_01.jpg)
Благоволивший воздухоплаванию Александр Первый в дни надвигавшейся грозы на наше отечество с поспешностью пошел навстречу предложению немца Леппиха устроить на погибель Наполеону летучую управляемую машину, чтобы сбрасываемыми с нее взрывчатыми веществами уничтожить французскую армию; и быстро принятое предложение стало тотчас приводиться в исполнение согласно воле императора «в непроницаемой тайне».
Франц Леппих родился в Нижней Франконии, в г. Мюдесгейме, в 1775 г. от крестьянских родителей. Учился он в школе в Мюннерштадте и был из нее выгнан. С ранней молодости Леппих постоянно был занят разными изобретениями. Сначала он устроил особого рода фортепьяны, потом музыкальный инструмент под названием панмелодикон. С этим инструментом он разъезжал по всей Европе и попал в Париж. Желая подделаться и заслужить благосклонность воинственного императора французов, он предложил ему свой проект воздушного шара, который мог бы поднимать такое количество разрывных снарядов, что посредством их можно было бы истреблять целые неприятельские армии. Наполеон выгнал его из Франции; но, узнав потом, что Леппих, возвратившись в Германию, в Тюбингене начал приготовлять такой шар, велел схватить его и доставить во Францию. Узнав об этом и возненавидя Наполеона, Леппих весною 1812 г. обратился к нашему посланнику при штуттгартском дворе Алопеусу[1] с предложением услуг русскому правительству.
Преследование, начатое Наполеоном против Леппиха, как справедливо указывает известный историк двенадцатого года А. Н. Попов, и послужило поводом к тому, что, по извещению Алопеуса, император Александр Первый мог предположить, не заключает ли его изобретение действительной важности, тем более что в это время в Париже производились постоянно опыты над воздушными шарами. Известие о Леппихе и его изобретении Алопеус (чтобы вернее сохранить тайну) отправил нашему правительству в конце марта месяца с советником посольства Шредером. Приехав в С.-Петербург, Шредер не нашел там ни императора, ни канцлера и отправился к ним в Вильну.
Извещение же тайного советника Алопеуса, дающее полную картину могущего возникнуть воздухоплавательного предприятия для военных целей, было изложено в следующем его донесении императору Александру Павловичу из Штуттгарта от 22 марта (3 апреля) 1812 года, которое он просил государственного канцлера графа Румянцева[2] вручить государю императору в собственные руки:
«Ныне сделано открытие столь великой важности, что оно необходимо должно иметь выгоднейшие последствия для тех, которые первые оным воспользуются.
Оно мне было вверено под настоятельным условием довесть оное прямо до сведения Вашего Императорского Величества без посредства третьего лица.
Итак, позвольте, Всемилостивейший Государь, чтоб я обратил на Имя Ваше сие донесение, и я исполню сие с тою уверенностью, что Ваше Императорское Величество такого обо мне мнения, что я не в состоянии предаться в делах сумасбродным мечтам, и что я не могу быть игралищем шарлатанов и фанатиков.
Открытие сие состоит в управлении аэростатического шара, в конструкции воздушного корабля, который вмещать будет в себе нужное число людей и снарядов для взорвания всех крепостей, для остановки или истребления величайших армий.
Несколько месяцев уже тому назад слышал я, что один искусный механик занимается конструкциею крыльев для летания по воздуху; но, признаюсь, что я полагал опыты сии в числе тех, которые в течение 25 лет видел я повторенными к стыду их изобретателей во всех почти городах, где я проживал.
Будучи же допущен к тайне, не мог я иметь сомнение, видя столь ясное, сколь простое начало, доказанное всеми опытами, которые я хотел к оному приложить.
Истолкование сего открытия покажет действие и цель оного.
Г. Леппих, родом немец и служивший в британских войсках до капитанского чина, прилежал всегда к механическим искусствам и приобрел в Англии сие совершенство и чистоту отделки, которые отличают работы сей нации. По возвращении в Германию, он, между прочими механическими работами, изобрел и сделал музыкальный инструмент, который под названием пан-гармоникона имел большой успех в Вене и Париже. В путешествиях своих видел он опыты известного Дегена в Вене, который посредством искусственных крыльев думал подыматься на воздух; но он вскоре открыл, что человек сей следовал фальшивому началу, хотя употребить крылья на образец вёсел. Дабы узнать механизм птичьего полета, Леппих тщательно их наблюдал, разбирал перья и крылья их и после многих поисков нашел, что птицы маханием крыльев своих делают в атмосфере пустоту, которая принуждает их стремительно расширяться[3] в облегченном пространстве. Он приноровил начало сие к худому шару, который он достал в Париже, — и какое же было его восхищение, когда невступно в три часа сделал он в различных направлениях, как вперед, так и назад, по ветру и против оного, подымаясь и опускаясь по произволу, 45 французских миль. Питая в себе большую ненависть к французам и уверен будучи, что они воспользуются открытием его, дабы несноснейшим сделать посрамительное иго, которое они наложили на германцев, истребил он шар свой и поселился в Штуттгарте, где Виртембергский король испрашивал пан-гармоникон его изобретения.
Желая с нетерпением сообщить тайну свою, в доверчивости и нескромности своей, каковы суть обыкновенно все изобретательные гении, он показал королю опыты, которые тотчас его удостоверили и побудили дать ему все пособия для сооружения корабля его в большом виде. Дабы не связать себе руки, принял он токмо место, удобное для устроения мастерской, и для сего назначен ему был Тюбингенский замок.
Сие доверие обратило на него внимание, но, чувствуя опасность, которой по нескромности своей он подвергался, он отвлек большую часть любопытных, выдав открытие свое за химеру. Один значащий человек, занимающий одно из первых мест в государстве, не так поступил. Чувствуя всю важность открытия, он овладел художником, ссудил его деньгами и привязал его к себе так, что они кажутся неразлучными.
Довольно странно, что оба сии человека в одно почти время и не советовавшись между собою возымели мысль поверить мне их тайну, но по видам совсем различным.
Механик, видя, что мы готовимся к борьбе с французами, предложил машину и дарования свои для ниспровержения их. Министр, так я его назову, потому что я дал ему слово не именовать его, хотел, чтобы я разделил с ним политические его мечты и согласился испросить место уполномоченного Вашего в Англии, дабы способствовать ему в исполнении оных.
Мысль его была сначала отправиться с воздушным кораблем в Лондон, построить там несколько других на ссуды, которые английское правительство ему доставит, и исполнить сим образом намерения, которые, по словам его, возымел он для блага человечества. Дело шло о том, чтобы восстановить Бурбонов во Франции, ограниченной в прежних её пределах, совокупить Германию воедино под управлением наследного принца Виртембергского, восстановить королевство польское, отдав его Прусскому королю, выгнать турок из Европы и вознаградить от них Россию и Австрию за уступки, в коих они условятся, и пр., и пр.
Я тотчас увидел, что имел дело с человеком, столь устремленным и объятым химерическими своими мыслями, что не было никакого средства отвратить его от оных. А потому я и не принял на себя труда прекословить ему, но взамен того старался доказать ему, что Великобритания есть держава наименее готовая способствовать в таком предприятии, которое необходимо сделается пагубным всем флотам, которое испровергнет финансовую её систему и восстановит свободу морей. Я с сего начинал, дабы убедить его, что Вы одни, Государь, из всех европейских государей, имеете довольно великодушия, чтобы пожертвовать выгодами Вашими для общего блага, довольно средств для восстановления в Европе равновесия, которое по несчастью уже более не существует. После многих споров, мне удалось привести его к моим чувствам.
Одержав сию победу, я обещал отправить к Вашему Императорскому Величеству курьера, но требовал, чтобы курьеру сему вверена была тайна, дабы можно было посредством искусного крыла, коим его надлежало снабдить, установить начало и изъяснить при кратком описании машину, которую предполагается привесть в действо. Я избрал на сей конец надворного советника Шредера[4], который, осмотрев рачительно различные части работы г. Леппиха, может дать точнейшее об оной сведение.
Одно обстоятельство чуть было не разрушило все мои меры. Король узнал, что известный Деген, который хочет действовать крыльями, призван был императором Наполеоном в Париж для предпринятия с французскими механиками правления шара. Опасаясь, может быть, чтобы ему не вменили в преступление утайку открытия Леппиха, а более еще, чтобы оно не попало в Руки Наполеона, он призвал министра и, под опасением немилости, запретил ему доносить ему о сем предмете и заниматься им каким бы то образом ни было. И подлинно, я должен полагать, что французская миссия ожидает токмо того времени, когда работа приходить будет к окончанию, дабы ее осмотреть и захватить. По сей причине, я все старания приложу к замедлению постройки корабля до того времени, пока не получу разрешение Вашего Императорского Величества.
Уведомление сие вскружило голову министра. Он мечтал только о крепостях и эшафотах и хотел удалиться из государства, увезть механика, присоединиться в дороге к г. Шредеру и вместе с ним приехать в Россию. Я все старания употребил, чтобы уговорить его к оставлению такого намерения, которое обесчестит его в глазах его соотчичей, предосудительным будет для миссии Вашего Императорского Величества, для нашего важного секрета и собственного его государя. Дав ему паспорт под другим именем на случай, если бы свобода его угрожалась, я наконец его успокоил.
Механик, который не узнал ничего о сих движениях и который устремлен весь в свою работу, обещал мне построить пятьдесят таких воздушных кораблей в течение трех месяцев, если предметы, о коих г. Шредер взял записку, приуготовлены будут к прибытию его в С.-Петербург в удобном месте для учреждения мастерской. По сделанным доселе расчислениям, наиудобнейшие к действованиям воздушные корабли могут вмещать в себе 40 человек и поднимать 12.000 фунтов. В числе артиллерийских предметов, коими он хочет снабдить себя, ожидает он особливо большего действия от ящиков, наполненных порохом, которые, брошены будучи сверху, _02.jpg)
Французские карикатуры на полеты Дегена и на Наполеона могут разрывом своим, упав на твердые тела, опрокинуть целые эскадроны. Корабли же могут всегда летать в дирекции и вышине, в каких признается оно нужным, останавливаться на якоре и снова возвышаться, пока шар остается наполненным. Он так уверен в себе, что обещается в 13 часов прибыть из Тюбингена в Лондон. Компас управлять будет путем его; а так как он может возвышаться по произволу, то ему удобно будет различать на земле предметы, оставаясь в таком расстоянии, чтобы его нельзя было достигнуть.
Достоверно то, что если начало признается непреложным, то применение его не иначе может потерпеть неудачу, как какою-либо погрешностью в постройке воздушных кораблей. Редкое благоразумие художника, глубокие сведения его в механике, ученые его расчисления и точность в работе его удостоверяют, кажется, в успехе.
Имея весьма несовершенные сведения в физике и механике, я не осмелился бы говорить с сею утвердительностью, если бы знаменитый механик Боненбергер, толико известный по прекрасному своему атласу Швабии, не сказал мне, что, признавая истину начала, он долго сомневался в применении его к аэростатическому шару, но что, следовав рачительно за работою г. Леппиха в продолжение трех месяцев, удостоверен он был, что сему удивительному человеку удалось похитить у природы сию тайну и что можно ожидать от оной самых дивных последствий.
Основываясь на столь классической именитости, я почел бы себя виновным в измене, если бы утаил открытие сие от Вашего Императорского Величества, если бы не употребил всех зависящих от меня средств к обращению оного исключительно в пользу Вашу, Государь, и славы Вашей. Впрочем, успех, конечно, остается сомнительным, пока собственными глазами не увидят исполнение опытов в большом виде; но одна возможность успеха его в руках Ваших неприятелей, Государь, которые начинают уже, кажется, подозревать оный, должна понудить воспользоваться им наискорее.
Расстояние времени, которое пройдет до получения повелений Ваших, будет весьма тягостно для меня, ибо отправление курьера из такого города, каков Штуттгарт, должно обратить большое внимание; а если узнают, что дело идет об открытии Леппиха, то он непременно вытребован будете Франциею. Детское удовольствие, которое ощущает сей механик от работы своей, заставляет делать его беспрестанные неосторожности. Укротить с одной стороны их, а с другой — пылкость министра есть дело тем более трудное, что я не живу в одном с ним городе и что частые поездки в Тюбинген могут обратить подозрение на истинную их цель.
Если Ваше Императорское Величество признаете упоминаемое мною открытие достойным Вашего покровительства, то надобно, по мнению моему, начать немедленным переводом художника и мастеровых в С.-Петербург и истреблением построенных ими здесь машин. Я бы за лучшее полагал, если бы можно было, сбыть министра с рук; но я опасаюсь, чтоб, при оставлении его против воли назади, досада увидеть похищенным у себя открытие, которое он почитает своею собственностью, не побудила его к пагубным для предприятия нашего намерениям, ибо он и профессор Боненбергер суть одни, которым тайна так известна, что они могут её приводить в действо с помощью искусных механиков. Многие другие еще удостоверены в успехе, но все желают утаить оный от французов и обратить его против них.
Итак я смею предложить Вашему Императорскому Величеству формально отозвать меня от моего места, дабы никого не замешать, доставить мне нужные способы — и на сей предмет достаточно будет от 7 до 8 тысяч червонных для возврата занятых на предприятие сие сумм, поручить мне привести собою художника и мастеровых его, состоящих в числе семи человек, и обеспечить министру хорошее место, если он точно захочет ехать. Он весьма может быть употреблен в законодательстве или во внутреннем управлении Вашими немецкими губерниями, ибо он имеет глубокие сведения, опытность в делах и способность к работе. Будучи же однажды в России, пылкий нрав его может быть обуздан.
Я уверен, что с наблюдением сих форм Виртембергский король с удовольствием увидит уничтожение снарядов такого предприятия, которое, пока оно производиться будет в действо, подвергнуть может владения его опасности, и ему, верно, приятно будет увидеть оное предпочтительно в руках Ваших, Государь.
Дабы не обременить слишком Ваше Императорское Величество, я не взойду здесь в дальние подробности, которые надворный советник Шредер, за благоразумие и верность коего я отвечаю, доставит тому, кто от Вашего Императорского Величества назначен будет для переговоров с ним. Он снабжен искусственным крылом и чертежом нужного для сего строения». Русскому посланнику при Штуттгардском дворе Алопеусу уже из Вильны 26 апреля 1812 г. было послано уведомление канцлером графом Румянцевым о том, что «Император Александр Первый весьма доволен, что вы употребили особенную ревность для того, чтобы воспользоваться новым изобретением, которое обещает важные последствия, и обратит его в пользу службы Его Величества. Чтобы доставить вам способы привесть в исполнение ваше предположение и немедленно отправить в Россию, как механика Леппиха, так и его рабочих, которые трудились над постройкой шара, в половину уже готового, император согласился на все ваши предложения и вполне полагается на вашу ревность к его службе». При этом Алопеусу были посланы бланки для паспортов на проезд Леппиху и его рабочим и векселя на получение денег, необходимых для путешествия. _04.jpg)
Управляемый воздушный корабль Леппиха 1811 г.
В отправленном в то же время частном письме граф Румянцев высказал Алопеусу свою уверенность в той пользе, которую это важное изобретение Леппиха может принесть, и отметил, что весьма важно прежде всех других воспользоваться выгодами этого нового открытия, которое, как кажется, во многом должно изменить военное искусство.
Приведенные слова могут служить достаточным свидетельством, что как император, так и канцлер вполне полагаясь на сообщение Алопеуса, весьма интересовались изобретением Леппиха и, во всяком случае, считали его настолько важным, что нашли нужным воспользоваться им прежде других.
События, однако, шли быстрее донесений и писем, и прежде нежели Шредер довез бумаги канцлера до Штуттгарта, не переехав еще границы, в Луцке встретился он около 1 мая с Леппихом, который, опасаясь преследований Наполеона, поспешил оставить Германию.
О том, что ускорило ход событий и как все это произошло, знакомит нас второе всеподданнейшее донесение тайного советника Алопеуса от 10/22 апреля 1812 г.: _05.jpg)
Летучий корабль Леппиха, начатый постройкой в 1812 г. под Москвою
«Донеся прямо Вашему Императорскому Величеству об открытой здесь конструкции воздушных судов, я должен утруждать еще Вас уведомлением об обороте, каковой приняло дело после отправления моего курьера.
Одно обстоятельство решило ныне им точно в том разуме, в каком я бы сам желал его направить, если б то было в моей власти.
Виртембергский король, опасаясь подозрения по политическим химерам, которые прилагались к сему открытию, и ожидая требования со стороны французского министра, решился положить сему конец гласным образом. Комиссия, составленная из государственного министра и особ, пользующихся особенною его милостью, послана была на сих днях в Тюбинген для приглашения механика Леппиха объявить цель его работы, указать источники, откуда он извлекает способы для продолжения её, и наименовать державу, с которой он поставил себя в сношение по сему предмету. Механик очень хорошо выпутался. Изъявив, сколь ему чувствительно видеть, что его принимают за интригана после покровительства, обещанного ему королем, он объявил, что строит машину свою для выиграния денег, наименовал частных людей, снабжавших ему оные до того времени, и прибавил к тому, что если б работал он для чужестранного государя, то без сомнения избрал бы его владения для учреждения там нужной к предприятию мастерской.
Три Тюбингенские профессора, призванные для положения мнения своего о машине Леппиха, объявили, что умоначертание её столь пространно, что не прежде можно судить о предполагаемом действии, как после удостоверения в успехе, но что по сие время всё доказывает точность теории и что по конструкции оконченного уже корабельного дна можно видеть, что искусный сей механик умеет решать и применять к открытию своему многосложнейшие математические задачи.
На следующий день г. Леппих призван был к министру полиции, который сказал ему, «что король, обещав ему свое покровительство, повелевает прекратить его работу, отпустить мастеровых и оставить государство в десять дней; что, впрочем, Его Величество сохраняет к нему свое благоволение и, в возврат оного, надеется, что он работою своею не будет заниматься в соседних владениях, каковы, например, княжество Гогенцоллернское, коего владетель находится на французской службе».
Сей благоразумный, хотя и таинственный поступок короля, которым он, казалось, хотел совершенно предоставить Вашему Императорскому Величеству сие важное и большое открытие, назначал мне путь, которому мне надлежало следовать.
Как скоро я о сем уведомился, то пригласил механика разрушить свою машину, отправить искуснейших и вернейших мастеровых на Радзивилов и ехать самому по сей дороге. К счастью, дабы быть в готовности на всякий случай, просил я князя Барятинского в Мюнхене доставить ко мне паспорт на имя Курляндского уроженца, доктора медицины Генриха Шмита, который со служителем своим, Вильгельмом Мейером, готовится к отъезду из здешнего края чрез Радзивилов проездом чрез Баварию и австрийские владения. С сим-то паспортом Леппих, который сегодняшним вечером отъезжает, прибудет в Радзивилов, и я прошу Ваше Императорское Величество дать надлежащее повеление, дабы он мог оттуда продолжать путь свой. Я прилагаю при сем равномерно список его мастеровым, рекомендованным мною князю Барятинскому, для снабжения их паспортами до границы, и буде Ваше Императорское Величество полагает открытие сие довольно важным, то я осмеливаюсь просить Высочайшего Вашего повеления о скорейшем отправлении сих людей из Радзивилова к месту их назначения.
Таким образом, все поиски, какие могут быть, не подадут подозрения ни на меня, ни на кого из министров Вашего Императорского Величества.
Отправление сие стоит мне по сие время только около 300 червонных, но я обещал Леппиху выкупить, по возвращении надворного советника Шредера, вещи, которые он заложил, и заплатить учиненные им для предприятия его долги.
Австрийский поверенный в делах при здешнем дворе, узнав о гонении на Леппиха, с которым он давно находился в связи, хотел уговорить его к отъезду в Вену и открытию тайны его австрийскому правительству; но ходом, каковой начертал, дабы не подвергнуть механика задержанию при проезде его чрез австрийские владения, я надеюсь, что хорошо отвлек все предположения агента сего.
Долгом поставляю повторить здесь, что художник сей, будучи добр и откровенен, как дитя, пылает желанием удостоверить любопытных в тайнах, которые он имел счастье открыть. Сия нескромность нужным делает помещение его под некоторый род частного надзора до совершенного окончания работы его. Я сожалею, что не могу с ним ехать и руководствовать поведением его с помощью той власти, которую я над ним выиграл. Впрочем, если проект его и не удастся, Ваше Императорское Величество приобретете механика, чрезвычайно сведущего в работах всякого рода и который скромен и без претензий. Мастеровые, его сопровождающие, отличаются искусством и поведением своим.
Но убеждение, основанное на опытах столь же ясных, сколько могли обнаружить обстоятельства, внушает мне ласкательную надежду, что сие большое и прекрасное открытие обратится во славу Вашу, Государь, и предоставит щедрым и благотворным видам Вашим установление судеб Европы и прекращение злополучий человечества. Постыженная и угнетенная Германия обращает к Вам взоры, одушевленные надеждою, и первые успехи армий Ваших сделаются решительными по нетерпению, которое каждый оказывает в пособии к избавлению их от тяжкого ига.
Я роль мою здесь кончил. Я исполнил, кажется, намерение Вашего Императорского Величества, когда Вы благоволили назначить меня на сие место. Начиная с Государя, при котором я аккредитован, и до последнего человека, с которым обстоятельства поставили меня в сношение, все удостаивают меня доверенностью и мнением, которое я потщиться должен оправдать. Но мне невозможно было выиграть над ними столько веса, чтоб внушить им твердость духа. Все трепещут и смиряются пред Францией, ожидая, однакож, спасения и сохранения своего от великодушие Вашего Императорского Величества. Расположение таковое может сделаться полезным в свое время, и я почту себя счастливым, если Ваше Императорское Величество соизволите приблизить меня к поприщу важнейших происшествий, где бы я мог иметь случай более оказать усердие и верность мою к службе Вашей, а равно и благодарность мою за благодеяния и милости Вашего Величества».
Примечания[править]
- ↑ Давид Максимовичь Алопеус (впоследствии граф) состоял в 1812 г. при короле Вюртембергском, а позже был посланником в Берлине.
- ↑ Николай Петрович Румянцев (1754—1826) управлял иностранными делами с 1807 по 1814 год.
- ↑ По смыслу должно быть «перемещаться». — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Андрей Андреевич Шредер был в царствование императора Николая I очень долгое время нашим посланником в Дрездене.