ливыми, и потому он призывал к мирному соглашению на основе этих статей. Если бы были правы те буржуазно-протестантские историки, которые видят в реформации дело могущественной личности Лютера, то его первоначальное выступление должно было бы дать крестьянской войне совсем другой оборот. Но в действительности оно не оказало никакого влияния, и когда господствующие классы оправились от своей первоначальной паники, а в особенности когда князья выступили со своими войсками, чтобы потопить восстание в крестьянской крови, Лютер совершенно переменил фронт и 6 мая выпустил свое сочинение против грабительствующих и разбойничающих крестьян и в кровожадных выражениях, достойных палача, требовал их избиения. Однако, если он похвалялся, будто вся крестьянская кровь падает на его голову, это было пустое бахвальство: как евангелические, так и католические князья не нуждались ни в каком напоминании, чтобы устроить крестьянам страшную кровавую баню.
В противоположность Лютеру, Мюнцер мужественно шел с восставшими крестьянами. В Тюрингии он был душой крестьянской войны. Его главным штабом был тогдашний имперский город Мюльгаузен. Здесь он устроил своего рода коммунистическую общину, которая, впрочем, просуществовала немногим больше двух месяцев (почти ровно столько же, сколько Парижская Коммуна 1871 года, с 17 марта до 25 мая 1525 года). Когда начали наступать княжеские войска, Мюнцер отправился во Франкенгаузен, где собрались толпы тюрингенских крестьян, и здесь вместе с ними понес страшное поражение. 8.000 плохо вооруженных, недисциплинированных крестьян, у которых почти не было пушек, были разбиты таким же количеством хорошо обученных и вооруженных наемников, располагавших многочисленными орудиями. Мюнцер был взят в плен и после ужасных пыток казнен; утверждение, будто бы он умер раскаявшимся грешником, ни на чем не основано и представляет образец тех клеветнических измышлений, которые наемные писаки господствующих классов обыкновенно направляют против павших народных борцов.