плясыванья, пѣсенъ — даетъ ему дѣвушку и такъ далѣе, пока всѣхъ не переженитъ. Потомъ каждая пара танцуетъ, причемъ мужчина бросаетъ свою дѣвушку и прячется отъ нея, а та его отыскиваетъ. Такъ поступаетъ каждая пара. Все это производится игриво, нѣкоторые выказываютъ ловкость, пѣсни гармоничны и не лишены поэтическаго настроенія.
Еще интереснѣе Мяцелица. Въ ней много рѣзвости, кутерьмы, потому что множество паръ танцуютъ въ одно время, а между тѣмъ граціозность и стройность нисколько не нарушаются. Сущность пляски заключается въ слѣдующемъ: собираются въ пары, берутъ въ руки махрачки, т. е. полотенца или пояса, и становятся въ рядъ. Раздаются музыка и напѣвъ, и въ одно мгновеніе поднимается точная мятелица. Всѣ пары бросаются вдругъ: первая, проскочивъ подъ полотенцемъ, пропускаетъ вторую пару, бросается подъ полотенце третьей, пропускаетъ четвертую и т. д. Все это дѣлается съ необыкновенною быстротою, въ совершенномъ порядкѣ и всѣми нарами одновременно. Приводимъ пѣсню, которую поютъ при этомъ, вполнѣ соотвѣтствующую этой бѣшеной пляскѣ:
Курыць, вѣиць мяцелица,
Чаму старый няженицца.
— Якъ же яму женициея?
Усѣ будутъ дзивицися,
Ухъ, ухъ, уха-ху!
Янки голова у снягу.
— А якъ гэта да-й ня снѣгъ,
Тогда будзѣць людзямъ смѣхъ!
Ухъ, ухъ, уха-ху!
Гэтажъ я быу на таку,
— А якъ гэта дай-ня пылъ,
То атъ дзѣуки будзиць тылъ.
Oxъ, охъ, аха-хо!
Гэтажъ на мнѣ малако.
— А якъ яго не сатремъ,
Каго у танецъ павядзіомъ?
Охъ, охъ, аха-ха!
Гэтажъ на мнѣ да-й мука.
— А якъ яна ня сляциць,
Кто на стараго да-й поглядзиць?
Курыць, вѣиць, закурылась,
Моя дзѣука разазлилась.
— А якъ же ей не разозлицца
Кали старый да яе масцицца?
А хоць старый, непаганый,
Ящо дужый и румяный.
— А што кому до таго?
Може я пойду за няго!
Курыць, вѣиць мяцелица,
Пеунѣ старый оженицца.
— А што кому до таго?
Може я люблю яго!
Народный бытъ, особенности общественнаго быта, съ измѣнившимся гражданскимъ положеніемъ, съ улучшеніемъ экономическаго состоянія, весьма естественно подверглись тоже кореннымъ измѣненіямъ и, конечно, во многомъ къ лучшему. Можетъ быть, для этнографа многое уже потеряно изъ прежняго, но въ культурномъ отношеніи многое улучшается и приспособляетъ лучшую будущность. Изменяются одежда, образъ жизни, ѣда и многое другое; но двадцать лѣтъ со времени уничтоженія крѣпостнаго права не могли измѣнить характера народа, его суевѣрія, предразсудковъ, вѣры во все сверхъ-естественное, пылкаго воображенія и поэтическаго настроенія, которое такъ явственно въ народныхъ пѣсняхъ, пословицахъ, поговоркахъ. Волколаки, оборотни, вѣдьмы, лѣшіе и теперь имѣютъ свои права гражданства въ Бѣлоруссіи.
Бѣлорусскія деревни состоятъ изъ 10 до 50, рѣдко до 70 дворовъ. Большихъ селъ, какъ въ Великороссіи, почти не существуетъ. Крестьянскія избы принимаютъ лучшій видъ; заводятся трубы, вмѣсто прежнихъ курныхъ хатъ, но еще далеко не вездѣ. Есть деревни и односелки среди дремучихъ лѣсовъ, но берегу Днѣпра и другихъ рѣкъ. Бѣлоруссъ любитъ суровую жизнь, жизнь полудикую, какъ природа, его окружающая. Есть деревни, въ коихъ вовсе нѣтъ нахатной земли, одни огороды. Жители ихъ исключительно заняты заготовленіемъ лѣсныхъ матеріаловъ, постройкою барокъ и байдаковъ. Днѣпръ — ихъ кормилецъ! И они любятъ свою рѣку. Эти жители во многомъ отличаются отъ другихъ. Многіе считаются бывалыми, ибо ходятъ съ судами внизъ по Днѣпру, приносятъ съ собою новыя привычки и обычаи.
Физіологическія черты Бѣлорусскаго племени во всѣхъ трехъ губерніяхъ почти одинаковы. Исключеніемъ служитъ только Пинское полѣсье, о которомъ мы поговоримъ въ отдѣльной
