может служить лишь плод, а не зародыш. — Однако дурною стороной всех религий остается все-таки то, что они могут быть аллегорическими не заведомо, а лишь скрытым образом, так что учения их должны быть вполне серьезно выдаваемы за истинные sensu proprio, а это, при нелепостях, составляющих их существенное требование, порождает непрерывный обман и есть большое зло. Но что еще хуже, с течением времени обнаруживается, что они не могут быть истинными sensu proprio, и это тогда их губит. С этой точки зрения для них было бы лучше прямо сознаваться в своей аллегоричности. Но как же втолковать народу, что нечто может быть вместе истинным и неистинным? А так как подобный характер в большей либо меньшей мере присущ всем религиям, то мы должны признать, что нелепое до некоторой степени отвечает свойствам человеческого рода, даже служит для него жизненной стихией, и что он неизбежно должен обманываться, — как это подтверждается и другими явлениями.
Примером и доказательством того, что, как упомянуто выше, соединение Ветхого и Нового Завета дает начало абсурдам, служит между прочим христианское, развитое Августином, этим путеводным светилом Лютера, учение о предопределении и благодати, по которому один человек с самого начала наделен перед другим особой милостью, так что последняя превращается в полученную при рождении и в готовом виде принесенную на свет привилегию, притом — по важнейшему из всех вопросов. Но непривлекательный и нелепый вид учение это получает лишь при ветхозаветном предположении, что человек — создание некоей чужой воли, вызванное ею из ничего. Напротив — в связи с тем, что подлинные моральные преимущества действительно врождены — дело принимает уже совсем иной и более разумный смысл, если стать на точку зрения браманской и буддийской гипотезы о метемпсихозе, — именно, что те свойства, которые человек приносит с собою при рождении, т. е. появляясь из какого-то иного мира и из прежней жизни, и в которых заключается его превосходство перед другими людьми, представляют собою не дар чужой милости, а плоды его собственных, в том другом мире совершенных деяний. — Но к этому догмату Августина примыкает, оказывается, еще тот, что из испорченной и потому вечному осуждению подпавшей массы человеческого рода лишь крайне немногие, притом вследствие милостивого выбора и предопределения, оказываются праведными и потому приобретают блаженство, прочих же постигает заслуженная гибель, т. е. вечные мучения ада[1]. — Взятая sensu proprio, догматика становится здесь воз-
- ↑ См. Wiggers, „Augustinismus und Pelagianismus“, стр. 335.
