его обвиненія, а въ свою очередь повторялъ только, что я остаюсь при первомъ своемъ показаніи.
Несмотря на всѣ непріятныя хлопоты по бракоразводному дѣлу, я въ концѣ лѣта снова принялся за работу. Яковъ Михайловичъ съ сыномъ и сестрою, Елизаветою Ивановною, въ началѣ осени возвратились изъ Парижа. Всѣ опыты надъ полуглухонѣмымъ племянникомъ оказались безуспѣшными. Зять оставался не долго въ Петербургѣ и уѣхалъ въ деревню. Я съ сестрою и племяникомъ переѣхалъ въ домъ Шуппе (бывшій Варварина) противу Опекунскаго Совѣта, въ Мѣщанской улицѣ. Сестра съ племянникомъ взяла удобную для помѣщенія квартиру; у нея же готовили для насъ всѣхъ кушанье. Я помѣстился особо, въ томъ же этажѣ, въ двухъ маленькихъ, но очень свѣтлыхъ комнатахъ. Еще въ концѣ лѣта я почувствовалъ необыкновенное расположеніе къ сочиненію музыки и это расположеніе не измѣнилось. Сверхъ того, я началъ учиться рисованію, а именно пейзажей, у ученика академіи Солнцева и началъ рисовать порядочно, такъ что скопировалъ нѣсколько ландшафтовъ карандашомъ для моихъ знакомыхъ; а на одномъ изъ моихъ рисунковъ карандашомъ К. Брюловъ подписалъ: скопировано очень не дурно.
Обѣдалъ у сестры, а иногда оставался съ нею послѣ обѣда; она тогда прилежно занималась игрою на фортепьяно и я акомпанировал ей на скрипкѣ, между прочимъ сонату Бетховена F-dur. У нея жила въ услуженіи дѣвушка (крепостная), которая училась шить платья у модистки, и матушка назначала ее въ горничныя младшей сестрѣ моей Ольгѣ. Ей было 18 лѣтъ, она была очень стройная и довольно миловидная дѣвушка. Она одѣвалась хотя очень просто, но опрятно и мило, и не рѣдко потѣшала меня презабавными, неожиданными выходками, такъ напр.; оперу мою «Руслан и Людмила» она называла своею. Яковъ Ульяновъ также, говоря о «Жизни за Царя» выражался обыкновенно: наша опера. Однимъ словомъ, по всей справедливости ее назвать можно было гризеткой. Въ короткое время я къ ней очень привыкъ:
Привычка въ чувство обратилась,
А чувство въ счастье многихъ дней.
Дѣйствительно, я ей обязанъ многими и многими пріятными
