Поэтъ въ скитаньяхъ долгихъ миновалъ
Аравію и Персію, и земли
Пустыни Карманійской, и мѣста,
Гдѣ Индъ и Оксъ изъ ледяныхъ пещеръ
Возносятъ ввысь воздушныя вершины;
Онъ радостно и бодро шелъ впередъ
И наконецъ въ долинѣ Кашемира
Въ одномъ изъ уголковъ уединенныхъ,
220 Гдѣ, свѣсившись надъ впалою скалой,
Ползучія душистыя растенья,
Сплетясь, образовали колыбель,
У звонкаго ручья, на мягкомъ ложѣ
Онъ членамъ утомленнымъ далъ покой.
И сонъ его видѣнье посѣтило,
Предчувствіе плѣнительныхъ надеждъ,
Его еще ни разу не ласкавшихъ.
Привидѣлась красавица ему,
Покрытая туманнымъ одѣяньемъ.
230 И вотъ она съ нимъ повела бесѣду,
Торжественно и тихо. И, казалось,
Что говорила голосомъ ея
Его душа—въ спокойствіи безмолвномъ
Глубокихъ мыслей; мѣрнымъ ритмомъ словъ
Онъ убаюканъ былъ, онъ слышалъ звуки
Журчанія ручья, роптанья вѣтра,—
И чувства сокровенныя его
Какъ будто бы незримо сочетались
Съ какою-то воздушной свѣтлой тканью,
240 Мѣнявшей каждый мигъ свои цвѣта.
Объ истинѣ она съ нимъ говорила,
О доблести, о знаньи, о мечтахъ
Поэзіи святой, и о свободѣ,
Которая была ему дороже
Всего на свѣтѣ. Вскорѣ духъ ея,
Исполненный торжественности вѣщей,
Огнемъ проникновеннымъ загорѣлся,
И голосомъ рыдающимъ она
Произнесла загадочныя числа,
Поэт в скитаньях долгих миновал
Аравию и Персию, и земли
Пустыни Карманийской, и места,
Где Инд и Окс из ледяных пещер
Возносят ввысь воздушные вершины;
Он радостно и бодро шел вперед
И наконец в долине Кашемира
В одном из уголков уединенных,
220 Где, свесившись над впалою скалой,
Ползучие душистые растенья,
Сплетясь, образовали колыбель,
У звонкого ручья, на мягком ложе
Он членам утомленным дал покой.
И сон его виденье посетило,
Предчувствие пленительных надежд,
Его еще ни разу не ласкавших.
Привиделась красавица ему,
Покрытая туманным одеяньем.
230 И вот она с ним повела беседу,
Торжественно и тихо. И, казалось,
Что говорила голосом её
Его душа — в спокойствии безмолвном
Глубоких мыслей; мерным ритмом слов
Он убаюкан был, он слышал звуки
Журчания ручья, роптанья ветра, —
И чувства сокровенные его
Как будто бы незримо сочетались
С какою-то воздушной светлой тканью,
240 Менявшей каждый миг свои цвета.
Об истине она с ним говорила,
О доблести, о знаньи, о мечтах
Поэзии святой, и о свободе,
Которая была ему дороже
Всего на свете. Вскоре дух её,
Исполненный торжественности ве́щей,
Огнем проникновенным загорелся,
И голосом рыдающим она
Произнесла загадочные числа,
