менка ощущает прежде всего ее динамичность. Творчество Фламенка волнует своим своеобразным драматизмом. Бунтует и содрогается вся фламенковская природа — его берега Сены, его пригородные парижские пейзажи. Трепещут лиственными массами деревья, судорожно сгибаются их стволы, бурно накатываются волны Сены и вздуваются паруса лодок, а над всем этим тревожно сгущаются на небе грозовые тучи. Звучные, глубокие и блестящие, как эмаль, гаммы синего и зеленого, белого и красного своими контрастами усугубляют картину всей этой „драмы“.Даже самая манера живописи Фламенка, слегка растрепанная, лихорадочная таит в себе что-то очень непосредственное, народно-примитивное, похожее на народный фаянс.
А среди всего этого взвихренного пейзажа художник любит показывать спокойно стоящий, как ни в чем не бывало, или победоносно мчащийся автомобиль — быть может, символ торжествующего над природой механического прогресса (нечто в роде беспощадной „стальной конницы“ Есенина)…
Воспитавшись на Сезанне, Фламенк в то же время знаменует собою отход французской живописи от сезанновской статики и уклон ее — назад? вперед? — к пейзажу романтическому, к временам пейзажистов 30-х годов, которые, также убоявшись тогдашнего „урбанизма“, бежали к природе и изображали ее то с кроткой любовью Коро, то с бурной „динамикой“ Ж. Мишеля и Хюе.
История повторяется. В творчестве Дюфи и особенно Руо мы находим и другие черты романтизма прошлого века. Рауль Дюфи, новая звезда художественного Парижа, необычайно засверкавшая за последние годы, — явление весьма сложное. Превосходный гравер и книжный иллюстратор, орнаменталист и создатель дамских „мод“, декоратор и керамист, он в то же время очень серьезный живописец. Еще сравни-
