щая волю сердцевиной мира, по крайней мере, сильно предрасполагает в свою пользу: ибо, прежде чем дойти до этики, она прямым и простым путем обретает и даже имеет уже в руках то, чего другие системы только стараются достигнуть дальними и всегда неверными окольными путями. И поистине, этого результата никогда нельзя получить иначе, кроме как путем убеждения, что та сила, зиждущая и действующая в природе, которая являет нашему интеллекту этот наглядный мир, тождественна с волею в нас самих. Только та метафизика представляет собою действительную и непосредственную опору этики, которая уже сама изначала этична, построена из материала этики — воли; и потому я с несравненно бо́льшим правом, чем Спиноза, мог бы озаглавить свою метафизику «Этикой»: у него это заглавие звучит почти иронией, и можно утверждать, что оно выведено подобно «lucus a non lucendo», так как он только с помощью софизмов мог пристегнуть мораль к такой системе, из которой она логически никогда бы не проистекла; да он, по большей части, прямо и отвергает мораль с возмутительной дерзостью (напр.: «Eth.», IV, prop. 37, Schol. 2). Вообще, я смело могу утверждать, что никогда еще философская система не была в такой мере выкроена из одного куска, безо всяких вставок и заплат, как моя. Она, как я заметил в предисловии к ней, представляет собою развитие единой мысли, чем еще раз подтверждается старинное изречение: ἁπλους ὁ μυϑος της αληϑειας εφυ (просто слово истины). — Кроме того, следует еще принять здесь в соображение, что свободу и ответственность, эти краеугольные камни всякой этики, без предпосылки самочинности («aseitas») воли можно только утверждать на словах, но на в каком случае не мыслить. Кто вздумал бы оспаривать это положение, тот должен предварительно опровергнуть установленную уже схоластиками аксиому: operari sequitur esse, т. е. действие каждого существа вытекает из его свойств, или доказать неправильность выводимого из нее следствия: unde esse, inde operari. Ответственность обусловливается свободою, свобода же — изначальностью. Ибо я хочу сообразно с тем, что я есть; поэтому я должен быть сообразно с тем, что я хочу. Таким образом, самочинная изначальность воли является первым условием серьезной этики, и Спиноза справедливо утверждает (Eth. I, def. 7); «свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию только сама собою». Зависимость по отношению к бытию и сущности, связанная со свободою по отношению к поступкам, это —
