быть свободным, — это легко сказать на словах, но не постигнуть в мыслях. Ибо тот, кто из ничего призвал его к бытию, тем самим создал и непреложно предопределил также его сущность, т. е. все его свойства. Ведь никогда же нельзя творить без того, чтобы не творить нечто, т. е. вполне и во всех своих свойствах точно определенное существо. Но именно из этих, непреложно установленных таким образом свойств необходимо и вытекают затем все проявления и поступки человека, так как они представляют собою именно приведенные в действие свойства, нуждающиеся лишь во внешнем поводе, чтобы выступить наружу. Каков человек есть, так он и должен поступать; следовательно, не отдельным его поступкам, а его существу и бытию вменяется вина или заслуга. Поэтому теизм и нравственная ответственность человека несовместимы друг с другом, ибо ответственность всегда падает на Творца существа и в Нем имеет она центр тяжести. Тщетно пытались перекинуть между этими двумя несоединимыми вещами мост, с помощью понятия нравственной свободы человека: он каждый раз снова обрушивается. Свободное существо должно быть также изначальным. Если наша воля свободна, то она точно также и первосущность, и наоборот. Докантовский догматизм, стремившийся удержать оба эти предикамента раздельными, был вынужден допустить две свободы: именно, свободу первичной мировой причины — для космологии, и свободу человеческой воли — для теологии и морали; сообразно с этом разбираются и у Канта как третья, так и четвертая антиномии свободы.
Напротив, в моей философии открытое признание строгой необходимости поступков согласуется с учением, что начало, проявляющееся и в лишенных познания существах, есть тоже воля. Иначе необходимость, столь очевидная в действии этих существ, ставила бы его в противоречие с волением, — т. е. в том случае, если бы действительно существовала какая-то свобода в отдельных поступках и они не были так же строго подчинены необходимости, как и всякое другое действие, — с другой стороны, как я точно также показал, то же учение об обусловленности волевых актов делает необходимым, чтобы бытие и существо человека сами были делом его свободы, — т. е., его воли, которая поэтому должна обладать самочинностью. При противоположном допущении, как показано, всякая вменяемость отпадает, и как моральный, так и физический мир обращается в простую машину, которую ее изготовитель, находящийся вне ее, пустил в ход, предоставив ее затем самой себе. Таким образом, все истины зависят одна от другой, требуют и дополняют одна другую, — тогда как заблуждение спотыкается на всех выступах.
