стейнленовского таланта была уже не та. Он попал в Париж из Швейцарии через несколько лет после разгрома Коммуны, в период реакции, в пору „малых дел“. Мелкобуржуазная Франция оказалась еще неподготовленной для социального переворота. Революция осталась лишь в виде смутно реющей над пролетариатом „мечты“ — летящей женщины в фригийском колпаке, к которой тщетно простираются руки рабочих (любимый мотив Стейнлена). Пролетариат ушел в свои большие житейские горести, в свои маленькие жизненные радости. И Стейнлен последовал за ним — в самую гущу повседневности. Мы не найдем у Стейнлена мотивов промышленного труда, он изображал не столько труд, сколько быт, и не столько промышленный пролетариат, сколько люмпен-пролетариев, мелкую бедноту; только сейчас ведь Франция становится крупной индустриальной страной.
Но Стейнлен никогда не опускался до обывательщины, до пресного „бытовизма“. В пестром мелькании парижских улиц, в скромном домашнем счастии бедняков Стейнлен следил побеги неиссякающей народной жизнерадостности. В его образах матерей, детей, разносчиц, швей и т. д. сказалась глубочайшая любовь художника к „малым сим“, его бесхитростная любовь к реальности. Ибо Стейнлен — реалист (вот почему его аллегории всегда так беспомощны). А в связи с этим — и весь облик его творчества, темпераментного, но в сущности задушевного и лирического, и самая его манера — импрессионистически-эскизная. Недаром Стейнлен — один из несравненных мастеров литографии, наброска, сочной и трепетно-беглой зарисовки, полной характера и движения. Недаром он один и из первых проводников японского влияния в европейское искусство — броского пятна и синтетической линии.
Творчество бельгийца Франса Мазерееля знаменует собою иную стадию „городского“ мироощущения. Стейнлен любит маленькие улички и народные кварталы Парижа. Мазереель — художник города вообще. Он — дитя современно-
