В то время как французы разбирались в дымившихся вещах, по направлению к Нижнему Новгороду тянулся обоз в несколько сот лошадей с предметами воздушного предприятия Леппиха на ста тридцати подводах, причем весь «транспорт» по высочайшему повелению был предоставлен под надзор и в ведение отставному генерал-майору А. А. Чесменскому, которому в пути чрез графа А. А. Аракчеева было сообщено «высочайшее благоволение за принятое участие и старание касательно порученной комиссии г. Леппиху», то есть распорядительность при увозе летучей машины из Москвы. Сам же Франц Леппих, приехав на почтовых в Петербург, после личного объяснения с императором Александром Павловичем, представил на его имя следующее донесение:
«Дабы изобретение мое, по всей справедливости летучею машиною называемое, для пользы Вашего Императорского Величества и целого света наискорее могло быть употребляемо, я, после личного объяснения пред лицом Вашего Императорского Величества, осмеливаюсь следующее повергнуть к стопам Вашим. Найдя столь долгое время изыскиваемое, но поныне еще не найденное средство произвольно управлять летучею машиною, действие которой я в 6-ти верстах от Москвы в присутствии многих зрителей показывал, от коих свидетельство отобрать можно, — я ныне всеподданнейше умоляю Ваше Императорское Величество не пропускать ни малейшего времени, дабы сие важное дело сколь возможно поспешнее, произведено могло быть в действие.
Совершенно будучи уверен, что я впоследствии заслужу благоволение Вашего Императорского Величества по причине двукратно уже испытанного мною успеха в употреблении моей машины, всеподданнейше прошу мне позволить: оконченную уже мною в Москве малую машину, если не явится никаких чрезвычайных препятствий, здесь собрать, а не достающие к ней части вновь изготовить, потому что рама и нижняя часть, по причине весьма поспешной укладки, на что я только три часа имел времени, не могли быть увезены, но при приближении неприятеля были истреблены.
Дабы для производства работ отведено было строение, в котором зала, длиною 50, а в ширину 22 фута, равно как и восемь других покоев, могли быть отапливаемы ежедневно.
Дабы мне позволено было нужный для строения рамы и короба лес выбрать из адмиралтейского лесного магазейна, а также набрать несколько немецких столяров и слесарей из числа тех, кои находятся в казенном ведомстве.
С начатием работ должен воспоследовать отпуск денежной суммы. Но чтобы не терять ни малейшего времени, необходимо нужно отправить курьера, для привоза сюда баллона, сетки и других вещей, кои в особенной ведомости означены будут, равно как и несколько человек из бывших у меня мастеров; прочих же при оставшемся на 130 подводах из Москвы отправленном обозе нужно снабдить маршрутом и деньгами, для беспрепятственного их следования к назначенному месту.
Представив Вашему Императорскому Величеству действие моей летучей машины, я тогда уже и поднесу план, который, будучи утвержден Вашим Императорским Величеством, по всей его обширности, беспрепятственно и поспешно должен быть окончен»[1].
Это донесение свидетельствует, что Леппих ничуть не унывал и не признавал своей неудачи; напротив того, опирался на свои опыты под Москвой, как на вполне удавшиеся. Император Александр Первый, очевидно, не желавший оставить воздушное предприятие Леппиха в невыясненном положении, согласился предоставить Леппиху все просимое. Теперь дела по воздушному предприятию были возложены на графа Аракчеева, и 14 сентября он послал на имя отставного генерал-майора Чесменского письмо с поручением «отправить с посланным поручиком Штосом, по назначению г. Леппиха, всех потребных людей и вещи на почтовых в С.-Петербург лошадях, уложив все сие, по назначению его же, Леппиха, на шести повозках», а 16 сентября по высочайшему указу министром финансов Д. А. Гурьевым было отпущено Леппиху пять тысяч рублей на производство дальнейших опытов. 25 сентября поручик Штос после встречи с отставным генерал-майором Чесменским во «Володимире» отправился в Нижний Новгород, куда уже прибыли люди и обоз с предметами воздушного предприятия на ста тридцати подводах, и 2 октября повез в Петербург все, назначенное Леппихом, под надзором директора физических аппаратов доктора Шеффера.
Для ведения воздухоплавательного предприятия по возможности вдали от посторонних глаз место для постройки летучей машины Леппиха было выбрано в окрестностях Петербурга в Ораниенбауме; и в начале октября Леппих хлопотал «о 12-весельном катере для переезда его в Ораниенбаум и отводе для его жительства несколько омеблированных комнат в Ораниенбауме».
А граф Аракчеев 5 октября представил государю всеподданнейший доклад, в котором сообщал, что он сносился по высочайшей воле с управляющим министерством полиции, генералом от инфантерии Вязмитиновым, о купоросном масле, и что в потребном количестве имеется оно у купца Таля до двухсот пятидесяти пудов ценою по пятьдесят руб. за каждый, а г-н Шмит (то есть Леппих) на известное его императорскому величеству употребление требует двести пудов купоросного масла и двести пудов листового железа. В конце доклада граф Аракчеев сообщал, что всей суммы потребно 11 800 рублей. Означенную сумму государь и повелел министру финансов Гурьеву 8 октября отпустить «фельдъегерского корпуса подполковнику Касторскому на покупку, для известного ему[2] употребления, купоросного масла и листового железа». Последнее обстоятельство, что министру финансов не указывалось прямое назначение расходов, свидетельствует о продолжении сохранения работ Леппиха в тайне.
В конце октября Леппих, будучи готов к полету, послал графу Аракчееву чрез его адъютанта Тизенгаузена сообщение такого содержания: «Покорно прошу ваше сиятельство следующее доложить в оригинале Его Императорскому Величеству:
Наконец дело мое окончилось, и я уверить могу, что ежели в субботу погода не бурная или снежная, то я не премину приехать туда, куда Его Императорское Величество Высочайше приказать изволит.
По моему мнению, полагаю необходимо нужным и для последствия моего предприятия полезным, чтобы первый опыт мой остался, сколько возможно, скрытым от публики, почему и прошу дабы Его Императорское Величество Всевысочайше мне бы приказать изволил назначить место для первого моего приезда.
Никто столь доволен, как вашего Сиятельства всепокорнейший слуга.
Адъютант же графа Аракчеева Тизенгаузен, приложив при своем письме письмо Леппиха в русском переводе, добавил с своей стороны: «Кажется, что предположения г. Шмита, в рассуждении его изобретения, основательны; но при всем том он никак не решается определить в точности время первого его полета, но утверждает, что в субботу поутру все окончено будет, основываясь на том, что наполнение шара никогда им не предпринято было с таким малым числом аппаратов; но, несмотря на сие уверяет, что в субботу, ежели только не будет бурно или снежно, он предпримет первый полет».
На следующий день, 1 ноября, Тизенгаузен, от имени Леппиха, послал графу Аракчееву приглашение посмотреть на наполнение газом воздушного шара: «Сегодня после обеда, — писал Тизенгаузен, — воздушная машина окончена и поставлена на дворе для наполнения, но г. Шмит не хотел начать _13.jpg)
Мыльные пузыри оное, не уведомив о сем ваше сиятельство, с тем, что, может быть, вашему сиятельству угодно будет видеть сей аппарат, который завтра поутру в 9 часов начнется, а к вечеру, вероятно, кончится; почему первый полет назначает г. Шмит в воскресенье поутру, ожидая повеление от Государя Императора, по содержанию посланного от него вчерашнего дня к вашему сиятельству донесения». Прошла почти неделя борьбы с утечкой газа и, не дождавшись приезда графа Аракчеева, Леппих послал государю 6 ноября всеподданнейшее донесение, в котором писал:
«Вашему Императорскому Величеству по несчастью должен донести, что общее мною замеченное сомнение о действии и дельности моего изобретения и здесь во многом мне послужило преградою и, несмотря на свидетельство генерала Чесменского и личное уверение доктора Шефера, который в Москве участвовал во всех опытах, ныне заставляет меня, для уверения Вашего Императорского Величества и всей публики, прилететь в С.-Петербург, наиболее же по причине той, что ненастная бурная погода и чрезвычайный холод, равно и недостаток разных нужных приуготовлений, во время наполнения баллона, оному во вред послужили, и я никак не осмеливаюсь дождаться приезда его сиятельства графа Аракчеева, потому что чрез потерю времени пропадает столько газа, что я чрез сие лишусь счастья представить опыт пред лицом Вашего Императорского Величества; сверх сего найдено мною три отверстия вследствие сильного ветра, действовавшего на баллон, который в 15-ти до 16-ти градусном морозе совершенно затвердел; также от транспорта из Москвы до Нижнего Новгорода и оттуда в С.-Петербург весьма потерпел, так что во многих местах от проходящего чрез неприметные отверстия газа слышен запах. Уважая все сие, мне более ничего не остается, как, воспользовавшись первым благоприятным случаем совершенного наполнения баллона, не теряя ни малейшего времени, прилететь в С.-Петербург, где я постараюсь спуститься в саду Таврического дворца. Но ежели сей полет сделается невозможным, то я здесь в Ораниенбауме предприму всякие движения, во все стороны, последствия коих засвидетельствуются всеми находящимися здесь в присутственных местах чиновными особами».
Но благоприятного случая совершенного наполнения баллона газом не представилось, и к 18 ноября вновь были по высочайшему повелению отпущены деньги в сумме 42 713 р. 47 к. Эта сумма пошла на удовлетворение нужд воздушного хозяйства в Ораниенбауме и в Нижнем Новгороде, откуда граф Аракчеев по временам получал от Чесменского сообщения, что «при вверенном ему заведении все благополучно», с приложением счета стоимости этого благополучия. Ввиду отмены совершения опыта Леппихом в Нижнем Новгороде и во избежание дальнейшего несения ненужных расходов, воздушное хозяйство в Нижнем Новгороде решено было прекратить, и с _14.jpg)
Когорты (посольство от ополчений) и Наполеоново бегство из России со Славою. сокращенным числом служащих были отправлены в Ораниенбаум два баллона с фельдъегерским офицером и восемью мастеровыми и обоз из вещей, вывезенных из Москвы, но только самых необходимых для воздухоплавательного предприятия; причем Чесменскому вновь было сообщено графом Аракчеевым, что «за труды, понесенные им по исполнению опыта Леппиха, его императорское величество изъявляет ему монаршую благодарность».
6 декабря по случаю отбытия из столицы государя в Вильну к армии граф Аракчеев сообщил государственному канцлеру графу Румянцеву, что его императорское величество «соизволил адресовать к нему иностранца Леппиха, известного здесь под именем Шмита, которого опыты, производимые здесь в России, известны одному вашему сиятельству, то и угодно Государю Императору, дабы он здесь никому другому не имел надобности адресоваться по своим нуждам». А к 30 декабря граф Румянцев из Вильны получил высочайшее предписание, чтобы «требуемое Леппихом купоросное масло до приезда Государя Императора не покупать, ибо Его Величеству угодно, дабы опыт им произведен был во время Высочайшего в С.-Петербурге присутствия», о чем одновременно граф Аракчеев писал и Леппиху. Вместе с тем государь, ввиду получения сведений о непорядках и притеснениях, испытанных рабочими Леппиха, повелел предписать подполковнику Касторскому жалованье всем рабочим, у г-на Леппиха находящимся, выдавать помесячно. На запрос по поводу различных сумм, выданных генералом Чесменским, Леппих в письме своем от 6 января 1813 года адъютанту графа Аракчеева, капитану гвардии Тизенгаузену, сообщал, что «люди и вещи мои, несколько дней сему назад, прибыли из Нижнего. Вещи, особливо трубы, весьма повреждены, но я нужное прикажу исправить» — дал по запросу разъяснение и в конце письма приписал: «Должен вам сказать, что Чесменский со мною поступил таким образом, что я сожалею о его знакомстве. На досуге я вам открою все сии истории. Впрочем, дела мои чрезвычайно хороши. Вы меня бы поцеловали, увидевши их ныне». Граф же Ростопчин, запрошенный по поводу некоторых статей дела Леппиха, писал графу Аракчееву 9 января: «Высочайшее повеление чрез вашего сиятельства, от 26-го числа прошедшего месяца, я имел счастье получить. Записку о купоросном масле при сем прилагаю. Оно хранится под присмотром полиции. Из числа тех людей, коих употреблял здесь Леппих, полицейский лекарь Шеффер и жид Лейба[3], бывшие один учредителем, а другой экономом, наверно весьма много делали злоупотреблений в закупках, не отдавая никому в них отчета, а Шеффер в Нижнем Новгороде при расплате с мастеровыми сделал им многие притеснения, в чем они приносили жалобу». И наконец _15.jpg)
Сокрушение Наполенова могущества Леппих был еще запрошен графом Аракчеевым 16 января по поводу денег, выданных генералом Чесменским бухгалтеру Енгишу и переводчику из студентов Гененбергу, и послал графу Аракчееву 28 января гордый ответ, что «оные деньги действительно им отпущены на издержки во время дороги, по случаю неимения у них собственных наличных, но я прошу ваше сиятельство оные деньги приказать поставить на мой счет, которые я, равно как и все прочие выданные мне до 1-го января 1813 года, возвращу. О чем от меня особенное донесение Его Императорскому Величеству воспоследует».
В самом начале 1813 год принес Леппиху массу неприятностей, но он продолжал с уверенностью свою работу, хотя и видел в большинстве вокруг себя «сомнение о действии и дельности его изобретения».
Только в начале апреля Леппиху опять явилась возможность сообщить, что все готово к полету, и граф Румянцев писал по этому поводу 5-го числа графу Аракчееву: «Тот г. Шмит, которого, по воле Его Величества, вы мне поручить изволили, почитает себя готовым быть к отправлению и испрашивает позволения явиться в главную квартиру воздушным путем. Я доношу о том Государю и прошу ваше сиятельство помочь в том, чтобы ожидаемое им разрешение воспоследовало». На это, за дальностью расстояния, получился ответ только во второй половине мая, именно, чтобы граф Н. П. Румянцев отправил Леппиха в Варшаву.
_16.jpg)
_17.jpg)