Я твердо уверен в том, что я дал первую истинную теорию цветов, — первую известную в истории науки; я знаю также, что теория эта со временем будет общепризнана и будет доступна детям в школе, будет ли честь открытия связана с моим именем или с именем того другого, который или откроет то же самое, или ограбит меня. Но я так же твердо уверен и в том, что никогда не мог бы создать ее без более ранней и более важной заслуги Вашего Превосходительства. Я думаю также, что такое признание ясно выражено в эпиграфе моего сочинения и в общем тоне, почти в каждой строчке: я всегда остаюсь лишь Вашим защитником (поэтому я и надеялся выступить под Вашим знаменем); я даже умышленно подчеркнул незначительные отступления от Вас для того, чтобы меня не заподозрили в слепой приверженности и партийности. Моя теория относится к Вашему сочинению совершенно так же, как плод к дереву. — А то, в чем теория эта может способствовать значению и признанию Вашего учения о цветах, немаловажно. Ваше Превосходительство сами однажды поучали меня, что следует всегда действовать положительно, всегда строить новое и не останавливаться слишком долго на разрушении чужого, — на что я привел слова Вашего любимца Спинозы: est enim verum index sui et falsi: — lux se ipsa et tenebras illustrat. Хотя дидактическая часть Вашего учения о цветах и положительна, излагает факты и их связь, их согласование, — но полемическая, отрицательная также была решительно необходима, ибо для того, чтобы проложить новый путь, надо было раньше всего уничтожить прежние заблуждения. Но все же, теорию Ньютона, разрушенную Вами, Вы не заменили ничем новым. Именно это и было выполнено моей работой; в ней публика получила то, что ей так необходимо и с отсутствием чего она так неохотно мирится, — общие понятия, в которых содержится сущность всякого возможного цветового явления, знание первой причины и внутренней сущности всякого цвета вообще, словом — полную замену ньютоновской теории, при чем моя теория действительно представляет собою то, за что первая себя выдает. Если я сравню Ваше учение о цветах с пирамидой, то моя теория будет ее вершиной, неделимой математической точкой, от которой распространяется все целое великое строение, — настолько существенной точкой, что без нее здание перестает быть пирамидой, в то время как снизу можно его всегда понемногу урезывать и оно от этого не перестает быть пирамидой. Вы не начинали, подобно египтянам, постройки с вершины, а со всей ширины фундамента и возвели все до самой вершины: в этом Вашем здании, согласно проекту, правда, намечена и вполне определена также и вершина; но все же действительно возвести строение до вершины Вы предоставили мне, и только благодаря этому пирамида за-
