Пріѣздъ Леппиха въ Москву состоялся въ половинѣ мая. Его привезъ туда фельдъегерскій прапорщикъ Іорданъ вмѣстѣ съ собственноручнымъ письмомъ Императора и сдалъ Московскому гражданскому губернатору Н. В. Обрѣзкову. Присланное 14 мая повелѣніе Императора заключалось въ томъ, чтобы губернаторъ Обрѣзковъ тайно въ окрестностяхъ столицы помѣстилъ Леппиха и снабдилъ средствами для производства его работъ, не сообщая объ этомъ главнокомандующему графу Гудовичу. Обрѣзковъ помѣстилъ Леппиха въ селѣ Воронцовѣ, находящемся въ 6 верстахъ отъ Москвы по Калужской дорогѣ и принадлежавшемъ князю Н. Г. Репнину, и вошелъ въ сношеніе съ министромъ финансовъ объ отпускѣ суммъ для издержекъ по этому предпріятію, выдавъ въ то же время Леппиху 8000 р. на заготовку матеріаловъ и пріисканіе части мастеровыхъ, чтобы можно было немедленно приступить къ работѣ, такъ какъ ожидаемые Леппихомъ изъ чужихъ краевъ мастеровые еще не прибыли. Леппихъ сталъ жить въ Воронцовѣ подъ именемъ доктора Шмита, а фельдъегерскій прапорщикъ Іорданъ назвался Курляндцемъ Фейхнеромъ. Само же воздухоплавательное предпріятіе для отвода глазъ стало вестись подъ предлогомъ устройства фабрики для приготовленія новоизобрѣтенныхъ зарядовъ для пушекъ. О положеніи всего дѣла губернаторъ Обрѣзковъ сообщилъ Государю въ Вильну 27 мая и въ концѣ своего донесенія, желая оттѣнить, что все предпріятіе пребываетъ въ достодолжной тайнѣ, писалъ: „Пребываніе Леппиха и Іордана въ Москвѣ и перемѣщеніе въ подмосковную не обращаетъ ничьего вниманія, ниже любопытства, какъ о людяхъ никому здѣсь незнаемыхъ“.
Императоръ Александръ Первый самъ лично руководилъ, какъ мы видѣли съ самаго начала дѣломъ Леппиха и, назначивъ графа Ѳедора Васильевича Ростопчина на должность военнаго губернатора на мѣсто ушедшаго въ отставку главнокомандующаго въ Москвѣ фельдмаршала графа Ивана Васильевича Гудовича, послалъ изъ Вильны 24 мая Московскому гражданскому губернатору тайному совѣтнику Н. В. Обрѣзкову слѣдующій собственноручный рескриптъ[1] (см. снимокъ этого письма на стр. 20).
„Николай василіевичь. Притчина, побудившая меня столь тщательно скрыть отъ Московскаго Главнаго начальства[2], препорученіе возложенное на механика Лепиха, есть докторъ Сальватори[3]. Съ назначеніемъ новаго военнаго Губернатора[4] _06.jpg)
Александръ I-й
Императоръ всея Россіи. _07.jpg)
_08.jpg)
Снимокъ съ письма Александра Перваго; изъ собранія П. П. Лебле. Нынѣ письмо находится во владеніи Е. И. В. Великаго Князя Александра Михайловича. _09.jpg)
притчина сія исчезаетъ. Я нахожу полезнымъ для лутчего успеха дѣла, чтобы сообщили лично на единѣ графу Ростопчину всѣ бумаги, отъ меня къ Вамъ доставленныя, и действовали совокупно съ нимъ къ довершенію сего предпріятія, продолжая однакожѣ сохранять по оному не проницаемую тайну.
Фельдегерь, долженствующій вручить вамъ сіе письмо, везетъ съ собою семь человѣкъ рабочихъ, выписанныхъ по желанію Лепиха. Они имъ будутъ оставлены за городомъ до свиданія вашего съ гр. Ростопчинымъ и до назначенія послѣ онаго, куды ихъ везти. Пребываю на всегда вамъ благосклоннымъ
Одновременно графу Ростопчину Императоръ Александръ Первый между прочимъ писалъ: „Теперь я обращаюсь къ предмету, который ввѣряю вашей скромности, потому что въ отношеніи къ нему необходимо соблюденіе безусловной тайны. Нѣсколько времени тому назадъ ко мнѣ былъ присланъ очень искусный механикъ, сдѣлавшій открытіе, которое можетъ имѣть весьма важныя послѣдствія. Во Франціи дѣлаютъ всевозможныя усилія, чтобы достигнуть того открытія, которое, какъ кажется, удалось сдѣлать этому механику. Во всякомъ случаѣ, позволительно, чтобы убѣдиться въ этомъ, сдѣлать опыты, которые онъ предлагаетъ. Дѣло стоитъ труда.
Отправляя его въ Москву и желая, чтобы его работы рѣшительно никому не были извѣстны, я не хотѣлъ вводить въ это дѣло фельдмаршала, опасаясь, чтобы докторъ (т. е. Сальваторъ) не узналъ объ этомъ тотчасъ. Поэтому я поручилъ его губернатору Обрѣзкову. Я пишу ему сегодня, что съ вашимъ назначеніемъ храненіе тайны въ отношеніи къ генералъ-губернатору уже прекращается и поручаю ему сообщить вамъ всѣ бумаги, относящіяся къ этому дѣлу, которыя у него находятся. Изъ нихъ вы узнаете всѣ подробности. Я не желалъ бы, чтобы еще третій кто либо узналъ объ этомъ и поэтому поручаю вамъ употреблять по этому дѣлу Обрѣзкова, такъ какъ онъ уже знаетъ о немъ. Я желалъ бы, чтобы Леппихъ не являлся въ вашъ домъ и чтобы вы видѣлись съ нимъ гдѣ нибудь такъ, чтобы это не было замѣтно. Будьте внимательны къ нему и облегчите ему, во сколько это будетъ отъ васъ зависить, привесть въ исполненіе это дѣло, удаляя всѣ препятствия. Съ фельдъегеремъ, который доставитъ вамъ это письмо, ѣдутъ семь человѣкъ рабочихъ этого механика. Ему приказано не ввозить ихъ въ городъ до тѣхъ поръ, пока Обрѣзковъ не переговоритъ съ вами и не передастъ вамъ бумагъ и пока вы не назначите, куда отвезти ихъ“.
По полученіи приказаній отъ Императора, графъ Ростопчинъ, по самому характеру своему способный увлекаться всѣмъ, выходившимъ изъ общаго порядка дѣлъ, вполнѣ повѣрилъ въ возможность осуществленія изобрѣтенія Леппиха на дѣлѣ и предвѣщалъ уже великія отъ него послѣдствія для судебъ всего человѣчества. Поэтому онъ съ жаромъ и усердіемъ принялся за доставленіе всѣхъ средствъ для работъ Леппиху, обдумывая напередъ всѣ способы для устраненія препятствій, которыя могли встрѣтиться и затруднить или замедлить ходъ этого дѣла.
Въ письмѣ своемъ къ Императору отъ 7 іюня, въ которомъ онъ сообщалъ характеристики нѣкоторыхъ жителей Москвы, гр. Ростопчинъ, между прочимъ просилъ: „Если Ваше Величество удостоите меня вашими приказаніями относительно Леппиха, то прошу сообщать ихъ съ нарочными, потому что я увѣренъ, что Ключаревъ[5] распечатываетъ и читаетъ всѣ письма“. А по поводу полученныхъ имъ распоряженій относительно Леппиха, тогда же онъ писалъ: „Немедленно по полученіи приказаній Вашего Императорскаго Величества относительно г. Леппиха, я имѣлъ свиданіе съ губернаторомъ Обрѣзковымъ и познакомился съ содержаніемъ всѣхъ документовъ, которые у него находятся. Васъ уже увѣдомили, государь, о прибытіи механика въ уединенную деревушку, въ 7 верстахъ отъ Калужской заставы, и о томъ, что работы уже начались. Леппихъ ожидалъ съ нетерпѣніемъ рабочихъ, которые прибыли изъ Вильны 31 мая и, не въѣзжая въ городъ, были проведены отъ послѣдней станціи кружными дорогами къ мѣсту, гдѣ изготовляется машина, что доставило большую радость строителю.
Такъ какъ я не хотѣлъ рисковать нанять въ Москвѣ для него (Леппиха) двухъ кузнецовъ и четырехъ слесарей, изъ боязни разоблачить тайну, то я послалъ, на слѣдующій день по полученіи Вашихъ приказаній, Іордана въ Петербургъ, дабы нанять тамъ этихъ шестерыхъ мастеровъ и для того, чтобъ устранить затрудненія, которыя могъ вызвать наемъ этихъ рабочихъ. Я приказалъ Обрѣзкову выдать Іордану довѣренность для найма рабочихъ, какъ бы для постройки мельницы въ имѣніи Обрѣзкова. Такъ какъ нѣтъ основаній сомнѣваться въ исправномъ исполненіи Іорданомъ его порученія, то я разсчитываю, что онъ возвратится сюда числа двѣнадцатаго, самое позднее. Желая дать ему (Іордану) предлогъ для поѣздки въ Петербургъ, я далъ ему два письма, къ графу Солтыкову и къ генералу Вязьмитинову, которыхъ я извѣщаю о моемъ назначеніи.
Леппиху нужно 5 тысячъ аршинъ тафты особаго приготовленія. Тафта будетъ готова чрезъ 15 дней: нѣкій Кирьяковъ отдалъ всю свою фабрику для приготовленія этой матеріи. Количество матеріи и быстрота, съ которою требуется исполнить заказъ, могли бы возбудить любопытство Кирьякова, но, по счастію, этому человѣку пришло въ голову, что Леппихъ готовится открыть торговлю пластырями, и я ему предложилъ даже сдѣлаться компаньономъ Леппиха по этой торговлѣ.
Тафта одна будетъ стоить 20 тысячъ рублей. Леппиху, кромѣ того, нужно будетъ на 50 тысячъ рублей сѣрной кислоты и на подобную же сумму желѣзныхъ опилокъ. Все это будетъ припасено. Невѣдѣніе цѣнъ матеріаловъ было виною того, что Леппихъ ошибся въ составленіи смѣты расходовъ.
Но чтобы не замедлить уплаты, а тѣмъ самымъ и окончанія такой важной работы, мнѣ кажется, что полезно было бы дать предписаніе Папкову, директору отдѣленія Московскаго банка, отпускать по моему требованію суммы, на которыя я буду выдавать ему росписки въ полученіи; а я уже буду получать такія же росписки отъ Леппиха. У Папкова всегда имѣются значительныя суммы въ мелкихъ ассигнаціяхъ. Эта мѣра тѣмъ болѣе необходима, что министръ финансовъ отвѣчалъ уже Обрѣзкову, что онъ еще не получалъ отъ Васъ, Государь, повелѣнія отпускать деньги по его требованіямъ.
Я еще не видѣлъ Леппиха, но завтра, подъ предлогомъ, что я званъ обѣдать гдѣ-нибудь вблизи того мѣста, гдѣ онъ основался, я сдѣлаю ему продолжительный визитъ и буду имѣть удовольствіе познакомиться съ человѣкомъ, чье изобрѣтеніе сдѣлаетъ безполезными войны (rendra le métier de la guerre inutile), освободитъ человечество отъ адскаго разрушителя и сдѣлаетъ Васъ судьей царей и царствъ и благодѣтелемъ рода людскаго».
Обрѣзковъ же, сообщая 6 іюня Государю объ исполненіи возложеннаго на него порученія, вновь подтвердилъ, что воздушное предпріятіе Леппиха сохраняется въ тайнѣ: «Всѣ движенія по сему дѣлу производятся съ большою осторожностью, и смѣю надѣяться, что истинное дѣло до самаго окончанія сохранится въ совершенной тайнѣ».
Графъ Ростопчинъ, побывавъ у Леппиха, сообщилъ объ этомъ Государю, причемъ въ концѣ письма не удержался, чтобы не заподозрить и Леппиха въ измѣнѣ, могущей явиться съ его стороны. Гр. Ростопчинъ писалъ 11-го іюня:
«…Я видѣлся съ Леппихомъ: это человѣкъ очень ловкій и очень свѣдущій въ механикѣ, онъ разсѣялъ всѣ мои сомнѣнія относительно крыльевъ его машины, дѣйствительно адской, и которая впослѣдствіи могла бы причинить роду людскому еще больше зла, чѣмъ самъ Наполеонъ, если бы сооруженіе воздушнаго шара не требовало такихъ затратъ… Леппихъ всеподданнѣйше проситъ Ваше Императорское Величество, чтобы повелѣно было отыскать нѣсколько ящиковъ, посланныхъ имъ изъ Вильны; въ этихъ ящикахъ находятся веревки и шерстяные шнуры, которые, по его словамъ, нельзя замѣнить здѣшними.
Такъ какъ невозможно держать въ тайнѣ въ теченіе четырехъ мѣсяцевъ мастерскую съ шестьюдесятью рабочими въ 7 верстахъ отъ города, то я условился съ Обрѣзковымъ, что онъ, подъ вымышленнымъ именемъ, заключитъ съ Леппихомъ договоръ, которымъ этотъ послѣдній обязуется доставить къ Новому Году большое число разныхъ земледѣльческихъ машинъ. Это разсѣетъ любопытство, если оно даже и будетъ возбуждено какимъ-нибудь непредвидѣннымъ случаемъ.
Мнѣ пришла въ голову мысль, которую я повергаю на усмотрѣніе Вашего Императорскаго Величества. Когда машина будетъ готова, Леппихъ хочетъ отправиться въ Вильну; можно ли такъ полагаться на этого человѣка, чтобы не допустить возможности предательства съ его стороны, не можетъ ли случиться, что это открытіе обратится въ пользу Вашихъ враговъ?»
Леппихъ, ободренный посѣщеніемъ и участіемъ графа Ростопчина, самъ писалъ къ Государю, извѣщая его, что, преодолѣвъ многочисленныя трудности, запасшись необходимыми для его работъ матеріалами, по прибытіи его рабочихъ-иностранцевъ, онъ съ успѣхомъ продолжаетъ свое дѣло. Но такъ какъ цѣны на матеріалы здѣсь гораздо дороже, нежели въ чужихъ краяхъ, то машина обойдется не въ 20 тысячъ, какъ онъ предполагалъ, но, по крайней мѣре въ 40. «Умоляю Ваше Величество, писалъ Леппихъ, поставить меня въ такое положеніе, чтобы я немедленно могъ получить необходимыя для меня деньги. Я былъ уже въ затруднительномъ положеніи въ этомъ отношеніи и выходилъ изъ него только по милости Обрѣзкова, который или давалъ мнѣ свои деньги или ручался за меня. Теперь, когда дѣло развивается, я счелъ нужнымъ устроить канцелярію и выбралъ секретаремъ честнаго человѣка. Сверхъ того прошу Ваше Величество позволить мнѣ взять къ себѣ, въ качествѣ директора физическихъ и химическихъ принадлежностей, доктора Шеффера[6] который находится на Вашей службѣ».
Неосновательныя подозрѣнія графа Ростопчина вскорѣ смѣнились любовью къ Леппиху и его дѣлу. 30 іюня онъ писалъ Государю:
«Начинаю письмо прямо съ важнаго дѣла, довѣреннаго мнѣ, съ машины Леппиха. Послѣ завтра я отправлюсь, по его приглашенію, смотрѣть опыты съ машиной en petit. Онъ (Леппихъ) былъ въ восторгѣ отъ того, что нашелъ сухое пятилѣтнее дерево.
Всѣ рабочіе находятся въ мастерской, дѣло подвигается, но, въ виду тщательности и точности, которой требуетъ дѣло, работа не будетъ окончена раньше конца августа. Я совершенно увѣренъ въ успѣхѣ. Несмотря на множество людей, употребляемыхъ для работъ, покупки, заказы, разъѣзды для нихъ, никто ничего не знаетъ, и слухъ, пущенный о томъ, что это фабрика для земледѣльческихъ орудій, имѣлъ полный успѣхъ, не возбудивъ никакого любопытства. Тамъ находится теперь полицейскій унтеръ-офицеръ съ шестью солдатами; но чрезъ мѣсяцъ, когда надо будетъ открыть машину и наполнить газомъ шаръ я днемъ и ночью буду содержать сильную стражу, чтобы никого не пропускать. Я очень полюбилъ Леппиха, который меня тоже любитъ, и я привязался къ его машинѣ, какъ еслибъ это было мое дѣтище. Леппихъ предложилъ мнѣ совершить путешествіе съ нимъ, но я не могу ѣхать безъ Вашего разрѣшенія, а цѣль такъ прекрасна: Ваша слава и спасеніе государства!..»
Будучи совершенно увѣренъ въ успѣхѣ воздушнаго предпріятія Леппиха, графъ Ростопчинъ, подъ вліяніемъ продолжительнаго пребыванія Наполеона въ Вильнѣ, въ тотъ же день писалъ Государю: «Съ какимъ нетерпѣніемъ мы ждемъ извѣстія о первой побѣдѣ. Наполеонъ остановился; онъ, который постоянно шелъ впередъ. Прогоните его за Рейнъ, тогда и Леппиху нечего будетъ дѣлать».
Работа изобрѣтателя Леппиха все время подвигалась впередъ и даже сопровождалась усовершенствованіями и изобрѣтеніями въ другой области. Въ полночь 4 іюля графъ Ростопчинъ писалъ Государю:
«Я провелъ вчера вечеръ у Леппиха. Онъ въ восторгѣ отъ неожиданнаго открытія: желѣзные листы хорошо замѣняютъ опилки и требуютъ вчетверо меньше сѣрной кислоты для образованія газа и только десятую часть времени для наполненія шара. Большая машина будетъ окончена къ 15 августа. Черезъ 10 дней онъ будетъ производить опыты съ крыльями, и такъ какъ къ тому же времени будетъ готово помѣщеніе для сбора составныхъ частей, то я пошлю туда двухъ офицеровъ и 50 солдатъ сторожить день и ночь, во избѣжаніе несчастія.
Я дамъ также Леппиху артиллерійскаго офицера, которому будетъ поручено наполнить два ящика съ разрушительнымъ веществомъ, которые онъ беретъ съ собой. Въ концѣ мѣсяца нужно ему дать экипажъ изъ 50 человѣкъ, лучше всего взять солдатъ и хорошаго офицера. Они могли бы, прежде отправленія въ армію, поупражняться и выучиться маневрировать крыльями.
Испрашиваю на это приказаній Вашего Величества. Леппихъ истратилъ уже 72 тысячи рублей. Хотя большая часть необходимыхъ ему вещей оплачена, но, на всякій случай, я оставилъ у себя 40 тысячъ руб., которыя въ общія пожертвованія внесли двое купцовъ Усачевыхъ, и отдамъ въ нихъ отчетъ впослѣдствіи. Нельзя не удивляться дѣятельности Леппиха: онъ встаетъ первымъ и ложится спать послѣднимъ. Рабочіе трудятся по 17 часовъ въ день; ихъ уже болѣе ста человѣкъ въ его мастерской. Про машину теперь говорятъ, что это корабль новой конструкціи, который будетъ двигаться подъ водою… — черезъ шесть недѣль всѣ увидятъ, что онъ движется гораздо выше воды! Леппихъ изобрѣлъ пику, которой древко внутри пустое; она шести аршинъ длины и гораздо легче и сподручнѣе для дѣйствія и прочнѣе нашихъ казацкихъ. Такъ приготовление такихъ пикъ незатруднительно, то можетъ быть, Ваше Величество прикажете послать для образца вновь образуемымъ казацкимъ полкамъ»…
Тайна по отношенію къ «летучей машинѣ» Леппиха, какъ онъ ее самъ называлъ, принимала постоянно различныя формы: то работа шла подъ видомъ фабрики новоизобрѣтенныхъ снарядовъ для пушекъ, то подъ видомъ изготовленія моделей земледѣльческихъ машинъ и, наконецъ, подъ видомъ построенія корабля, который будетъ двигаться подъ водою. А кругъ лицъ, причастныхъ къ тайнѣ, по мѣрѣ приближенія работъ къ концу, увеличивался.
Изъ лицъ, близкихъ къ Императору Александру I, истинная цѣль работъ Леппиха, кромѣ Алопеуса, Обрѣзкова и гр. Ростопчина, была извѣстна и гр. Аракчееву, который позволилъ себѣ сдѣлать Государю возраженіе о нелѣпости этого дѣла и получилъ въ отвѣтъ: «ты глупъ!» Кромѣ нихъ стала извѣстной сущность дѣла Леппиха, между прочимъ, и студенту Московскаго университета В. В. Шнейдеру[7], который въ своихъ воспоминаніяхъ упоминаетъ о посѣщеніи мастерской Леппиха Государемъ и рисуетъ подробности обстановки, при которой велась работа Леппиха во второй половинѣ іюля.
18-ти лѣтній студентъ Шнейдеръ жилъ въ Москвѣ на хлѣбахъ у купца Данкварта, торговавшаго сукномъ, и былъ случайнымъ свидѣтелемъ, какъ въ іюлѣ мѣсяцѣ въ его магазинѣ было куплено «хорошее сѣрое сукно» нѣкіимъ малорослымъ, полнымъ и нѣсколько неуклюжимъ докторомъ Шмитомъ въ сопровожденіи весьма красиваго спутника[8], якобы «для 40 рабочихъ, украденныхъ изъ Австріи». Эта странная покупка съ доставкой на дачу Репнина невольно обратила на себя вниманіе Шнейдера. И когда 15 іюля въ 1-мъ часу дня Шнейдеру довелось видѣть Государя, возвращавшагося изъ собранія дворянства и купечества въ залахъ Слободскаго дворца вмѣстѣ съ барономъ Штейномъ и направившагося чрезъ Калужскую заставу на дачу Репнина, что было ему видно съ балкона въ зрительную трубку, то тутъ онъ припомнилъ посѣщеніе магазина его хозяина Фейхнеромъ и Шмитомъ и подумалъ, что если самъ Государь поѣхалъ на дачу Репнина, то, вѣроятно, тамъ приготовляется что нибудь очень важное.
Узнавъ затѣмъ изъ разговоровъ со своимъ хозяиномъ Данквартомъ, что тотъ тоже былъ на дачѣ Репнина и «едва-едва не столкнулся съ императоромъ», Шнейдеръ, познакомившись съ нѣкоторыми еще обстоятельствами дѣла, былъ сильно возбужденъ въ своемъ любопытствѣ и началъ просить Данкварта, чтобы онъ взялъ его съ собою, когда поѣдетъ на Репнинскую дачу. «Это невозможно, — отвѣчалъ онъ на его просьбу: туда пускаютъ по билетамъ, а у меня только одинъ билетъ для меня лично». Шнейдеръ тогда уговорилъ Данкварта взять его съ собой, какъ своего мастерового, на что тотъ и далъ согласіе.
Действительно, черезъ нѣсколько дней Данквартъ отправился съ нимъ на Репнинскую дачу. Это былъ праздникъ; работы не производились, и Леппихъ со своими сотрудниками былъ въ саду и упражнялся въ стрѣльбѣ въ цѣль. Данкварта позвали туда, а Шнейдеръ остался въ домѣ, великолѣпныя залы котораго были превращены въ мастерскія и по роскошнымъ паркетамъ разбросаны были разные матеріалы и инструменты. Передъ окнами на дворѣ висѣла раззолоченная гондола и какія-то большія крылья. Дача охранялась стражею, и пришлось проѣхать нѣсколько карауловъ, прежде нежели попасть туда. Оба они были пропущены по предъявленію билета Данквартомъ. Приведемъ дальше разсказъ отъ лица самого очевидца Шнейдера. — «Пока мой хозяинъ находился въ саду, а я разсматривалъ окружавшіе меня предметы въ домѣ, ко мнѣ подошелъ живой, нѣсколько рябоватый господинъ и съ улыбкой сказалъ: „Вы слишкомъ любопытны, молодой человѣкъ“. Я отвѣчалъ, что пріѣхалъ съ Данквартомъ и что я его рабочій. „Рабочій! — замѣтилъ онъ, — а кто каждый день гуляетъ по Ордынкѣ съ Грибоѣдовымъ и Панинымъ? Вы изъ университета“. Я покраснѣлъ и смутился до такой степени, что, кажется и не нашелся, что отвѣчать. Моя молодость и смущеніе, вѣроятно, произвели хорошее впечатлѣніе на моего собесѣдника; онъ улыбаясь сказалъ мнѣ: Ну, нѣмецъ нѣмца не выдастъ, только никому ни полслова не говорите о томъ, что вы здѣсь были и что услышите“. Это былъ докторъ Шефферъ[9], который и разсказалъ мнѣ, что здѣсь приготовляется воздушный шаръ, котораго движенія посредствомъ крыльевъ можно направлять по произволу. Онъ подыметъ ящики съ разрывными снарядами, которые, будучи сброшены съ высоты на непріятельскую армію, произведутъ въ ней страшное опустошеніе.
Увѣренность въ успѣхѣ воздушнаго предпріятія Леппиха у гр. Ростопчина ничуть не ослабѣвала, и онъ былъ занятъ мыслями о Леппихѣ наравнѣ съ другими отечественными дѣлами. Вотъ что, между прочимъ, писалъ онъ Государю 23 іюля въ своемъ письмѣ: „Обстоятельства таковы, что въ случае продолжительныхъ неудачъ или возмущенія, или какой измѣны, дѣло будетъ касаться гибели Отечества и Вашей Священной Особы. Поэтому я колѣнопреклонно умоляю Ваше Императорское Величество, при случаѣ малѣйшаго сомнѣнія въ моихъ способностям, или усердіи, не останавливаться не на одно мгновеніе въ рѣшимости замѣстить меня другимъ; потому что я могу Вамъ служить и быть болѣе полезнымъ инымъ способомъ. Я буду служить помощникомъ Леппиха, стану во главѣ 1000 человѣкъ и отправлюсь драться; я буду проповѣдывать народу, который меня любитъ и до послѣдняго дыханія употреблю жизнь для того, чтобы служить Вамъ“. Мысль о воздушномъ предпріятіи Леппиха не покидала графа Ростопчина, и при осложнившихся государственныхъ дѣлахъ онъ вновь писалъ Государю 4 августа: „Теперь я осмѣливаюсь просить Васъ Государь, если Вы сочтете возможнымъ оставлять здѣсь еще Ключарева (почтъ-директора), назначить на мое мѣсто кого-либо другого, потому что я буду считать недостойнымъ далѣе занимать его. У меня двѣ руки и жизнью моею я жертвую Вамъ, и я попрошу у Васъ позволенія служить въ арміи прапорщикомъ или товарищемъ Леппиха“.
По пріѣздѣ въ Петербургъ, Государь въ виду близкаго окончанія работъ Леппихомъ, послалъ графу Ростопчину 8 августа слѣдующія указанія: „Только что Леппихъ окончитъ свои приготовленія, составьте ему экипажъ для лодки, изъ людей надежныхъ и смышленыхъ, и отправьте нарочнаго съ извѣстіемъ къ генералу Кутузову, чтобы предупредить его. Я уже сообщилъ ему объ этомъ предпріятіи. Но прошу васъ поручить Леппиху наблюдать осторожность при опущеніи шара въ первый разъ на землю, чтобы не ошибиться и не попасть въ руки непріятелю. Необходимо, чтобы свои движенія онъ соображалъ съ движеніями главнокомандующаго; поэтому, прежде нежели онъ начнетъ свои дѣйствія, необходимо, чтобы онъ опустился въ главной квартирѣ и переговорилъ съ нимъ. Скажите ему, чтобы спустившись на землю, принялъ предосторожность поднять шаръ, укрѣпивъ его за веревку; въ противномъ случаѣ, къ нему могутъ собраться любопытные изъ войскъ, а между ними могутъ оказаться и непріятельскіе шпіоны“.
Эти предусмотрительныя указанія Александра I явились первою естественною попыткою зарожденія военной воздухоплавательной тактики.
Между тѣмъ извѣстіе о сдачѣ Смоленска принудило графа Ростопчина уже около 10 августа принять всѣ необходимыя мѣры, чтобы ничего въ городѣ не осталось на тотъ случай, если бы непріятель, по несчастію, разбилъ наши войска и занялъ бы Москву. Ожидая съ нетерпѣніемъ окончанія работъ Леппиха и узнавъ отъ Обрѣзкова, что машина будетъ готова черезъ 15 дней, графъ Ростопчинъ писалъ Государю 13 августа: „Леппихъ собираетъ теперь въ одно цѣлое ея части; тафта уже сшита и два маленькіе шара, которые будутъ слѣдовать за большимъ, готовы. Несмотря на то, я собралъ отъ него справки, сколько нужно будетъ ему времени для того, чтобы уложить всѣ его снасти. Онъ увѣрилъ меня, что ему достаточно для этого трехъ дней. Онъ много тратитъ денегъ; ему выдано уже 130.000 руб.; но если бы удалось его предпріятіе, то можно бы не пожалѣть и милліона. Если придется вывозить его отсюда, то я отправлю его въ Нижній, до Коломны на подводахъ, а потомъ водою“.
Время шло, къ обѣщанному сроку машины не удавалось окончить, и Леппиху пришлось приняться за опытъ съ маленькимъ шаромъ, который совершенно былъ готовъ. Къ тому времени въ народъ проникли кое-какіе слухи о воздушномъ шарѣ, и графъ Ростопчинъ счелъ за лучшее въ своихъ „афишахъ“, расклеенныхъ по городу 22 августа, сообщить жителямъ Москвы слѣдующее: „Здѣсь мнѣ поручено отъ Государя было сдѣлать большой шаръ, на которомъ 50 человѣкъ полетятъ, куда захотятъ, и по вѣтру и противъ вѣтра; а что отъ него будетъ, узнаете и порадуетесь. Если погода будетъ хороша: то завтра или _10.jpg)
послѣ завтра ко мнѣ будетъ маленкой шаръ для пробы. Я вамъ заявляю, чтобъ вы, увидя его, не подумали, что ето отъ злодѣя, а онъ сдѣланъ къ его вреду и погибели“. Государя же 23 августа графъ Ростопчинъ увѣдомилъ, что „Леппихъ окончилъ маленькій шаръ, который поднимаетъ пять человѣкъ. Завтра будетъ опытъ, о чемъ я извѣстилъ городъ и, чтобы не пугались, заявилъ, что это дѣлается противъ непріятеля. Князю Кутузову я писалъ объ этомъ“.
Первый ратникъ Московскаго ополченія С. Н. Глинка, лицо близкое къ графу Ростопчину, по поводу этихъ событій сообщаетъ въ своихъ запискахъ о 1812 годѣ: „Къ заглушенію мысли о предстоявшей опасности занимали умы народа сооруженіемъ на Воробьевыхъ горахъ какого-то огромнаго шара, который, по словамъ разгульной молвы, поднявшись надъ войсками Наполеона, польетъ огненный дождь, особенно на артиллерію. Шутя или не шутя мнѣ предлагали мѣсто на этомъ огненосномъ шарѣ. Я отвѣчалъ: какъ первый московскій ратникъ, я стану въ срочный часъ въ ряды ополченія; но, признаюсь откровенно, я не привыкъ ни къ чиновному возвышенію, ни къ летанію по воздуху. У меня на высотѣ закружится голова“.
Однако 24 числа подъемъ шара не смогъ состояться, и по сему поводу Леппихъ послалъ графу Ростопчину слѣдующее извѣстіе: „Ваше сіятельство, не можете представить сколько встрѣтилъ я затрудненій, приготовляя балонъ къ путешествію: по неопытности моихъ помощниковъ долженъ былъ заняться самъ самою малѣйшею вещью, а по незнанію русскаго языка, управляться почти съ одними нѣмцами; все это вмѣстѣ никакъ не позволило мнѣ сегодня летѣть въ Москву. — Теперь-же устроивъ все и почти весь балонъ наполнивъ воздухомъ, завтра непремѣнно къ полудню предприму путешествіе; а за нѣсколько предъ тѣмъ часовъ, шаръ поднимется выше сада и будетъ виденъ изъ всей Москвы, особливо чрезъ зрительную трубу“.
Несмотря на рѣшительное обѣщаніе и 25 числа подъема шара не состоялось, и вообще болѣе недѣли прошло, послѣ афишки графа Ростопчина, въ напрасномъ ожиданіи; и жителямъ Москвы такъ и не пришлось увидѣть воздушный шаръ, возбудившій столько толковъ и надеждъ. Къ этому времени уже прогремѣла Бородинская битва, усиливалось оставленіе Москвы ея жителями, и городъ наполнялся множествомъ раненыхъ, но графъ Ростопчинъ до послѣдней минуты заботился о воздушномъ предпріятіи, пока не убѣдился въ неудачѣ, которая особенно стала ясна изъ письма Леппиха къ нему отъ 27 августа. Въ этомъ письмѣ Леппихъ какъ на причину неудачи сослался на дурное качество стали: „машина хорошо двигалась впередъ, сдѣлавъ нѣсколько движеній крыльями, но наконецъ рессоры лопнули и онъ былъ вынужденъ прекратить опыты“. Въ концѣ письма Леппихъ прибавилъ, что онъ вполнѣ увѣренъ, что какъ только получитъ обѣщанную ему сталь (качества высшаго, чѣмъ пока ему могли найти въ Москвѣ), то все пойдетъ великолѣпно[10].
Графъ Ростопчинъ, не имѣя возможности болѣе ждать и потерявъ надежду на успѣхъ Леппиха, 29 августа сообщилъ Государю: „Съ прискорбіемъ извѣщаю Ваше Величество о неудачѣ Леппиха. Онъ построилъ шаръ, на которомъ должны были находиться пять человѣкъ, и назначилъ мнѣ часъ, когда онъ долженъ былъ подняться. Но вотъ прошло пять дней, и ничего не готово; вмѣсто десяти часовъ, какъ онъ говорилъ, въ три дня едва онъ успѣлъ наполнить его газомъ; шаръ не поднималъ и двухъ человѣкъ. Затѣмъ послѣдовали безконечныя затрудненія. Потребовалось какое-то особенное желѣзо, крылья оказались слабыми. Большая машина не готова и, кажется, надо отказаться отъ надежды на успѣхъ, котораго ожидали отъ этого предпріятія. Менѣе всего, конечно, можно пожалѣть объ истраченныхъ на него деньгахъ. Леппихъ — сумасшедшій шарлатанъ, а Алопеусъ слишкомъ былъ увлеченъ своимъ Финскимъ вообраніемъ“.
И къ 1 сентября графъ Ростопчинъ отправилъ Леппиха и Іордана въ Петербургъ, а рабочихъ и всѣ шары съ ихъ принадлежностями въ Нижній-Новгородъ, но пришлось усиленно торопиться и второпяхъ не успѣли всего захватить. Чтобы оставшіеся предметы не достались французамъ, ихъ сожгли, въ томъ числѣ и лодку.
_11.jpg)
Примѣчанія[править]
- ↑ Печатается съ сохраненіемъ правописанія подлинника.
- ↑ Отъ главнокомандующаго въ Москвѣ фельдмаршала графа И. В. Гудовича.
- ↑ Имѣвшій огромное вліяніе на графа Гудовича, который, по словамъ графа Ростопчина въ письмѣ его къ Императору отъ 7 іюня, „сдѣлался игрушкою двухъ разбойниковъ, своего брата доктора Сальватора, который прямо говоритъ, что получаетъ по 6.000 ливровъ въ годъ отъ Наполеона“.
- ↑ Графа Ѳ. В. Ростопчина.
- ↑ Почтъ-Директоръ въ Москвѣ Ѳедоръ Петровичъ Ключаревъ, котораго гр. Ростопчинъ ненавидѣлъ, какъ масона.
- ↑ Шефферъ былъ товарищемъ Леппиха въ молодости и случайно встрѣтился съ нимъ Москвѣ.
- ↑ В. В. Шнейдеръ, впослѣдствіи заслуженный профессоръ Петербургскаго университета, въ 1812 г., будучи студентомъ, репетировалъ двухъ другихъ студентовъ (моложе его), знаменитаго потомъ Грибоѣдова и Панина.
- ↑ Фейхнера, т. е. фельдъегерскаго прапорщика Іордана.
- ↑ До назначенія къ Леппиху Шефферъ состоялъ лѣкаремъ при Московской полиціи.
- ↑ Любопытная подробность: эти письма Леппиха къ гр. Ростопчину, по оставленіи нами Москвы попали въ руки французовъ, которые перевели ихъ на свой языкъ (впрочемъ одно письмо Леппиха было написано уже на французском языкѣ) и помѣстили въ „Бюллетеняхъ Великой Арміи“. По оставленіи же Москвы французами, эти письма съ другими бумагами вновь вернулись къ намъ, будучи отбиты казаками, и нынѣ мирно почиваютъ въ С.-Петербургскомъ Главномъ Архивѣ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ.