если я знаю массу какой-нибудь планеты и расстояние от нее до ее спутника, то я могу безошибочно заключить о времени кругообращения последнего, — по второму закону Кеплера; основывается же этот закон на том, что при данном расстоянии только данная скорость одновременно и приковывает спутника к планете, и удерживает его от падения на нее.
Итак, лишь на подобной геометрической основе, т. е. посредством воззрения a priori, и к тому же еще применяя известный закон природы, можно с помощью умозаключений уйти далеко, — ибо они в этих случаях подобны только мостам от одного наглядного восприятия к другому; но такого успеха нельзя достигнуть с одними лишь чистыми умозаключениями на исключительно-логическом пути.
Источником первых и основных истин астрономии является собственно индукция, т. е. сочетание данного во многих воззрениях в одно правильное, непосредственно-обоснованное суждение; из последнего выводятся затем гипотезы, потверждение которых опытом, как приближающейся к полноте индукцией, служит доказательством упомянутого первого суждения. Например, кажущееся движение планет познано эмпирически: после многих ложных гипотез о пространственной связи этого движения (планетный путь) было, наконец, найдено настоящее движение; затем, открыты законы, которым оно следует (кеплеровы) и в конце концов его причина (всеобщее тяготение); и всем этим гипотезам придало совершенную достоверность эмпирически познанное совпадение с ними и с их выводами всех действительных случаев, — т. е. индукция. Найти гипотезу было делом способности суждения, которая правильно восприняла данный факт и придала ему соответственное выражение; индукция же, т. е. многократное воззрение, подтвердила истинность гипотезы. Но последняя могла бы быть установлена и непосредственно, с помощью единственного эмпирического воззрения, если бы только мы могли свободно обегать мировые пространства и обладали телескопическими глазами. Следовательно, и здесь умозаключения не существенный и единственный источник познания, а только средство на крайний случай.
Наконец, чтобы привести и третий, иного рода пример, заметим еще, что и так называемые метафизические истины, как их изложил Кант в «Метафизических основоначалах естествознания», своею очевидностью обязаны не доказательствам. A priori несомненное мы познаем непосредственно: как форма всякого познания, оно сознается нами с величайшей необходимостью. Например, то, что материя постоянна, т. е. не может ни возникнуть, ни
