хорошо ли — выводит таблицу категорий, как учение о двенадцати чистых понятиях a priori, которые должны быть условием мышления нами тех самых вещей, интуиция коих обусловлена a priori обеими формами чувственности: таким образом, чистой чувственности вот уже симметрично соответствует чистый рассудок. Затем он нападает еще на одно соображение, которое дает ему средство повысить ценность своего замысла: он придумывает схематизм чистых рассудочных понятий, благодаря чему, однако, несознаваемый им самим ход его операций выдает себя самым коварным образом. А именно, стараясь найти для каждой эмпирической функции познавательной способности аналогичную ей априорную функцию, Кант нашел, что между нашей эмпирической интуицией и нашим абстрактным, совершающимся в отвлеченных, не-интуитивных понятиях, мышлением существует, если не всегда, то очень часто, некоторая переходная ступень, — это когда мы время от времени пробуем вернуться от абстрактного мышления к воззрению, — но именно только «пробуем», собственно для того, чтобы убедиться, не ушло ли наше абстрактное мышление слишком далеко от надежной почвы воззрения, не занеслось ли оно чересчур высоко, а то и не превратилось ли в пустое словоизвержение, — словом, это приблизительно то же самое, что мы делаем впотьмах, когда хватаемся время от времени за служащую нам путеводителем стену. Это пробное и мимолетное возвращение к интуиции мы совершаем, вызывая в воображении некоторое, соответствующее занимающему нас понятию воззрение, которое однако никогда не может быть вполне адекватным понятию, а служит только его временным представителем (все необходимое об этом сказано уже мною в трактате о законе достаточного основания, § 28). Кант называет эту мимолетную фантазму — в противоположность цельному образу фантазии — схемой, сравнивает ее с монограммой воображения, и утверждает, что подобно тому как между нашим абстрактным мышлением эмпирически приобретенных понятий и нашим ясным, совершающимся при посредстве чувств, воззрением стоят подобные схемы, точно также между априорной интуицией чистой чувственности и априорным мышлением чистого рассудка находятся априорные схемы чистых понятий рассудка, — каковые схемы, в качестве монограмм чистого воображения a priori, он поштучно описывает и причисляет каждую к соответствующей ей категории в своей удивительной «главе о схематизме чистых понятий рассудка», прославленной своей темнотою, — ибо еще ни один смертный не мог ее уразуметь; эта темнота,
