Чебаковъ. Они сёстры, у нихъ поровну капиталъ отъ отца. Братья оттого не отдаютъ ихъ замужъ, что денегъ жаль.
Бальзаминовъ. Ну, такъ я сейчасъ-съ, только сертукъ надену-съ (уходитъ).
Чебаковъ (одинъ). Экой дурачина! Вотъ олухъ-то! Воображаетъ, что въ него влюбятся. А впрочемъ, если смотрѣть на жизнь съ философской точки зрѣнія, такъ и такіе люди полезны. Кого нынче заставишь башмачникомъ одѣться! А эта штука мнѣ можетъ стоить полтораста тысячъ. Изъ-за этого куша я здѣсь другой годъ живу, нарочно по близости квартиру нанялъ. Только, чортъ ихъ возьми, живутъ очень крѣпко! Не то что видеться, а и письмо-то передать большихъ трудовъ и издержекъ стоитъ. Если мнѣ этотъ дуракъ поможетъ её увезти, — я его, голубчика, въ поминанье запишу.
Чебаковъ. Послушайте, вы настоящій сапожникъ.
Бальзаминовъ. Башмачникъ-съ.
Чебаковъ. Только послушайте, ну, какъ ваше начальство узнаетъ, что вы башмачнымъ мастерствомъ занимаетесь?
Бальзаминовъ. Да, нехорошо-съ, да и отъ товарищей тоже-съ…
Чебаковъ. Нѣтъ, я шучу. Помилуйте, кто же это узнаетъ! Послушайте, я вамъ даже завидую. Вы будете разговаривать съ любимой женщиной, а я долженъ страдать въ одиночествѣ.
Бальзаминовъ. Да-съ. А ужь какъ я радъ-съ, я хоть плясать-съ готовъ-съ.
Чебаковъ. Именно на вашемъ мѣстѣ плясать надобно. Послушайте, Бальзаминовъ, а ну какъ васъ тамъ высѣкутъ?
Бальзаминовъ. Что же это, Лукьянъ Лукьянычъ! Я не пойду-съ! Какъ же вы сами посылаете, а потомъ говорите, что высѣкутъ? Начто же это похоже-съ!
