сомнения и не может быть почерпнуто из опыта. Я вывожу это знание из того, что принцип всякого становления и исчезновения, т. е. сознаваемый нами a priori закон причинности, относится лишь к изменениям, т. е. к преемственным состояниям материи, — следовательно, ограничивается формой, не затрагивая самой материи, которая поэтому является в нашем сознании как не подверженная никакому становлению и исчезновению, т. е. как всегда существовавшая и неизменная основа всех вещей. Более глубокое и почерпаемое из анализа нашей интуиции эмпирического мира обоснование постоянства субстанции дано в I книге, § 4, где показано, что сущность материи состоит в соединении пространства с временем, — а это соединение возможно лишь посредством представления причинности, — следовательно, лишь для рассудка, который есть не что иное, как субъективный коррелят причинности; поэтому и материю можно познавать не иначе, как действующей, т. е. как сплошную причинность; бытие и действие в ней одно и то же, на что указывает самое слово „действительность“. Итак, внутреннее соединение пространства с временем, причинность, материя, действительность — все это одно и то же, а субъективный коррелят этого одного и того же есть рассудок. Материя должна носить в себе взаимно-противоречащие свойства обоих факторов, из которых она слагается; представление же причинности устраняет их противоречивость и делает их совместность постижимой для рассудка, через который и для которого материя только и существует и которого вся функция сводится к познанию причин и действий; для него, следовательно, в материи соединяется непрестанный поток времени (выступающий как смена акциденций) с косной неподвижностью пространства (являющейся как постоянство субстанции). Ибо если бы исчезли акциденции, равно как и субстанция, то явление оказалось бы совершенно оторванным от пространства и принадлежало бы лишь времени, — мир опыта был бы упразднен, сведен к нулю уничтожением материи. Итак, из участия, какое имеет в материи, т. е. во всех явлениях действительности, пространство — поскольку оно есть контраст и дополнение времени и поэтому, само по себе и вне соединения с ним, не знает никакого изменения — из участия, говорю я, пространства надо выводить и объяснять принцип постоянства субстанции, который всякий признает a priori достоверным, — а не из времени, как у Канта, сочинившего для этой цели совершенно бессмысленное понятие пребывания времени.
Неправильность следующего затем доказательства априорности и необходимости причинного закона, доказательства из одного вре-
