Около этого времени, старая графиня Кельмаркъ, отказавшись отъ роскошнаго образа жизни съ множествомъ слугъ и желая поселиться въ кокетливомъ домикѣ аристократическаго городского квартала, нуждалась въ какомъ-нибудь довѣренномъ лицѣ, въ какой-нибудь компаньонкѣ и камеристкѣ. Одна изъ ея старыхъ пріятельницъ, проводившая лѣто въ деревнѣ Бландины, расхвалила ей даже по просьбѣ священника, эту храбрую дѣвушку, не скрывая отъ нея случая, жертвой котораго она была когда-то. Оказалось, что это даже способствовало тому, что-бы получить симпатію бабушки Анри, которая ее сейчасъ же и наняла.
Но какой милой и сговорчивой была эта крестьянка! Она дышала здоровьемъ и прямотой. Точно это была греческая модернизованная статуя, оживленная розовыми щеками; блестящіе и довѣрчивые глаза отличались очень свѣтлымъ сапфиромъ, ротъ имѣлъ красивую и меланхолическую складку; пепельные волосы, немного волнистые, раздѣля-
Около этого времени старая графиня Кельмарк, отказавшись от роскошного образа жизни с множеством слуг и желая поселиться в кокетливом домике аристократического городского квартала, нуждалась в каком-нибудь доверенном лице, в какой-нибудь компаньонке и камеристке. Одна из её старых приятельниц, проводившая лето в деревне Бландины, расхвалила ей даже по просьбе священника эту храбрую девушку, не скрывая от неё случая, жертвой которого она была когда-то. Оказалось, что это даже способствовало тому, чтобы получить симпатию бабушки Анри, которая ее сейчас же и наняла.
Но какой милой и сговорчивой была эта крестьянка! Она дышала здоровьем и прямотой. Точно это была греческая модернизованная статуя, оживленная розовыми щеками; блестящие и доверчивые глаза отличались очень светлым сапфиром, рот имел красивую и меланхолическую складку; пепельные волосы, немного волнистые, разделя-
