Страница:Шопенгауэр. Полное собрание сочинений. Т. III (1910).pdf/944

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— 795 —


§ 250.

Так и Гёте был дилетантом в учении о цветах. Об этом я хочу сказать здесь несколько слов

Быть глупым и низким человеком дозволено: ineptire est iuris gentium. Напротив того, говорить о глупости и низости, это — преступление, вовмутительное нарушение добрых нравов и всякого приличия. — Какая мудрая предусмотрительность! Однако на этот раз я должен оставить ее без внимания и поговорить с немцами без обиняков. Именно, я заявляю, что судьба гётевского учения о цветах является вопиющим доказательством или нечестности немецкого ученого мира, или же полного отсутствия у него способности суждения; всего вероятнее, что в этом случае оба эти благородные свойства действовали заодно. Широкая образованная публика стремится к приятной жизни и приятному времяпрепровождению и откладывает поэтому в сторону все, что не роман, комедия или стихотворение. Чтобы в виде исключения прочесть что-нибудь обогащающее ум, она ждет сначала со стороны тех, кому это лучше знать, удостоверения, что из данной книги в самом деле можно чему-нибудь научиться. Людьми же, кому это лучше знать, публика считает специалистов. Она именно смешивает людей, живущих от дела, с людьми, живущими для дела, хотя в действительности это редко бывают одни и те же люди. Еще Дидро в своем „Племяннике Рамо“ сказал, что те, которые учат какой-либо науке, — совсем не те, кто ее понимает и ею серьезно занимается, так как последним не остается времени учить других. Учащие живут только от науки, которая для них „хорошая корова, снабжающая их маслом“. — Если величайший гений нации сделал что-либо главным в своей жизни предметом научного изучения, как Гёте — учение о цветах, и однако результаты его научных трудов не находят признания, то обязанность правительства, оплачивающего академии, поручить им исследовать предмет в особой комиссии, как то делается во Франции по поводам, гораздо менее значительным. К чему иначе и существуют эти академии, столь проникнутые своею важностью, и в которых тем не менее заседает столько надутых глупцов? Сколько-нибудь важные новые истины редко исходят из них; тем более они должны бы, по крайней мере, быть способными делать важнейшему, из того, что пишется, надлежащую оценку, и их даже следовало бы заставлять говорить о таких вещах eх officio. Пока что, пробу академической способности суждения нам дает господин Линк, член берлинской академии, в своих „Пропилеях к естествоведению“ т. I, 1836. A priori убежденный, что университетский коллега Гегель — великий философ, а гётевское учение о цветах — ничтожная пачкотня,