетинѣ и пеструю лѣтнюю шейную косынку.
— Я поѣду къ Ник. Петр, обѣдать, а вы обѣдайте дома, а въ 8 час. вечера ты пріѣзжай туда, и я тебя представлю Жуковскому.
