перед глазами, замечу, что „Ersteres und Letzteres“ (первое — последнее) следует употреблять только тогда, когда, как выше у меня, каждое из этих выражений заменяет собою по нескольку слов, а не одно; в последнем случае лучше повторить слово. Повторение слов вообще постоянно допускается греками, тогда как французы избегают его с особенной щепетильностью. Немцы иногда так запутываются в своем Ersteres — Letzteres, что забываешь, что должно быть назади, и что впереди.
Мы относимся к слово начертанию китайцев с презрением. Но так как задача всякой письменности заключается в возбуждении в уме другого, посредством видимых знаков, известных понятий, то предлагать глазу прежде всего знак только звукового знака понятий и лишь последний делать носителем самого понятия, очевидно, окольный путь, отчего наша азбука является знаками знаков. Спрашивается поэтому: в чем же заключается то преимущество звукового знака перед зрительным, которое заставляет нас пренебрегать прямым путем от глаза к разуму и предпринимать окольный, именно заставлять зрительный знак говорит чужому уму лишь через посредство знака звукового, когда было бы явно проще, подобно китайцам, заставить зрительный знак непосредственно передавать самое понятие, а не изображение звука; тем более, что чувство зрения восприимчиво к более многочисленным и более тонким изменениям, чем чувство слуха, и допускает также сосуществование впечатлений, на что не способна впечатлительность слуха, как существующая исключительно во времени? — В ответ могут быть приведены следующие основания. 1) От природы мы стремимся выражать сначала наши чувства, затем мысли звуками: таким образом мы пользуемся языком для слуха, прежде чем успеем изобрести язык для зрения. Потом для скорости нашли удобнее заменять, где это является необходимым, второй язык первым, вместо того чтобы изобретать для зрения, или, в соответственных случаях, изучать, новый, совсем другого рода язык, особенно когда вскоре было открыто, что все бесчисленное множество слов может быть сведено к очень ограниченному количеству звуков. 2) Зрение, правда, может воспринять более разнообразные изменения, чем ухо: но воспроизводить их для глаза мы поможем непосредственно, без орудий, как это можно сделать для уха. Также мы никогда не будем в состоянии с такой скоростью и в такой быстрой последовательности воспроизводить наглядные знаки, как это допускает подвижность языка; доказательством чему служить язык глухонемых. Это, следовательно, прежде всего делает слух самым естественным внешним чувством для
