ПРОГУЛКА ПО МОСКВЕ
Вы хотите, чтоб я сообщил вам известия о современном состоянии Москвы. Задача трудная, особенно мне, человеку неученому, не литератору. Где отвечать мне требованиям ваших критиков с их строгой логикой и грамматикой! — К тому же я ленив: терпеть не могу справляться, а больше всего переправлять, конец переставлять в начало, начало в середину. Что написал, то написал — мой обычай. Вот если с ним вы пустите меня в ваш монастырь, так пожалуй.
И с чего же, думаете вы, я начну? С нынешней моей прогулки, припоминая кстати и прежние.
Барские, старинные барские дома в Москве переводятся, и много-много по одному, по два, стоит их теперь сиротами на больших улицах. — Для меня старика это даже поразительно. Что за перемена в гражданском обществе совершается пред моими глазами тихо, неприметно? Перечту вам, говоря по варварски, факты: дом Апраксина на Знаменке, где бывало так шумно, весело, роскошно: это уже Александринский Сиротский Институт, который приобрел и соседние дома. Дом Нарышкина, на валу, достался Удельной Конторе и Училищу. В доме Ермоловой Гимназия. Другой дом Ермоловой, на Пречистенке, занят пожарным депо. Дом Пашкова, на Никитской, соединен с Университетом. Земледельческая Школа купила какой-то большой дом на валу за Смоленским Рынком, Дом князя Голицына, в Басманной, так называемый несгораемый, принадлежит Сиротскому Преображенскому Училищу. Там же дом графа Пушкина куплен под гимназию, а великолепный Куракинский дом достался Межевому Училищу. Лефортовские дворцы и дома, увеличенные и распространенные, приобретены Кадетскими Корпусами, и Ремесленным Училищем. В доме князя Щербатова, на Покровке, Богадельня Человеколюбивого Общества. В доме Дурасовых, на Чистых Прудах, Комиссия для строений, в доме князя Гагарина, на Петровском Бульваре, Екатерининская Больница. В доме, бывшем князя Урусова, Училище профессора Павлова. В доме Полтарацких, у Калужских Ворот, Градская Больница. В доме князя Щербатова, в каретном Ряду, помещен военно-рабочий Батальон. Дом графа Остермана покупается, кажется, духовным училищем. Английский клуб завладел надолго домом графа Разумовского, на Тверской. Дом графа Толстого, на Дмитровке, достался Театральной Школе. На даче графа Закревского Школа Садоводства. Дом Демидова, на Гороховом Поле, есть уже Дом Трудолюбия. Дом графа Разумовского также находится в ведомстве Воспитательного Дома. — Другие достались от имен знаменитых людям среднего состояния; на прим. огромный дом Демидова в Басманной, князя Долгорукого на Никитской, князя Безбородко за Яузой, Демидова на Тверской, Собакина на Покровке; дома князя Трубецкого на Покровке, Высоцкого и Нарышкина в Басманной, князя Прозоровского на Тверской — ожидают себе покупателей. Некоторые заняты по найму; на прим. в доме графа Салтыкова, на Дмитровке, пансион г. Кистера. В доме графа Воронцова, на Никитской, пансион г-жи Данкварт. Дом Кологривовых, на бульваре, занят обер-полицеймейстером. Дом графа Маркова, на Никитской, Коммерческим судом, графа Шереметева, на Воздвиженке — Адрес-Конторой. Иные стоят опустелые; на прим. несколько огромных домов на Разгуляе, дом Всеволожского, князя Долгорукого, на Пречистенке, Бекетова на Тверской, Пашкова на Знаменке, Юшкова на Мясницкой, Глебовой на Дмитровке.
Вот какое же заключение вывести из всех этих фактов? Хозяева всех этих домов или оставили Москву, или обедняли, или вымерли, или наконец поняли, что для одного семейства, как бы оно велико ни было, Куракинский дом в Старой Басманной, или Голицынской в Новой, слишком велик, то есть неудобен. Дома эти достались обществу, и где обитала праздность, там теперь поселился труд. — Перемена утешительная!
Число домов дворянских и купеческих средней величины размножается, и надо признаться, что многие отстроены со вкусом, доведены даже до изящества; на прим. дом Похвиснева на Дмитровке, князя Голицына там же, Волынского на Кузнецком Мосту.
Теперь другое наглядное замечание: наши вывески сделались наряднее, замысловатее, красивее. — Но безграмотность в них прежняя: Итальянец Джиоя утверждает, что публичные надписи принадлежат к числу статистических признаков грамотности и неграмотности народа; на прим. на театре надпись: Сооружен в 1824 году. Но глагол сооружать принадлежит у нас церкви, и притом причастие в мужеском роде без имени употреблено быть не может: как догадаться с первого взгляда, кто такое сооружен, дом, храм, дворец, театр? Без имени существительного должно ставить средний род, то есть: сооружено, основано в таком-то году.
На Ремесленном Училище золотая надпись состоит, кажется, из восьми родительных падежей, которые зависят один от другого!!
Богадельни везде надписаны Богадѣльнями.[1]
В вывесках, кажется, все возможные ошибки сделаны и всё еще придумываются. Но вот что замечательно: уж пусть бы ошибались в местах сомнительных, неопределенных: — нет, ошибаются там, где ошибиться, кажется, нельзя; никто не мудрствует так лукаво, как вывесочные грамотеи. По темному понятию, неясному слуху, они знают, что где-то ставится ѣ, и где-то е, в одном месте вставляется ъ, а в другом не вставляется, одна речь отделяется запятой, а другая точкой. Посмотрите же, какое употребление они делают из этих своих сведений. Посмотрите, где они ставят точки, запятые, ѣ, е и ѣ? въхотѣ. втрахътiръ. Скажите, не лучше ли было бы, чтобы они не знали ничего о ѣ и е, о ъ и ь? Таков человек везде: он видит зло, ему хочется искренно излечить его, он благонамеренно ищет средств помочь своему и чужому горю, но верно выберет сначала еще большее зло в лекарство, переберет потом все возможные, — этого мало, сам выдумает новые, и наконец уже через несколько сот лет попадет, если попадет, наверное лекарство — тогда уже, как болезнь без того и сама прошла.
Но, почтенные авторы, я обращусь теперь и к вам. Часто вы ставите неправильные заглавия на ваших сочинениях, и очень часто переводите неправильно иностранные, особенно немецкие, ни сколько не сообразуясь с духом Русского языка.
А каковы надписи на кладбищах! В тысяче едва ли найдется одна правильная. Богатые и бедные, дворяне и разночинцы — все равно наделены ошибками грамматическими, логическими и всяческими. Вероятно ли, скажу здесь кстати, что ни на одном нашем кладбище, монастырском и церковном, погост не уровнен: кочка на кочке, бугор на бугре, яма на яме!
Объявлений у меня есть прелюбопытная коллекция, которую когда нибудь сообщу в распоряжение «Современника». Ей Богу, больно читать.
Вывески однако ж иногда утешают меня; на прим. по вывескам, я вижу, что повивальные бабки в Москве теперь почти все Русские, и опека так называемых Голландок кончилась.
Но я уж устал; верно устали и читатели. И так до второго письма.
- ↑ Слово это весьма неправильно составлено из двух слов, бога дeля (для), и потому должно писать богадельня.Изд.
