всѣхъ сторонъ ихъ тѣснили каменныя стѣны и давила зловѣще ожидающая чего-то страшнаго тишина.
— Ну? — сказалъ рыжій. — Не самому-же мнѣ идти за дровами. Яковлевъ, ступай…
Яковлевъ молча сунулъ ружье Семену и не торопясь пошелъ. Маловъ взглянулъ вслѣдъ ему, погладилъ стволъ ружья лѣвой рукой, потомъ поправилъ фуражку и сказалъ:
— Одинъ онъ не снесетъ всего, сколько я наломалъ… конечно!
И тоже шагнулъ прочь отъ костра, держа ружье на плечѣ. Но сейчасъ-же обернулся и радостно объявилъ:
— Я тамъ цѣлую лавочку расковырялъ, ей Богу!
У костра остались двѣ свинцовыя фигуры и слѣдили, какъ уголья одѣвались сѣрымъ пепломъ. Въ тишинѣ дрожалъ тонкій голосъ Малова. Семенъ погладилъ рукавомъ шинели стволъ ружья, тихонько кашлянулъ и спросилъ:
— Михаилъ Евсѣичъ! Видитъ все это Богъ?
Рыжій солдатъ долго шевелилъ усами, прежде чѣмъ глухо и увѣренно отвѣтилъ:
— Богъ — долженъ все видѣть… такая есть Его обязанность…
всех сторон их теснили каменные стены и давила зловеще ожидающая чего-то страшного тишина.
— Ну? — сказал рыжий. — Не самому же мне идти за дровами. Яковлев, ступай…
Яковлев молча сунул ружьё Семену и не торопясь пошел. Малов взглянул вслед ему, погладил ствол ружья левой рукой, потом поправил фуражку и сказал:
— Один он не снесёт всего, сколько я наломал… конечно!
И тоже шагнул прочь от костра, держа ружьё на плече. Но сейчас же обернулся и радостно объявил:
— Я там целую лавочку расковырял, ей-богу!
У костра остались две свинцовые фигуры и следили, как уголья одевались серым пеплом. В тишине дрожал тонкий голос Малова. Семён погладил рукавом шинели ствол ружья, тихонько кашлянул и спросил:
— Михаил Евсеич! Видит всё это бог?
Рыжий солдат долго шевелил усами, прежде чем глухо и уверенно ответил:
— Бог — должен всё видеть… такая есть его обязанность…
