— 186 — ^
философіею, которая, какъ драгоценный брильянта, бле-ститъ наружу изъ краснвыхъ коробочекъ, завѣщанныхъ намъ древностью. Брумъ не говоритъ яснымъ, грамматически правильнымъ и при этомъ отчасти этикетнымъ язы-комъ Цицерона; точно также его рѣчи не похожи по формѣ на рѣчи Демосѳена, хотя имѣютъ почти такую же окраску; но у него нѣтъ недостатка ни въ строго-логическихъ выво-дахъ римскаго оратора, ни въ страшныхъ гнѣвныхъ выра-женіяхъ грека. Къ этому присоединяется еще то обстоятельство, что никто не умѣетъ лучше Брума пользоваться въ своихъ парламентскихъ рѣчаіъ современными научными свѣдѣніями, такъ что эти рѣчи, даже независимо своихъ политическихъ тенденцій и политическая значенія, достойны удивленія уже какъ просто лекціи по философіи, литературѣ и искусству.
«Совершенно невозможно, однако, анализировать характеръ этого человѣка въ то время, какъ онъ говорятъ. Когда онъ, какъ уже сказано выше, построить зданіе своей рѣчи на .хорошей философской почвѣ и на днѣ разума; когда, еще разъ вернувшись, къ этой работѣ. онъ смѣряетъ все отвѣсомъ и аршиномъ, чтобы убѣдиться, что все въ порядкѣ, и точно щупаетъ зданіе исполинской рукою, чтобы удостовѣриться, что оно не шатается; когда онъ свяжетъ мысли всѣхъ слушателей доводами такими же сильными, какъ канаты, порвать которые никто не въ состояніи,— тогда онъ энергически прыгаетъ на свое зданіе, вся его фигура и звукъ голоса вырастаютъ, онъ вызываетъ страсти изъ ихъ сокровеннѣйпіихъ уголковъ, онъ нокоряетъ и по-трясаетъ разинувшихъ ротъ парламентскихъ членовъ и всю залу парламента. Тотъ голосъ, который былъ сначала такъ тихъ и безпритязателенъ, теперь доходитъ на оглушительный шумъ и безконечныя волны моря; та фигура, которая, повидимому, падала подъ своей собственной тяжестью, теперь кажется надѣленною стальными нервами и мѣдными мышцами, точно она также безсмертна и непреходяща, какъ истины, только-что высказанный ею; то лицо, которое сначала было холодно и блѣдно, какъ камень, теперь полно одушевленія и блеска, какъ будто внутренній духъ этого человѣка еще могущественнѣе произнесенныхъ имъ словъ: и изъ тѣхъ глазъ, которые сперва смотрѣли на насъ своиші синими и спокойными зрачками такъ смиренно, какъ будто умоляли о снисхожденіи и ирощеніи, теперь сверкаетъ
метеорный огонь зажигающій во всѣхъ сердцахъ благоговѣй-