но только присматривается то къ тому, то къ другому, вытаращивъ глаза, какъ коршунъ (kania). Не нужно насъ побуждать къ изученію греки: стараемся и о ней при латинѣ, такъ что, дастъ Богъ, будетъ Graeca ad Chorum, а łacina ad forum. Не вспоминаемъ о диспутахъ: не много въ Польшѣ грекой надиспутировалъ бы“ [1]). Впослѣдствіи авторъ Лиѳоса, отвѣчая на то мѣсто „Перспективы“, гдѣ Саковичъ предлагалъ, чтобъ русскіе учились въ своихъ школахъ только по гречески, славянски и польски, такъ формулировалъ необходимость для нихъ латинскаго языка. Нельзя безъ него обойтись въ королевствѣ, гдѣ онъ употребляется не только въ церкви, но и въ сношеніяхъ съ королемъ, въ сенатѣ, въ трибуналѣ, въ посольской избѣ, на сеймѣ, сеймикахъ и во всѣхъ политическихъ дѣлахъ; если кто и не хочетъ самъ быть ораторомъ, то нужно, чтобъ могъ хотя понять, что говорятъ другіе. И въ религіозныхъ дѣлахъ, когда тебя спрашиваютъ объ артикулахъ вѣры по латыни или по польски съ примѣсью латинскихъ выраженій, нужно отвѣчать на тѣхъ языкахъ, на какихъ спрашиваютъ, а не по славянски или по гречески. Кромѣ того, на славянскомъ языкѣ мало богословскихъ книгъ и нѣтъ свѣтскихъ (politickich), греческія же можно пріобрѣтать только съ большими трудностями и издержками, тогда какъ латинскія доставать легко. Наконецъ, начавши учиться по латыни, Русь пожелала только выбиться изъ того невѣжества, въ которомъ ее упрекали [2]). Безъ сомнѣнія, всѣ эти соображенія имѣли мѣсто еще въ періодъ возникновенія братскихъ школъ. Не даромъ Василій Загоровскій, этотъ типичнѣйшій представитель русской національности и православія, завѣщалъ дѣтямъ, чтобы они послѣ того, какъ пройдутъ „въ своемъ языку Рускомъ, въ писме светомъ, науку досконалую“, учились у бакаляра латинскому языку [3]). Потому то послѣдній очень скоро занялъ извѣстное положеніе въ программѣ браткихъ училищъ, а въ нѣкоторыхъ сталъ даже на первое мѣсто (въ Вильнѣ, Кіевѣ). И хотя процвѣтанію его препятствовало отсутствіе способныхъ преподавателей, которыхъ братства должны были искать у протестантовъ и приготовлять за границей въ иновѣрныхъ академіяхъ [4]); во всякомъ случаѣ наши полемическія сочиненія того времени свидѣтельствуютъ, что братскимъ воспитанникамъ онъ не былъ чуждъ, что имъ они такъ же свободно пользо-
- ↑ Голубевъ, Ист Кіев. академіи, прилож., 82, 83. Г. Голубевъ полагаетъ, что тотъ Udawca, съ которымъ полемизируетъ авторъ Exegesis’а, есть не кто другой, какъ м. Іосифъ Рутскій. Но г. Голубевъ, доказывая свою мысль, сдѣлалъ двѣ натяжки: понялъ выраженіе Коссова — zasnął — въ смыслѣ умеръ (Udawca на самомъ дѣлѣ только уснулъ, успокоился: Коссовъ вызываетъ его на литературный бой и ждетъ его пробужденія) и — укоротилъ жизнь Рутскаго почти на два года: Рутскій умеръ не «не задолго до изданія Exegesis’а», а спустя около двухъ лѣтъ (текстъ, стр. 230. 231). А затѣмъ, насколько мы знакомы съ тогдашнимъ состояніемъ уніатскихъ училищъ, никакъ не можемъ утверждать, чтобъ авторомъ пасквиля противъ православныхъ школъ былъ уніатъ: ему едва ли Коссовъ сказалъ бы, что онъ имѣетъ латинской науки «nie tylko z gębę, ale у za gębę» (прилож., 83).
- ↑ Арх. Ю-З. Р., I, IX. 375. 376.
- ↑ Арх. Ю-З. Р., I, I. № 16.
- ↑ Exegesis. Голубевъ, Ист. Кіев. акад., прилож., 83.
