лишь единичными вещами, — о чем см. мое главное сочинение, т. II, гл. 38. Она всегда была любимым предметом изучения людей, которые хотели бы что-нибудь узнать; но без той затраты труда, которой требуют настоящие науки, заставляющие работать рассудок. Но более, чем когда-либо, она популярна в наше время, как то доказывают бесчисленные, ежегодно появляющиеся исторические книги. Кто, как я, не может не усматривать во всякой истории одного и того же, подобно тому как в калейдоскопе при каждом обороте видны все те же камушки, только в других конфигурациях, тот не может чувствовать к ней такого горячего интереса, хотя и не будет его осуждать. Смешно и нелепо лишь то, когда из истории хотят сделать часть философии, а то так и самую философию, воображая, что она может последнюю заменить. Иллюстрацией к свойственному широкой публике всех времен пристрастию к истории может служить обыкновенный светский разговор; чаще всего он состоит в том, что один расскажет что-нибудь, другой, за ним — что-либо другое, при каковом условии каждый может рассчитывать на внимание прочих. И здесь, и в истории, интеллект занят частным, как таковым. Как и в науке, он в каждой более благородной беседе поднимается к общему. Это, однако, не лишает истории ее ценности. Человеческая жизнь так коротка и мимолетна и распределена между столь бесчисленными миллионами индивидуумов, которые целыми тьмами попадают в вечно раскрытую пасть вечно сторожащего их чудовища, забвения, что стремление спасти хоть что-нибудь из нее от этого общего мирового крушения — хотя бы память о самом важном и интересном, о главных событиях и главных личностях, — достойно всяческой признательности.
С другой стороны, на историю можно, пожалуй, смотреть и как на продолжение зоологии. В самом деле, тогда как при изучении животных вполне достаточно изучить черты данного животного вида, изучение человека, — ввиду того, что существует еще и индивидуальный человеческий характер, — требует ознакомления и с индивидуумами, а также с индивидуальными событиями, их обусловливающими. Прямой вывод отсюда — необходимая неполнота истории, так как индивидуумы и события бесчисленны и бесконечны, и при изучении их все, что бы мы о них ни узнали, даже не уменьшает сколько-нибудь заметным образом суммы того, что еще остается узнать. Для всех же настоящих наук полнота знания по крайней мере мыслима. — Когда для нас раскроется еще история Китая и Индии, подавляющая громадность материала уже совсем ясно покажет ошибочность этого пути и заставит любознательных понять, что задача не в том, чтобы до бесконечности перечислять факты, а в том, чтобы в одном находить многое, в частном случае — правило, в жизни народов — человечество.
