мы хотим объяснить какое-нибудь явление, данное в его действиях, то для того чтобы основательно определить характер его причины, надо сперва точно изучить это самое действие. Однако далее указания правильного пути и примера того, как приблизительно надо идти по нему, заслуга Канта здесь не простирается. Ибо на данное им нельзя смотреть как на объективную истину и реальное приобретение. Он дал метод исследования, проложил путь, но в остальном не пришел к надлежащей дели.
При критике эстетической способности суждения прежде всего напрашивается то замечание, что он удержал и здесь метод, свойственный всей его философии и подробно рассмотренный мною выше: я разумею то, что он исходит из абстрактного познания для объяснения наглядного, так что первое служить ему какой-то камерой-обскурой для улавливания и обозрения второго. Как в Критике чистого разума формы суждения должны были объяснять познание всего нашего наглядного мира, так и в этой критике эстетической способности суждения Кант исходит не из самого прекрасного, не из наглядного, непосредственного прекрасного, а из суждения о прекрасном, столь скверно называемого „суждением вкуса“. Оно-то и является его проблемой. В особенности возбуждает его внимание то обстоятельство, что такое суждение очевидно служит выражением некоторого процесса в субъекте, но при этом имеет настолько всеобщее значение, как если бы касалось известных свойств объекта. Вот что его поражает, а не само прекрасное. Он постоянно исходит только из высказываний других, из суждений о прекрасном, а не из самого прекрасного. Выходит так, как будто он знает о нем только понаслышке, а не непосредственно. Приблизительно так же мог бы скомбинировать теорию цветов наделенный острым разумом слепой, на основании точных показаний о них, которые он слышит. И действительно, нам приходится брать философемы Канта о прекрасном приблизительно лишь в такой мере. Мы найдем тогда, что его теория весьма остроумна, что там и здесь разбросаны меткие и верные замечания: но самое решение проблемы у него настолько несостоятельно, настолько ниже важности предмета, что мы никак не можем считать его за объективную истину; поэтому я избавляю себя даже от опровержения его и ссылаюсь и здесь на положительную часть моего труда.
Относительно формы всей его книги следует заметить, что она проистекла из причуды найти ключ к проблеме прекрасного в понятии целесообразности. Эта причуда и оправдывается дедукцией,
