шали службы на славянскомъ именно языкѣ [1]). Не только для цѣлей богослужебныхъ долженъ быть введенъ въ наши школы церковно-славянскій языкъ, — онъ одновременно являлся языкомъ науки, богословія. Такое именно положеніе его обусловливалось исторически сложившимся значеніемъ его у славянскихъ народовъ греческаго православія, аналогичнымъ съ значеніемъ латинскаго языка на западѣ Европы. Въ православной Руси, по словамъ Костомарова, издавна „все, что имѣло въ ней признакъ умственнаго труда и мысли, выражалось не на обычномъ вседневномъ, а на богослужебно-церковномъ языкѣ славянскомъ. Онъ былъ для нея языкомъ учености и умственнаго труда“ [2]).
И однако такому значенію славянскаго языка до конца XVI ст. совсѣмъ не соотвѣтствовала та постановка его въ школахъ, какая дана была ему съ IX в. Славянскій языкъ у насъ изучался, но не научно. Азбука и апостолъ были альфой и омегой славянскаго языка, какъ учебнаго предмета. Неудивительно, что даже полякъ и католикъ Скарга обратилъ вниманіе на это обстоятельство. Онъ еще въ 1577 г. утверждалъ. что нельзя сдѣлаться ученымъ съ однимъ славянскимъ языкомъ, который настолько не разработанъ, что не имѣется будто бы ни правилъ, ни грамматики его, ни словаря; что не было еще никогда и не будетъ академіи или коллегіи, гдѣ философія, богословіе и другія свободныя науки изучались бы не по гречески или не по латыни. Только эти два языка служатъ орудіями науки; ни на какой другой языкъ нельзя перевести съ нихъ научныхъ системъ и сочиненій, такъ какъ, во первыхъ, они не разработаны и, во вторыхъ — не остановились еще въ своемъ развитіи [3]). Едва-ли Петръ Скарга, высказывая эти мысли, имѣлъ въ виду какія-либо другія цѣли, кромѣ восхваленія древнихъ языковъ и латино-польской образованности, которой чуждались православные, тѣмъ не менѣе онъ оказалъ славянскому языку огромную пользу, не только побудивъ западноруссовъ къ изученію его, но и указавъ средства къ научной разработкѣ его — въ составленіи грамматикъ и словарей, въ переводѣ на него руководствъ по богословію, философіи и другимъ наукамъ. Западноруссы, дѣйствительно, обратили вниманіе на замѣчанія Скарги и постарались оградить отъ укоровъ достоинства славянскаго языка. Такъ, Вышенскій въ нападкахъ на него Скарги усмотрѣлъ ни болѣе ни менѣе какъ походъ діавола, который „толикую зависть имаеть на словенскій языкъ, же ледво (едва) живъ отъ гнѣва; радъ бы его до щеты (совершенно) погубити, и всю борбу свою на тое двигнулъ, да его обмерзитъ и въ огиду (отвращеніе) и ненависть приведетъ“, потому что этотъ языкъ „плодоноснѣйшій отъ всѣхъ языковъ и Богу любимійшій: понеже безъ поганскихъ хитростей и руководствъ, се же есть кграматикъ, риторикъ, діалектикъ и прочихъ ихъ коварствъ тщеславныхъ, діавола въмѣстныхъ, простымъ прилѣжнымъ читаніемъ, безъ всякаго ухищренія, къ Богу приводитъ, простоту и смиреніе будуеть (со-
