его паспорт. Наиболее обычное его занятие — служить маскою для убожества мысли, связанного с трусостью. Между прочим, немецкое слово Geist („дух“, „ум“), как известно, находится в родстве со словом Gas („газ“), которое, происходя от арабского и из алхимии, обозначает пар или воздух, точно так же как и spiritus, πνευμα, animus, родственоое с ἀνεμων.
Вот как, следовательно, обстоит дело с нашей темой в философских и более широких ученых кругах, — после всего того, что о ней было высказано названными великими умами. Здесь еще раз подтверждается, что не только природа во все времена производила лишь крайне немногих действительных мыслителей, в виде редких исключений, но что и сами эти немногие всегда существовали лишь для очень немногих. Вот почему призраки и заблуждения все время продолжают сохранять свое господство.
При обсуждении морального вопроса имеет вес также и свидетельство великих поэтов. Их суждения не основаны на систематическом исследовании, но их зоркий глаз глубоко проникает в человеческую природу: поэтому в их словах непосредственно выражается сама истина. — У Шекспира, в Мере за меру (Measure for measure, действ. 2, сц. 2), Изабелла просит правителя-регента Анжело помиловать ее брата, приговоренного к смерти:
|
В Двенадцатой ночи (Twelfth night, действ. 1) говорится:
|
Также Вальтер Скотт, этот великий знаток и изобразитель человеческого сердца и его сокровеннейших побуждений, ясно высказал ту же глубокую истину, в своем St. Ronans Well, т. 3, гл. 6. Он представляет здесь смерть кающейся грешницы, которая на смертном одре пытается облегчить свою встревоженную совесть признаниями, и среди этих признаний автор влагает ей в уста такие слова:
Go, and leave me to my fate; I am the most detestable wretch, that ever liv’d — detestable to myself, worst of all; because even in my
