Осматривая домъ, мы добрались и до библіотеки, гдѣ не могли устоять противъ соблазна въ видѣ роскошныхъ кожаныхъ креселъ, которыми она была обставлена, и усѣлись въ одной изъ уставленныхъ книгами нишъ, намѣреваясь отдохнутъ и поболтать[1].
— Юдиѳь говоритъ, что вы все утро провели въ библіотекѣ, — замѣтила миссисъ Литъ. — Знаете ли, мистеръ Вестъ, по моему вы счастливѣйшій человѣкъ изъ всѣхъ смертныхъ, вамъ можно позавидовать.
— Хотѣлось бы мнѣ знать почему? — возразилъ я.
— Потому что книги послѣдняго столѣтія будутъ для васъ новостью, — отвѣчала она. — У васъ при чтеніи будетъ столько захватывающаго интереса, что въ теченіе пяти лѣтъ вамъ едва ли останется время на пищу. Ахъ, что бы я дала, если бы мнѣ еще предстояло читать романы Беррьяна.
— Или Несмита, мама, — прибавила Юдиѳь.
— Да, или поэмы Оатса, или „Прошедшее и настоящее“, или „Вначалѣ“ или… я могла бы назвать нѣсколько книгъ, изъ которыхъ за каждую можно отдать годъ жизни, — съ энтузіазмомъ воскликнула миссисъ Литъ.
— Отсюда я заключаю, что въ это столѣтіе написано много хорошихъ литературныхъ произведеній.
— Да, — сказалъ докторъ Литъ, — это была эра безпримѣрнаго умственнаго блеска. По всему вѣроятію, человѣчество дотолѣ никогда не испытывало такого нравственнаго и матеріальнаго развитія, столь громаднаго по объему и столь ограниченнаго по времени, какъ въ началѣ этого столѣтія, при переходѣ отъ стараго порядка къ новому. Когда люди стали понимать всю громадность счастія, выпавшаго на ихъ долю, и убѣдились, что пережитый ими переворотъ явился не только улучшеніемъ ихъ положенія въ частности, но и доведеніемъ человѣческаго рода до высшей ступени существованія, съ неограниченной перспективой прогресса, тогда умы ихъ дошли до такого напряженія всѣхъ своихъ способностей, о какомъ средневѣковое возрожденіе можетъ дать лишь слабое понятіе. Затѣмъ наступила эпоха механическихъ изобрѣтеній, ученыхъ открытій, творчества въ областяхъ искусства, музыки и литературы, эпоха безпримѣрная за все время существованія міра.
— А вотъ кстати, — сказалъ я, — мы заговорили о литературѣ; какимъ образомъ издаются теперь книги? Тоже націею?
— Конечно.
— Но какъ же вы это устраиваете? Издаетъ ли государство все, что ему доставляется, само собой разумѣется, — на общественный счетъ, или оно удерживаетъ за собою право цензуры и печатается только то, что одобряется ею?
— Ни то, ни другое. Отдѣленіе книгопечатанія не облечено цензорской властью. Оно обязано печатать все, что ему доставляется, но печатаетъ только подъ условіемъ, если авторъ платитъ издержки по изданію изъ своего кредита. Онъ долженъ заплатитъ за привиллегію обращаться жъ обществу, и если онъ имѣетъ сказать что либо достойное вниманія, то, надо полагать, онъ охотно подчинится этому. Конечно, будь доходы неравными, какъ въ старыя времена, это правило давало бы возможность авторства исключительно людямъ богатымъ, но такъ какъ денежныя средства гражданъ одинаковы, то это правило служитъ только мѣриломъ силы побужденій писателя. Стоимость изданія книги средняго формата можетъ быть покрыта изъ годоваго кредита путемъ сбереженія и нѣкоторыхъ лишеній. Изданная книга выставляется націею на продажу.
— Полагаю, что въ пользу автора, какъ и у насъ, отчисляется извѣстный процентъ, — замѣтилъ я.
— Не совсѣмъ, какъ у васъ, — возразилъ докторъ Литъ, — а все таки онъ получаетъ. Цѣна каждой книги опредѣляется стоимостью всего изданія вмѣстѣ съ процентнымъ вознагражденіемъ автора, который самъ назначаетъ размѣръ своего процента. Если онъ назначаетъ его слишкомъ высокимъ — онъ самъ себѣ повредитъ, такъ какъ на книгу не найдется покупателей. Сумма, приносимая ему этими процентами, вносится въ его кредитъ, и онъ освобождается отъ другой обязательной службы націи до тѣхъ поръ, пока ему хватаетъ этого кредита, въ размѣрѣ пайка на содержаніе каждаго гражданина. Въ случаѣ успѣха книги, онъ получаетъ отпускъ на нѣсколько мѣсяцевъ, на годъ, на два или три; если же въ этотъ періодъ времени онъ еще напишетъ удачную вещь, отпускъ продолжается до тѣхъ поръ, пока онъ можетъ считать себя обезпеченнымъ отъ сбыта книги. Авторъ, располагающій большимъ кругомъ читателей, можетъ содержать себя перомъ въ продолженіи всего періода службы, и степень литературнаго таланта автора, установленная общественнымъ мнѣніемъ, является для него мѣриломъ возможности посвятить себя литературной дѣятельности. Въ этомъ отношеніи въ конечныхъ результатахъ наша система мало разнится отъ вашей, но у насъ есть два весьма важныхъ преимущества. Во-первыхъ, въ силу высокаго уровня общаго образованія въ настоящее время „гласъ народа“ насчетъ дѣйствительнаго достоинства литературной производительности имѣетъ рѣшающее значеніе, что въ ваше время было совершенно немыслимо. Во-вторыхъ, теперь нѣтъ мѣста для какой бы то ни было системы фаворитизма, которая, такъ или иначе, могла бы помѣшать признанію истинной заслуги. Каждому автору предоставляется совершенно одинаковая возможность предлагать свой трудъ на судъ общественный. Судя по жалобамъ писателей вашего времени, это безусловное равенство условій имѣло бы для нихъ большую цѣну.
— И въ признаніи заслугъ на другихъ поприщахъ, гдѣ природное дарованіе имѣетъ рѣшающее значеніе, какъ въ музыкѣ, живописи, скульптурѣ., въ техническихъ изобрѣтеніяхъ, вы слѣдуете тому же принципу? спросилъ я.
— Да, — отвѣчалъ онъ, — хотя тутъ есть разница въ частностяхъ. Въ искусствѣ, напримѣръ, какъ и въ литературѣ народъ является единственнымъ судьею. Онъ по баллотировкѣ принимаетъ статуи и картины для общественныхъ зданій; благопріятный приговоръ народа освобождаетъ художника отъ другихъ работъ, и даетъ ему возможность посвятить себя всецѣло своему искусству. Отъ продажи копій съ его произведенія онъ получаетъ тѣже выгоды, какъ и авторъ отъ сбыта своихъ книгъ. Во всѣхъ профессіяхъ, гдѣ принимается въ разсчетъ природное дарованіе, преслѣдуется одна и та же цѣль, — открыть свободный доступъ всѣмъ претендентамъ и, при первыхъ проблескахъ исключительнаго таланта, освободилъ его отъ всѣхъ путъ и предоставить ему свободное теченіе. Освобожденіе отъ другой службы въ этомъ случаѣ считается не подаркомъ или наградой, а средствомъ къ достиженію наибольшей производительности и общественнаго служенія высшаго порядка. У насъ есть, конечно, различныя литературныя, художественныя и научныя учрежденія, сочленство въ которыхъ ставится очень высоко и предлагается только знаменитостямъ. Величайшее изъ всѣхъ національныхъ отличій, даже выше президентства, достиженіе котораго обусловливается просто здравымъ смысломъ и вѣрностью своему долгу, — это красная ленточка, какою, по народному голосованію, награждаются великіе писатели, артисты, изобрѣтатели, доктора. Одновременно въ странѣ носятъ ее не больше сотни людей, хотя каждый одаренный молодой человѣкъ въ мечтахъ о такой чести проводитъ не мало безсонныхъ ночей. Я и самъ мечталъ получить ее.
— Точно я и мама были бы о тебѣ болѣе высокаго мнѣнія, если бы ты имѣлъ ее, — воскликнула Юдиѳь, — хотя, конечно, я не хочу этилъ сказать, что обладаніе ею не доставляло бы намъ удовольствія.
— Ну, тебѣ-то, моя милая, ничего не оставалось, какъ взять отца такимъ, какимъ онъ есть, и воспользоваться имъ, какъ можно лучше, — возразилъ докторъ Литъ. — Что же касается твоей матери, то она бы никогда не вышла за меня замужъ, если бы я не увѣрилъ ее, что мнѣ тоже удастся получить красную или, по крайней мѣрѣ, голубую ленточку.
Миссисъ Литъ отвѣчала на это только улыбкою.
— Какъ же, — спросилъ я, — поступаютъ относительно періодическихъ изданій и газетъ? Я не хочу отрицать, что ваша система изданія книгъ несравненно лучше нашей, какъ по своея тенденціи поощрятъ истинные таланты, такъ и по обезкураживанію такихъ господъ, которые могли бы сдѣлаться развѣ жалкими писаками. Но я не вижу, какимъ образомъ это можетъ примѣняться къ журналамъ и газетамъ. Конечно, не трудно заставить человѣка заплатить за изданіе книги, такъ какъ затрата въ данномъ случаѣ будетъ временною, но кто же можетъ позволить себѣ такой расходъ, какъ изданіе ежедневной газеты въ теченіи года? Это потребовало бы глубокихъ кармановъ нашихъ крупныхъ капиталистовъ, да и тѣ истощались часто ранѣе полученія какихъ бы то ни было доходовъ Если вообще, у васъ есть газеты, то, полагаю, онѣ должны издаваться правительствомъ, на общественный счетъ, съ правительственными редакторами, какъ выразителями правительственныхъ воззрѣній, Стало быть, если ваша система такъ совершенна, что въ ней никогда ничего не приходится осуждать, въ такомъ случаѣ подобнаго рода газета является на своемъ мѣстѣ. Иначе, мнѣ кажется, отсутствіе независимаго неоффиціальнаго органа для выраженія общественнаго мнѣнія должно имѣть самыя неблагопріятныя послѣдствія. Согласитесь, докторъ, что свободная газетная пресса, со всѣмъ тѣмъ, что она въ себѣ включала, когда капиталъ находился въ частныхъ рукахъ, являлась искупленіемъ старой системы и что утрата этого блага является противовѣсомъ вашихъ успѣхамъ въ другихъ отношеніяхъ.
— Сожалѣю, что не могу предоставить вамъ даже и этого утѣшенія — возразилъ докторъ Литъ, смѣясь. — Во-первыхъ, мистеръ Вестъ, газетная пресса никоимъ образомъ не является единственнымъ или, какъ вамъ это представляется, лучшимъ средствомъ для серьезнаго обсужденія общественныхъ дѣлъ. Намъ разсужденія вашихъ газетъ кажутся обыкновенно незрѣлыми, легковѣсными, съ сильнымъ оттѣнкомъ предубѣжденія и горечи. По скольку они могутъ быть приняты за выраженіе общественнаго мнѣнія, они даютъ нелестное представленіе о народномъ развитіи; по скольку же они сами старались создать общественное мнѣніе, въ этомъ случаѣ націю не съ чѣмъ было поздравить. Въ настоящее время, если гражданинъ пожелаетъ оказать серьезное вліяніе на общественное мнѣніе въ какомъ либо общественномъ дѣлѣ, онъ выступаетъ съ книгой или брошюрой, издаваемыми на общемъ основаніи. Но это не потому, что у насъ нѣтъ газетъ или журналовъ, или что они лишены самой неограниченной свободы. Газетная пресса въ настоящее время организована такъ, что представляетъ болѣе совершенное выраженіе общественнаго мнѣнія, чѣмъ это могло быть въ ваше время, когда она была подъ контролемъ капитала и существовала прежде всего какъ торговое предпріятіе и затѣмъ уже какъ выразительница взглядовъ народа.
— Но, — сказалъ я, — если правительство издаетъ газеты на общественный счетъ, какъ же оно можетъ не контролировать ихъ направленія? Кто же, какъ не правительство, назначаетъ редакторовъ?
— Правительство совсѣмъ не платить расходовъ по изданію газеты, никогда не назначаетъ редакторовъ и, само собою разумѣется, не оказываетъ ни малѣйшаго давленія и на ихъ направленіе, — возразилъ докторъ Литъ. — Читатели газеты сами оплачиваютъ ея изданіе, выбираютъ ея редактора и устраняютъ его, если онъ имъ не подходитъ. Полагаю, врядъ-ли вы скажете, что такая газетная пресса представляетъ собой не свободный органъ общественнаго мнѣнія.
— Конечно, не скажу, — возразилъ я, — но какимъ образомъ достигается это?
— Ничего не можетъ быть проще. Предположите, что я или нѣсколько изъ моихъ сосѣдей желаемъ обзавестись газетой, которая была бы выразительницей нашихъ мнѣній и посвящалась бы, главнымъ образомъ, интересамъ нашей мѣстности, нашему ремеслу или профессіи. Тогда мы набираемъ столько подписчиковъ, чтобы годовой взносъ ихъ покрывалъ расходы по изданію газеты, размѣръ, которой зависитъ отъ количества этихъ участниковъ. Подписная цѣна списывается съ кредита гражданъ и, такимъ образомъ, гарантируетъ націю отъ убытковъ при изданіи газеты, какъ это и должно быть, ибо нація беретъ на себя обязанности издателя и не можетъ отказаться отъ этой обязанности. Затѣмъ, подписчики выбираютъ редактора, который, въ случаѣ принятія имъ на себя этой обязанности, освобождается на все время редакторства отъ исполненія другихъ обязанностей. Вмѣсто того, чтобы платить ему жалованье, какъ въ ваши времена, подписчики платятъ націи за его содержаніе, такъ какъ отняли его отъ общественной службы. Онъ ведетъ газету такъ-же, какъ, вели это дѣло ваши редакторы, съ тою только разницей, что ему не приходится подчиняться финансовымъ соображеніямъ, защищать интересы частнаго капитала въ ущербъ общественному благу. Въ концѣ перваго года подписчики или снова избираютъ того же самаго редактора на слѣдующій годъ, или на его мѣсто выбираютъ кого нибудь другого. Способный редакторъ, конечно, удерживаетъ за собою мѣсто на неопредѣленное время. Но мѣрѣ увеличенія числа подписчиковъ, увеличиваются фонды газеты, и она улучшается привлеченіемъ лучшихъ сотрудниковъ, точно такъ-же, какъ это было и въ вашихъ газетахъ.
— Какимъ же образомъ вознаграждаются сотрудники, когда имъ не платятъ деньгами?
— Редакторъ условливается въ цѣнѣ ихъ товара. Цѣна эта изъ кредита, гарантирующаго изданіе газеты, переводится на ихъ личный кредитъ, и сотрудникъ, подобно остальнымъ писателямъ, освобождается отъ службы на извѣстное время., соотвѣтственно суммѣ своего кредита. Относительно журналовъ система у насъ таже самая. Лица, заинтересовавшіяся программой новаго журнала, гарантируютъ его годовое изданіе достаточнымъ числомъ подписчиковъ, выбираютъ редактора, который оплачиваетъ сотрудниковъ журнала совершенно такъ-же, какъ это дѣлается въ газетѣ. Необходимую рабочую силу и матеріалы для изданія, само собой разумѣется, доставляетъ печатное бюро. Если-же услуги редактора оказываются болѣе не нужными и если при этомъ онъ не въ состояніи заработать себѣ право посвятить свое время другой литературной работѣ, онъ просто возвращается на свой постъ въ промышленной арміи. Слѣдуетъ добавить еще, что хотя обыкновенно редакторъ выбирается на цѣлый годъ, тѣмъ не менѣе, если самъ онъ внезапно перемѣнитъ тонъ газеты и поведетъ ее не въ духѣ своихъ довѣрителей, всегда на его мѣсто есть запасные редакторы и, по усмотрѣнію подписчиковъ, вольнодумецъ можетъ бытъ смѣщенъ во всякое время.
Вечеромъ, на прощаніе, Юдиѳь подала мнѣ книгу и сказала:
— Если бы вамъ не скоро пришлось заснуть сегодня, можетъ бытъ вамъ не безъитересно будетъ просмотрѣть этотъ разсказъ Берріана, который считается его шедевромъ, и, во всякомъ случаѣ, даетъ вамъ понятіе о современныхъ разсказахъ.
Я всю ночь до самаго разсвѣта просидѣть въ моей комнатѣ за чтеніемъ „Пентесидіи“ и не оставилъ книги, пока не дочиталъ до конца. Но да простятъ мнѣ поклонники великаго романиста двадцатаго столѣтія, если я скажу, что при первоначальномъ чтеніи я былъ пораженъ, болѣе всего, не тѣмъ, что было въ книгѣ, а тѣмъ, чего тамъ не было. Писатели моего времени сочли бы невозможнымъ сочинить романъ, изъ котораго были бы исключены всѣ эффекты, построенные на контрастахъ богатства и бѣдности, образованія и невѣжества, грубости и утонченности, высокаго и низменнаго — всѣ мотивы, вытекающіе изъ общественной гордости и честолюбія, желанія разбогатѣть или страха обѣднѣть, вмѣстѣ съ тревогами всякаго рода за себя и за другихъ, романъ, въ которомъ любви было бы столько, что хоть отбавляй, но любви не стѣсняемой никакими искусственными преградами, вслѣдствіе различія положенія или богатства, не подчиняющейся никакому иному закону, кромѣ влеченій сердца. Чтеніе „Пентесидіи“ гораздо лучше всякихъ многорѣчивыхъ объясненій помогло мнѣ составить себѣ общее понятіе о положеніи общества двадцатаго столѣтія. Фактическія сообщенія доктора Лита были, во всякомъ случаѣ, обстоятельны, но они произвели на мой умъ массу отрывочныхъ впечатлѣній, которыя до этого мнѣ не удалось еще порядкомъ связать въ одно цѣлое. Берріанъ связалъ мнѣ ихъ въ одну общую картину.
- ↑ Я не могу достаточно нахвалиться удивительной свободой, царящей въ публичныхъ библіотекахъ двадцатаго столѣтія, сравнительно съ невыносимымъ порядкомъ библіотекъ девятнадцатаго столѣтія, когда книги ревностно охранялись отъ посѣтителей и добываніе ихъ сопряжено было съ большою затратою времени и рутиною, прямо разсчитанными на то, чтобы заурядному читателю отбить всякій вкусъ къ литературѣ.