Страница:Sovremennik 1836 01.pdf/153

149

О Рифмѣ.

пути нововведеній обронило много Русскаго, въ томъ числѣ и вѣрную Русскую оцѣнку рифмы. Она изъ Польши вкралась въ Москву. Кантeмиръ, родомъ не Русскій, привилъ ее нашей поэзіи. Ломоносовъ, этотъ Петръ нашей словесности, совершилъ исполинскій подвигъ установленіемъ истинной версификаціи намѣсто ложной. Могъ ли онъ совершить болѣе при обстоятельствахъ, въ какихъ находился? Марбургъ и тогдашняя Нѣмецкая литература не могли навести его на то, что онъ всего скорѣе могъ бы узнать отъ Русскаго простолюдина; а въ послѣдствіи Петербургъ, Академія и самый духъ времени въ Россіи, устремленный на Европу и неблагопріятно для народности — все это держало Ломоносова вдали отъ народной поэзіи. Онъ у насъ нашелъ только женскую рифму, сочеталъ ее съ мужескою, допустилъ также скользящую (дактилическую), имъ называемую тригласную, и сію послѣднюю потому, что она существуетъ въ Итальянскихъ стихахъ. До какой степени онъ долженствовалъ быть чуждымъ нашей народности, ежели при этомъ случаѣ не вспомнилъ, что дактилическое окончаніе есть самое Русское! Разсуждая о томъ, какимъ образомъ Овидій писалъ стихи на туземномъ языкѣ въ Томахъ — если дѣйствительно писалъ, какъ утверждалъ знаменитый изгнанникъ въ одной элегіи изъ Понта — Ломоносовъ составилъ два гекзаметра и два пентаметра, это — кажется — единственные его стихи безъ рифмы. Сумароковъ, Державинъ еtс.: утвердили ея владычество. Но изрѣдка появлялись и бѣлые стихи и даже нѣкоторые древніе размѣры.