значение. Всякий есть то, что он есть как бы „Божьей милостью“, ure divino, ϑείᾳ μοίρᾳ.
|
„Du bist am Ende — was du bist. |
(„В конце концов ты есть то, что ты есть. Надевай на себя парики с миллионами локонов, ставь свои ноги на аршинные носки: ты все же будешь оставаться тем, что ты есть“).
Но я уже давно слышу голос читателя, задающего вопрос: где же лежит вина и заслуга? — За ответом отсылаю к § 10. Там уже нашло себе место то, что иначе пришлось бы изложить здесь; но этот пункт находится в тесной связи с кантовским учением о совместном существовании свободы и необходимости. Поэтому я еще раз прошу прочесть здесь то, что там сказано. По изложенному там, operari, при появлении мотивов, становится совершенно необходимым: поэтому, свобода, сказывающаяся исключительно в ответственности, может заключаться только в esse. Правда, упреки совести прежде всего и с виду направлены на то, что мы сделали, но собственно и в сущности они касаются того, что такое мы есть: ведь только наши деяния дают на этот счет полноценное свидетельство, относясь к нашему характеру, как симптомы к болезни. В этом esse, стало быть, в том, что такое мы есть, должны заключаться также вина и заслуга. То, что мы или уважаем и любим, или презираем и ненавидим в других, есть не преходящее и изменчивое, а постоянное, раз навсегда существующее: это то — что такое они есть, и если мы когда-нибудь разочаровываемся в них, то мы не говорим, что они изменились, а что мы в них ошиблись. Точно так же предметом нашего довольства и недовольства самим собой бывает то, каковы мы есть, каковы мы непреложно есть и остаемся: это распространяется даже на интеллектуальные, даже на физиогномические свойства. Как же, стало быть, вине и заслуге не лежать в том, что такое мы есть? — Все более близкое знакомство с самим собою, все более пополняющийся протокол деяний есть совесть. Темою совести служат прежде всего наши поступки, притом именно те, в которых голос сострадания, призывавший нас по крайней мере не обижать других или даже оказывать им помощь и поддержку, либо был оставляем нами без внимания, так как нами руководили эгоизм или даже злоба, либо же принимался нами в расчет, с отречением от этих двух последних влияний. Оба случая отмечают величину разницы, какую мы полагаем между нами и другими. На этой разнице в конце концов основаны степени моральности или имморальности, т. е. справедливости и человеколюбия, а также их противоположностей. Постоянно обогащающееся
