сапогами. Можетъ-быть, промѣнъ былъ дѣйствительно невыгоденъ для его сына, но легко понять всю неловкость и даже незаконность моего вмѣшательства въ подобное дѣло. Не стану приводить всѣхъ моихъ доводовъ и всѣхъ „явите Божескую милость“ пропѣтыхъ на всѣ возможные солодково-сиротливые тоны. Кончилось тѣмъ, что я вынужденъ былъ выручать эти сапоги, какъ Жаръ-Птицу.
Филиппъ дѣйствительно смирный и добродушный, хотя и не отличный работникъ. Время подходило подъ исходъ перваго срочнаго найма. Является черная свитка, подвязанная краснымъ кушакомъ, отецъ Филиппа, Семенъ Скочкинъ.
— Что тебѣ надо?
— Къ вашей милости.
— Что же?
— Да вотъ, батюшка, парнишка срокъ доживаетъ, такъ я того......
— Что?
— Такъ какъ мы худа не дѣлали, жили по честности, какъ долгъ велитъ...
— Я Филиппомъ доволенъ. Да къ чему ты все это говоришь? Если бъ онъ что сдѣлалъ, я бы жаловался.
— Какъ же, батюшка! Кто себѣ худо сготовитъ, тотъ долженъ за то и въ отвѣтѣ быть. А мы кажется вашей милости, какъ отцу родному старались, и худа никакого не сдѣлали.
— Ну да говори, въ чемъ дѣло? Мнѣ некогда.
— А вотъ прошу у вашей милости отпустить парнишку-то. Теперь мясоѣдъ, такъ я ему невѣсту обыскалъ. Какъ мы вашей милости честно отслужили, такъ можетъ и на будущій годъ Богъ приведетъ.
— Очень радъ. Но вѣдь Филиппъ еще не зажилъ забранныхъ за этотъ годъ денегъ?
— То-то я у вашей милости хотѣлъ деньжонокъ попросить. Вѣдь надо парнишка-то женить.
Не буду въ подробности разказывать дальнѣйшаго хода этого дѣла. Кончилось, разумѣется, тѣмъ, что онъ деньги взялъ, а сына не женилъ, хотя я и распорядился такъ чтобы деньги мои не пропали добродѣтельнымъ образомъ. Эта тема развивается почти безъ варіацій каждый годъ, мѣсяца за два до отживы Филиппа. Кромѣ томительной жалости, она замѣчательна, какъ обращикъ извѣстнаго крестьянскаго крас-
