Но править им должны мы крайне строго,
Чтоб мощь его была всегда в узде;
Заботы с ним для нас уж очень много,
Необходим надзор за ним везде.
Ведь он плетет коварные тенета,
Изменник он, предатель и злодей,
И вся к тому ведет его забота,
Чтобы сгубить спокойствие людей.
Когда на волю вырвется он властно
И сбросит иго тягостных цепей, —
За плен свой мстит сурово он и страстно,
И волю он дает всей ярости своей.
Уж мы тогда рабы, уж он властитель;
Вернуть не мысли прежние права;
Над нами мощь свою проявит мститель,
Бессильны все моленья и слова.
Вчерашний раб восстал в грозе жестокой,
Он сеет смерть разнузданной рукой.
Недолог срок: часы тоски глубокой, —
И гибнет господин и дом родной.
На черном камне золото пытали.
Но желтого следа не увидали.
„Не настоящее оно“ — решили,
К металлам низменным его сложили.
Но камень тот, хотя и цветом черен,
Все ж не был оселок, что́ уж бесспорен.
Да, золото металл ли настоящий.
Проявит только камень надлежащий.
„Несколько дней лишь, немного часов мы живем, расцветаем“ —
Так говорили мне в ярком и пышном уборе цветы, —
„Но не пугает насколько нас близость печального Орка:
Мы пребываем бессменно, и вечно живем мы как ты“.
В одном экземпляре трагедии „Нуманция“ Сервантеса, который я случайно приобрел на аукционе, прежний владелец его записал следующий сонет А. В. Шлегеля. Прочитав названную трагедию, я написал здесь же стансы, которые я назвал „Bruststimme“, как Шлегель свои — „Kopfstimme“.