Шесть Наполеоновъ.
[править]Извѣстный Лестрадъ Скотландъ-Ярда нерѣдко къ намъ заглядывалъ по вечерамъ. Для Гольмса Лестрадъ всегда былъ желаннымъ гостемъ. Благодаря ему Гольмсъ могъ быть въ курсѣ всего того, что дѣлалось въ данный моментъ въ преступномъ Лондонѣ. Лестрадъ всегда разсказывалъ намъ криминальныя новости; Гольмсъ внимательно слушалъ эти разсказы, разспрашивалъ о самыхъ мелкихъ и несущественныхъ, на первый взглядъ, подробностяхъ и иногда давалъ совѣты, которые, оказывались для полицейскаго инспектора очень полезными.
Однажды вечеромъ, поговоривъ о погодѣ и газетныхъ новостяхъ, Лестрадъ вдругъ умолкъ и о чемъ-то задумался. Гольмсъ устремилъ на него пристальный взглядъ:
— У васъ есть что-нибудь особенное? — спросилъ онъ.
— О, нѣтъ, мистеръ Гольмсъ! ничего особеннаго!
— Однако, разскажите, если не секретъ.
Леетрадъ разсмѣялся.
— Ну, мистеръ Гольмсъ, я вижу, что отъ васъ не скроешься. Дѣйствительно, у меня есть на рукахъ щекотливое дѣльце… Бѣда въ томъ, что это дѣло какое-то нелѣпое. Изъ-за этого я и васъ-то не рѣшался безпокоитъ. Разсказать эту исторію не мѣшаетъ, впрочемъ. Она. несмотря на свою ничтожность, оригинальна, а я знаю, что вы любите оригинальныя дѣла. Боюсь только, что это дѣло относится не столько къ вашей спеціальности, сколько къ спеціальности доктора Ватсона.
— Вопросъ идетъ о болѣзни? — спросилъ я.
— Не о болѣзни, а о безуміи. И преинтересное это безуміе! Представьте себѣ сумасшедшаго, который помѣшался на ненависти къ Наполеону и уничтожаетъ всѣ его изображенія.
Гольмсъ откинулся на спинку кресла.
— Да, это не по моей спеціальности, — произнесъ онъ.
— Именно. Я то же самое и говорю. Если этимъ сумасшедшимъ человѣкомъ приходится заниматься не доктору, а нашему брату — полицейскому, то это происходить потому, что маньякъ, разыскивая статуи Наполеона, взламываетъ чужія квартиры.
Гольмсъ опять оживился.
— Взламываетъ квартиры?! Это болѣе интересно. Разскажите подробности.
Лестрадъ вынулъ свою записную книжку и перелисталъ нѣсколько страницъ для того, чтобы лучше припомнить дѣло, о которомъ собирался разсказывать.
— О первомъ дѣлѣ этого рода насъ увѣдомили четыре дня тому назадъ, — началъ онъ разсказывалъ, — случилось это въ магазинѣ Морза Гедеона, знаете, на Кеннингтонской улицѣ, онъ торгуетъ картинами и статуями… Приказчикъ вышелъ на минуту изъ магазина, какъ вдругъ тамъ послышался страшный шумъ и трескъ. Приказчикъ вернулся въ магазинъ и увидалъ, что алебастровый бюстъ Наполеона, стоявшій въ углу вмѣстѣ съ другими статуями, лежитъ, разбитый вдребезги, на полу. Онъ выскочилъ на улицу и узналъ отъ прохожихъ, что нѣсколько мгновеній тому назадъ изъ магазина выбѣжалъ какой-то субъектъ. Какъ ни разыскивали этого нахала, все было напрасно. Онъ пропалъ безъ слѣда… Ну, пока удивительнаго ничего нѣтъ. Порчу статуи приписали уличному хулигану — вы знаете, что этотъ народъ время отъ времени проявляетъ себя… Полиція, по крайней мѣрѣ, взглянула на это происшествіе именно съ этой точки зрѣнія. Статуя стоила всего на всего нѣсколько шиллинговъ, и начинать разслѣдованіе по столь ничтожному поводу было признано излишнимъ.
Второе дѣло, случившееся вслѣдъ за этимъ, оказалось болѣе серьезнымъ и необыкновеннымъ. Произошла эта исторія вчера ночью.
Въ нѣсколькихъ сотняхъ ярдовъ отъ магазина Морза Гедеона, на той же Кеннингтонской улицѣ, живетъ очень извѣстный врачъ д-ръ Барнико. Практика у него въ городѣ огромная. Квартира доктора находится на Кеннингтонской улицѣ; тутъ же онъ производить и пріемъ больныхъ, но кромѣ того, у Барнико есть еще лѣчебница — миляхъ въ двухъ отъ Кеннингтона, на Нижней Брикстонской улицѣ.
Надо вамъ сказать, что этотъ самый д-ръ Барнико — страстный поклонникъ Наполеона I. Все, относящееся къ знаменитому императору — книги, картины, статуи и пр. — онъ тщательно собираетъ. Нѣсколько дней тому назадъ онъ купилъ въ магазинѣ Морза Гедеона, двѣ алебастровыя копіи знаменитой головы Наполеона, вы, конечно, слыхали объ этомъ произведеніи французскаго скульптора Девина. Одну изъ этихъ копій онъ поставилъ въ передней у себя въ домѣ, на Кеннингтонской улицѣ, а другую отправилъ въ больницу въ Нижній Брикстонъ, гдѣ она и была поставлена на каминѣ. Пріѣхалъ д-ръ Барнико сегодня утромъ къ себѣ домой и увидалъ, что у него успѣли побывать воры. Стали осматривать вещи: оказывается, все цѣло, кромѣ головы Наполеона въ передней. Статуя была вынесена въ садъ и разбита о садовую стѣну, около которой и были найдены черепки…
Гольмсъ потеръ руки.
— Все это весьма своеобразно, — произнесъ онъ съ удовольствіемъ.
— Я зналъ, что вамъ это дѣло понравится, — отвѣтилъ Лестрадъ, — однако, я еще не кончилъ разсказа. Д-ръ Барнико долженъ былъ ѣхать въ свою лѣчебницу въ полдень. Пріѣхалъ онъ туда, и… можете себѣ представить его удивленіе: кто-то ночью забрался черезъ окно въ пріемную залу и разбилъ въ мелкіе куски бюстъ Наполеона, стоявшій на каминѣ. Вся комната оказалась засыпанной осколками. Но кто продѣлалъ все это? Преступникъ или сумасшедшій? Слѣдовъ никакихъ… Таковы, мистеръ Гольмсъ, обстоятельства этого курьезнаго дѣла.
— Дѣло странное, если не совсѣмъ курьезное — отвѣтилъ Гольмсъ. — А скажите-ка, бюсты д-ра Барнико представляли точную копіи того бюста, который былъ разбить въ магазинѣ Морза Гедеона?
— Да, это копіи одного и того же оригинала.
— Это, во всякомъ случаѣ, важное обстоятельство. Можетъ быть, человѣкъ разбивавшій статуи, руководился совсѣмъ не ненавистью къ Наполеону, какъ вы полагаете. Вы только представьте себѣ: какое множество статуй великаго императора имѣется въ Лондонѣ, и. однако, этотъ странный человѣкъ разбиваетъ только тѣ изъ нихъ, которыя взяты съ опредѣленнаго оригинала.
— Я и самъ сперва думалъ, какъ вы, — отвѣчала. Лестрадъ, — но Морзъ Гедеонъ, являющійся главнымъ поставщикомъ статуй въ этой части Лондона, сообщилъ мнѣ, что Наполеонъ совсѣмъ не такъ популяренъ. Онъ говорилъ мнѣ, что въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ онъ продалъ только эти три статуи Наполеона. Вы говорите, что въ Лондонѣ имѣется многое множество статуй Наполеона; согласенъ, но представьте, что этихъ статуй мало въ районѣ Кеннингтонской улицы. Фанатикъ принадлежитъ къ числу мѣстныхъ жителей — вотъ онъ и началъ со своего околотка. Я вы что думаете на этотъ счетъ, д-ръ Ватсонъ?
— Мономанія это очень широкое и всеохватывающее понятіе, — отвѣтилъ я. — Одна изъ особенностей мономаніи — это, какъ выражаются новѣйшіе французскіе психіатры, «idée fixe». Человѣкъ можетъ быть мономаніакомъ въ одномъ какомъ-нибудь совершенно ничтожномъ пунктѣ, а во всѣхъ прочихъ отношеніяхъ быть вполнѣ здоровымъ. Представьте себѣ человѣка, который много читалъ о Наполеонѣ, или который принадлежитъ къ семейству, обиженному Наполеономъ… Что же, нѣтъ ничего мудренаго, если такой человѣкъ станетъ мономаніакомъ и начнетъ выкидывать фокусы, въ родѣ описанныхъ вами.
Гольмсъ замахалъ руками.
— Ваше объясненіе совсѣмъ не годится, любезный Ватсонъ, — сказалъ онъ: — какъ бы сильна ни была «idée fixe», но она не дастъ способности отыскивать бюсты, а нашъ интересный мономаніакь — человѣкъ въ этомъ отношеніи очень ловкій. Онъ находитъ именно то бюсты, которые ему нужны.
— Ну, а какъ же вы объясните сами это дѣло?
— Да я и не пытаюсь объяснять его. Я только говорю, что въ эксцентричныхъ дѣяніяхъ неизвѣстнаго джентльмена явно замѣчается методъ. Замѣтьте, пожалуйста. Если бы этотъ господинъ сталь разбивать бюстъ въ передней д-ра Барнико, онъ надѣлалъ бы шума и могъ перебудить домашнихъ. Во избѣжаніе этого, онъ вынесъ бюстъ въ садъ и разбилъ его только тамъ. Иначе онъ дѣйствовалъ въ лѣчебницѣ. Тамъ ему бояться было нечего, и онъ разбилъ статую на мѣстѣ… Въ общемъ это дѣло кажется пустяковымъ, но что же изъ этого? Лучшія мои дѣла въ началѣ казались такими же пустяками. Помните, Ватсонъ, это ужасное событіе въ семьѣ Абернетти? Что меня тогда навело на мысль? — пустяки, сущіе пустяки — петрушка въ сливочномъ маслѣ, если не ошибаюсь… Да, Лестрадъ, я не стану шутить надъ вашими статуями, а напротивъ, буду вамъ очень благодаренъ, если вы меня будете увѣдомлять о дальнѣйшемъ развитіи этого удивительнаго дѣла.
Дѣло со статуями получило развитіе гораздо скорѣе, чѣмъ мы ожидали, и, что всего ужаснѣе, это дѣло стало трагическимъ.
На слѣдующій день утромъ я одѣвался, когда раздался стукъ, и въ дверь вошелъ Гольмсъ. Въ рукахъ у него была депеша, которую онъ прочелъ мнѣ вслухъ:
«Пріѣзжайте немедленно. 131, улица Питта. Кенсингтонъ. Лестрадъ».
— Что случилось? — спросилъ я.
— Не знаю, но, можетъ-быть, нѣчто серьезное. Мнѣ сдается, что эта телеграмма относится къ вчерашнимъ статуямъ. Если это такъ, то это будетъ обозначать, что нашъ разбиватель статуй, нашъ неизвѣстный другъ, перенесъ свою дѣятельность въ другую мѣстность Лондона… Кофе на столѣ, Ватсонъ, а кэбъ мною уже нанять и дожидается у дверей.
Черезъ полчаса мы уже были на улицѣ Питта. Это очень тихая мѣстность, несмотря на то, что находится въ непосредственномъ сосѣдствѣ съ одной изъ главныхъ торговыхъ магистралей города. № 131 оказался однимъ изъ самыхъ прозаическихъ, хотя и респектабельныхъ домовъ. Заборъ передъ домомъ быль весь унизанъ любопытными. Гольмсъ свистнулъ.
— Клянусь Георгіемъ, что здѣсь дѣло идетъ, по крайней мѣрѣ, о покушеніи на убійство! — произнесъ онъ. — Поглядите-ка, среди любопытныхъ — газетчики, а этотъ народъ пустяками не интересуется. Торговцамъ произведеніями печати нужно, но меньшей мѣрѣ, убійство. Глядите-ка, какъ у этого парня закруглились плечи, и вытянулась шея. Несомнѣнно, тутъ имѣло мѣсто насиліе.
Мы стали подниматься по лѣстницѣ. Гольмсъ продолжалъ наблюдать.
— Глядите, глядите, Ватсонъ, — говорила" онъ, — верхнія ступени лѣстницы затерты мокрой шваброй, а нижнія — сухи… Впрочемъ, Богъ съ нею, съ лѣстницей. Вонъ, у средняго окна стоить Лестрадъ. Отъ него мы узнаемъ, въ чемъ дѣло.
Лицо полицейскаго инспектора носило чрезвычайно серьезное выраженіе. Онъ повелъ насъ въ гостиную. Тамъ мы нашли весьма неопрятно одѣтаго и до крайности взволнованнаго пожилого господина. Онъ шагалъ взадъ и впередъ по комнатѣ. Насъ познакомили. Господинъ оказался собственникомъ дома, мистеромъ Горасомъ Гаркеромъ, состоящемъ при «синдикатѣ центральной прессы».
— Дѣло это опять касается статуй Наполеона, — сказалъ Лестрадъ, — вчера вечеромъ вы, мистеръ Гольмсъ, заинтересовались этимъ дѣломъ, и я поэтому счелъ умѣстнымъ послать вамъ телеграмму. Дѣло-то приняло очень серьезный оборотъ.
— Какой же оборотъ оно приняло?
— А такой, что здѣсь совершилось убійство. Мистеръ Гарнеръ, разскажите этимъ джентльменамъ о томъ, что здѣсь случилось.
Господинъ, одѣтый во фланелевый халатъ, обратилъ къ намъ лицо, на которомъ отражалась глубокая грусть.
— Ахъ, это — преудивительное дѣло! — воскликнулъ онъ, вѣдь вамъ, можетъ-быть, извѣстно, что я репортеръ, и что моя спеціальность — собираніе новостей. И вотъ теперь, когда такая, можно сказать, важная новость случилась въ моемъ собственномъ домѣ, я растерялся, я такъ растерялся, джентльмены, что не могу двухъ словъ сказать. О, если бы я былъ здѣсь не хозяиномъ, а журналистомъ! О, если бы я могъ проинтервьюировать самого себя! О, въ такомъ случаѣ всѣ вечернія газеты удѣлили бы мнѣ по два столбца сегодня. А теперь… теперь я — самый несчастный человѣкъ. Мнѣ приходится разсказывать эту исторію массѣ лицъ. Всѣ эти лица напишутъ цѣнныя статьи, а я останусь при пиковомъ интересѣ. Васъ, впрочемъ, я знаю, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ, и если вы мнѣ сумѣете объяснить это странное дѣло, я буду вознагражденъ за тотъ трудъ, который мнѣ приходится теперь предпринимать, разсказывая вамъ про это происшествіе.
Гольмсъ усѣлся и приготовился слушать. Гаркеръ началъ:
— Весь сыръ-боръ загорѣлся, повидимому, изъ-за статуи Наполеона I, которую я пріобрѣлъ для этой самой комнаты четыре мѣсяца тому назадъ. Купилъ ее очень дешево у братьевъ Гардингъ, недалеко отъ станціи, на Высокой улицѣ. Свою газетную работу я дѣлаю, джентльмены, ночью, и иногда мнѣ приходится писать почти до самаго утра. Такъ было и сегодня. Сидѣлъ я въ своей берлогѣ… комнатка у меня есть такая, позади, въ самомъ верхнемъ этажѣ, — и вдругъ въ три часа утра я услышалъ внизу какой-то шумъ. Прислушался все тихо. Ну, думаю, стало быть, шумъ этотъ съ улицы… Прошло еще минутъ пять, и вдругъ внезапно раздался страшный вопль… Такого ужаса мнѣ никогда слышать не приходилось, мистеръ Гольмсъ… Этотъ вопль будетъ звучать въ моихъ ушахъ всю жизнь. Минуту или двѣ я просидѣлъ неподвижно, весь окаменѣвъ отъ ужаса, а затѣмъ схватилъ кочергу и спустился внизъ по лѣстницѣ. Вошелъ я въ эту комнату. Вижу — окно отворено, а бюста на каминѣ нѣтъ. Это я сразу замѣтилъ. Зачѣмъ понадобилась вору статуя, — я прямо понять не могу. Статуя была алебастровая и стоила гроши… Подойдите къ окну, и вы увидите сами, что надо сдѣлать только большой шагъ для того, чтобы быть на переднемъ крыльцѣ. Это, конечно, и продѣлалъ воръ. Я пошелъ поэтому кругомъ и отворилъ дверь. Выйдя наружу, я споткнулся и чуть не упалъ на мертвое тѣло. Я немедленно же бросился назадъ, принесъ свѣчу и увидала, нѣчто ужасное. Передо мной лежала, несчастный съ перерѣзаннымъ горломъ. Все около него было залито кровью. Лежалъ онъ навзничь, подогнувъ колѣни и открывъ ротъ. Этотъ открытый ротъ былъ ужасенъ. Я буду видѣть во снѣ это лицо, увѣряю васъ… Я взялъ полицейскій свистокъ и далъ сигналъ… А послѣ этого я, должно быть, упалъ въ обморокъ. Очнулся я уже въ комнатѣ, и около меня стоялъ полицейскій.
— А кто-же этотъ убитый? — спросилъ Гольмсъ.
— Пока неизвѣстно; никакихъ данныхъ, удостовѣряющихъ его личность, не имѣется, — отвѣтилъ Лестрадъ. — Тѣло находится въ Моргѣ; если хотите можете взглянуть, но наши усилія выяснить личность убитаго остались тщетными. Это — высокій, здоровый, смуглый человѣка, лѣтъ тридцати. Одѣтъ онъ бѣдно, но, повидимому, къ рабочему классу не принадлежалъ. Въ лужѣ крови около него найденъ складной ножъ съ роговой рукояткой; я но могъ опредѣлитъ, кому принадлежалъ этотъ ножъ — убійцѣ ли, или жертвѣ преступленія. Иниціаловъ на платьѣ и бѣльѣ не имѣется. Въ карманахъ найдено яблоко, пачка бечевокъ, дешевая карта Лондона и фотографическая карточка… Вотъ она!
Фотографія эта была снята, очевидно, небольшимъ моментальнымъ аппаратомъ любителя и изображала подвижную, съ рѣзко выраженными чертами, обезьяноподобную физіономію. Особенное вниманіе привлекали густыя, нависшія брови и сильно развитый челюсти. Изображенный на карточкѣ человѣкъ былъ похожъ на павіана.
Гольмсъ внимательно осмотрѣлъ карточку, а затѣмъ спросилъ:
— Все это хорошо, но куда же дѣвался Наполеонъ?
— Объ участи статуи мы узнали только передъ вашимъ пріѣздомъ. Она найдена въ саду на Кэмденовской улицѣ. Статуя разбита; я иду поглядѣть на осколки. Если хотите, пойдемте вмѣстѣ.
— Разумѣется, мы пойдемъ туда, — отвѣтилъ Гольмсъ, — но теперь мнѣ хотѣлось бы посмотрѣть кое-что здѣсь.
И онъ быстро началъ оглядывать коверъ и окно. Я слышалъ, какъ Гольмсъ говорилъ:
— Или у этого парня были очень длинныя ноги, или онъ очень гибкій и ловкій. Стоя тамъ внизу, было вовсе не легко ухватиться за оконный карнизъ и отворить окно. Вернуться обратно тою же дорогой — сравнительно легко… Ну, пора итти… Мистеръ Гарнеръ, хотите итти съ нами и полюбоваться на остатки вашей статуи?
Неутѣшный репортеръ усѣлся за письменный столъ.
— Нѣтъ, ужъ идите одни, — отвѣтилъ онъ, вздыхая, а я попробую написать что-нибудь, хотя это и безполезно. Я увѣренъ, что въ вечернихъ газетахъ уже печатаются подробнѣйшіе отчеты объ этомъ происшествіи. Таково ужъ мое счастье! Помните ли вы, какъ рухнули лѣса въ Донкастерѣ? Изъ журналистовъ я одинъ присутствовалъ при катастрофѣ, и, однако, только та газета, въ которой я пишу, и не дала своевременно отчета объ этомъ. А почему? Потому что я былъ слишкомъ потрясенъ и не могъ писать. Та же исторія и теперь! Я не могу описать убійства, совершеннаго въ моемъ домѣ.
И репортеръ наклонился надъ столомъ и принялся изо всѣхъ силъ строчить. Мы вышли втроемъ.
Мѣсто, гдѣ находились обломки статуи, было недалеко. Намъ пришлось пройти всего нѣсколько сотенъ ярдовъ. Передъ нами были черепки, оставшіеся отъ изображенія великаго императора. Кто же этотъ неизвѣстный, въ которомъ Наполеонъ вызвалъ такую бѣшеную ненависть? Статуя валялась въ травѣ, разбитая на нѣсколько кусковъ. Гольмсъ присѣлъ на корточки и сталъ ихъ внимательно разглядывать. Но выраженію его лица, по его сдержанной манерѣ я догадался, что онъ уже напалъ на слѣдъ.
— Ну, какъ?.. — спросилъ Лестрадъ.
Гольмсъ пожалъ плечами.
— У насъ еще много дѣла впереди, — отвѣтилъ онъ, — впрочемъ… впрочемъ… ну, однимъ словомъ, мнѣ кажется, что у насъ есть факты, на которые можно опереться. Этотъ странный преступникъ цѣнитъ эту жалкую статую такъ высоко, что не задумался погубить человѣческую жизнь. Это первый пунктъ. Затѣмъ странно то, что онъ не разбилъ этой статуи ни въ домѣ Гаркера, ни вблизи его… а разбить статую было его единственной цѣлью.
— Но онъ встрѣтился съ этимъ другимъ, который найденъ убитымъ. Эта встрѣча его сбила съ толку. Онъ самъ не зналъ, что дѣлать, таща статую сюда.
— Такъ-то все оно такъ, но обратите, пожалуйста, вниманіе на этотъ домъ, садомъ котораго воспользовался преступникъ, чтобы разбить статую.
Дестрадъ поглядѣлъ кругомъ себя.
— Что же, — отвѣтилъ онъ, — домъ этотъ пустуетъ, и преступникъ зналъ, что здѣсь его никто не потревожить:
— Гмъ… этого мало. Но пути сюда есть еще пустой домъ съ садомъ, однако, онъ не пошелъ туда, а добрался именно до этого дома. Онъ подвергалъ себя риску. Каждый моментъ онъ могъ столкнуться съ кѣмъ-нибудь.
— Я отказываюсь понимать, — отвѣтилъ Лестрадъ.
Гольмсъ поднялъ руку вверхъ. Прямо надъ нашими головами торчалъ уличный фонарь.
— Въ этомъ саду былъ свѣтъ, а въ томъ не было, преступникъ нуждался въ свѣтѣ, — прокричалъ онъ.
— Ей Богу, вы правы, — воскликнулъ Лестрадъ, — да, да, припоминаю — вѣдь и статуя д-ра Бариико была разбита около лампы. Однако, что же это должно обозначать, по вашему мнѣнію, мистеръ Гольмсъ?
— Мы пока должны только запомнить этотъ фактъ, занести его, такъ сказать, въ протоколъ. Фактъ этотъ объяснится позднѣе, когда мы соберемъ новыя данныя, а теперь скажите мнѣ, Лестрадъ, что вы намѣреваетесь дѣлать?
— Самый простой способъ проникнуть въ тайну этого преступленія, это — выяснить личность убитаго, — отвѣтить полицейскій инспекторъ, — сдѣлать это будетъ нетрудно. Выяснивъ личность убитаго, мы узнаемъ имена его сообщниковъ. У насъ создастся почва, стоя на которой мы будемъ имѣть возможность узнать, что онъ дѣлалъ вчера ночью на улицѣ Питта, и кто съ нимъ встрѣтился тамъ, около дома Гаркера и убилъ его. Вы согласны со мною?
— Вы правы, но я, изслѣдуя это дѣло, пошелъ бы инымъ путемъ.
— Какимъ же именно?
— О, я не хочу оказывать на васъ давленія. Лучше будетъ, если мы пойдемъ каждый своей дорогой. Мы потомъ сравнимъ добытыя нами данныя, я дополню васъ, а вы — меня.
— Что же, прекрасно. — сказалъ Лестрадъ.
— Если вы пойдете на улицу Питта, то зайдите къ мистеру Горасу Гаркеру, — сказалъ Гольмсъ. — Скажите ему отъ моего имени, что преступленіе совершено опаснымъ психопатомъ, помѣшавшимся на ненависти къ Наполеону. Такъ и скажите. Онъ объ этомъ въ своей статьѣ упомянетъ.
Лестрадъ выпучилъ глаза.
— Но сами вы, надѣюсь, не вѣрите въ это?
Гольмсъ, улыбаясь, отвѣтилъ:
— Вы думаете, что я не вѣрю? Что же, можетъ-быть, вы правы, но я увѣренъ, что это объясненіе будетъ принято благосклонно какъ самимъ Горасомъ Гаркеромъ. такъ и читателями «Синдиката центральной прессы». А теперь, Ватсонъ, намъ пора удалиться. Намъ сегодня предстоитъ работы много, и работа эта чрезвычайно сложная. Мнѣ бы очень хотѣлось повидаться съ вами, Лестрадъ, сегодня же. Если можно, заѣзжайте на Бэкеровскую улицу къ шести часамъ. Я попросилъ бы васъ также дать мнѣ фотографическую карточку, найденную въ карманѣ убитаго. Возможно, что мнѣ понадобится сегодня ваша помощь, Лестрадъ. Если мои умозаключенія окажутся правильными, намъ придется предпринять сегодня ночью маленькую экспедицію. А теперь пока до свиданія, желаю вамъ удачи!
Послѣ этого мы съ Гольмсомъ отправились на Высокую улицу и скоро достигли художественнаго магазина братьевъ Гардингъ, въ которомъ былъ купленъ Горасомъ Гаркеромъ бюстъ Наполеона. Молодой приказчикъ объяснилъ намъ, что самою Гардинга въ магазинѣ нѣтъ и что онъ прибудетъ послѣ полудня. Самъ приказчикъ еще только недавно поступилъ на мѣсто и ничего сообщить не могъ. Лицо Гольмса приняло недовольное выраженіе.
— Впрочемъ, что же, Ватсонъ, — произнесъ онъ, — нельзя вѣдь требовать, чтобы все шло гладко. Хорошо, мы зайдемъ сюда еще разъ, когда здѣсь будетъ мистеръ Гардингъ. Вы понимаете, что я дѣлаю, Ватсонъ? Я хочу прослѣдить происхожденіе этихъ бюстовъ. Почемъ знать, можетъ-быть, съ ихъ производствомъ связано что-нибудь особенное, чѣмъ можно объяснить всѣ эти странности. Теперь же поѣдемте на Кеннингтонскую улицу къ мистеру Морзу Гедсону: посмотримъ, не можетъ ли онъ пролить свѣтъ на эту тайну.
Проѣхавъ цѣлый часъ на извозчикѣ, мы добрались наконецъ, до магазина Гедсона. Насъ встрѣтилъ самъ хозяинъ. Это былъ маленькій, толстенькій человѣка съ краснымъ лицомъ и легко вспыхивающій. На вопросъ Гольмса, упомянувшаго о разбитіи статуи въ его магазинѣ, онъ отвѣтилъ:
— Да, сэръ. Въ этомъ самомъ магазинѣ, сэръ. Не понимаю, зачѣмъ мы платимъ разные тамъ пошлины и соборы, если всякій негодяй можетъ врываться къ вамъ въ магазинъ и портить товаръ. Да, сэръ, вы правы, это я продалъ двѣ статуи доктору Барнико. Позоръ, сэръ, позоръ! Это нигилистическій заговоръ — таково мое мнѣніе, сэръ! Только анархисты и могутъ додуматься до того, чтобы разбивать статуи. Я ихъ называю красными республиканцами сэръ, вотъ какъ я ихъ называю! Откуда я добылъ эти статуи, сэръ? Я не думаю, чтобы вашъ допросъ относился къ дѣлу. Впрочемъ, извольте, если это вамъ нужно, я могу сообщить. Статуи эти я купилъ у Гельдеръ и К®, Церковная улица, Степней. Это — извѣстная, старая фирма, существуетъ двадцать лѣтъ. Вы спрашиваете, сколько у меня было статуй? Три, сэръ. Да, три — двѣ я продалъ доктору Барвико, а третью разбили вотъ здѣсь въ магазинѣ; бѣлымъ днемъ разбойничаютъ. Знаю ли я человѣка, изображеннаго на этой карточкѣ? Нѣтъ, не знаю. Впрочемъ, позвольте, знаю… Ну, конечно, это Беппо. Это, сэръ, итальянецъ, тонкія работы дѣлаетъ; работалъ и у меня въ магазинѣ. Умѣетъ точить, вырѣзывать изъ дерева, золотить… Вообще, сэръ, онъ дѣлаеть тонкія работы. У меня онъ расчелся, на прошлой недѣлѣ и съ тѣхъ поръ не показывался. О, нѣтъ, сэръ, я не знаю, откуда онъ ко мнѣ пришелъ и куда ушелъ. Я былъ имъ доволенъ, велъ онъ себя хорошо и работалъ усердно. Онъ ушелъ за два дня до того, какъ у меня въ магазинѣ разбили статую.
— Вотъ и все, что мы могли добыть отъ мистера Морза Гедсона, — произнесъ Гольмсъ, когда мы вышли на улицу. — Мнѣ кажется, что этотъ Беппо орудуетъ на большомъ пространствѣ — онъ появляется и въ Кеннингтонѣ, и въ Кенсингтонѣ. Изъ-за этого молодца стоить проѣхать десять миль. Намъ надо теперь ѣхать, Ватсонъ, къ Гельдеру въ Степней. Бюсты вышли оттуда. Будетъ удивительно, если мы тамъ не получимъ цѣнныхъ свѣдѣній.
Быстро мы промчались черезъ фешенебельный Лондонъ черезъ Лондонъ отелей, театровъ, литературы и судоходства. Вотъ мы и на берегахъ Темзы. Это совершенно самостоятельное населеніе, насчитывающее сто тысячъ душъ; сдающіеся въ наемъ дома кишатъ отбросами Европы. Здѣсь, на широкой площади, на которой нѣкогда жили въ хорошенькихъ особнякахъ богатые купцы изъ Сити, мы нашли нужную намъ скульптурную мастерскую. Большой дворъ былъ загроможденъ памятниками. Въ большой залѣ работало около пятидесяти человѣкъ. Управляющій, бѣлокурый и очень высокій нѣмецъ, принялъ насъ очень любезно и обстоятельно отвѣчалъ на всѣ вопросы Гольмса. Онъ справился въ книгахъ и сообщилъ намъ, что его мастерская сдѣлала нѣсколько сотенъ копій съ головы Наполеона, изваянной Девиномъ. Что касается трехъ копій, посланныхъ Морзу Гедсону, то онѣ составляли половину изготовленной по особому заказу партіи. Остальныя три копіи были проданы братьямъ Гардингъ въ Кенсингтонѣ. Эта шесть копій ровно ничѣмъ не отличались отъ остальныхъ. Онъ, Гельдеръ, рѣшительно не могъ понять, какъ это можетъ притти кому-нибудь въ голову фантазія разбивать эти статуи. Эта идея показалась Гельдеру до такой степени смѣшной, что онъ расхохотался. Оптомъ онъ продавалъ эти статуи по шести шиллинговъ за штуку, но въ розницу они могли итти гораздо дороже — шиллинговъ по двѣнадцати и даже дороже. Какъ эти статуи дѣлались? Вотъ какъ. Отливался гипсъ въ двухъ формахъ, а затѣмъ половинки склеивались особымъ составомъ. Работа эта производилась итальянцами въ той самой залѣ, черезъ которую мы прошли. Потомъ бюсты ставились для просушки на столъ въ корридорѣ, а затѣмъ убирались въ складъ… Вотъ и все, что могъ сказать намъ Гельдеръ.
Гольмсъ показалъ нѣмцу фотографію, и она на него произвела замѣчательное впечатлѣніе. Лицо его стало красно отъ гнѣва, брови сдвинулись, голубые глаза приняли сердитое выраженіе.
— Ахъ, каналья! — воскликнулъ онъ, — да я его очень хорошо знаю! Мое заведеніе пользовалось всегда безукоризненной репутаціей, полиція къ намъ и нога не показывала, а изъ-за этого негодяя мнѣ пришлось вѣдаться съ властями. Произошло это болѣе года тому назадъ. Онъ поссорился на улицѣ съ своимъ соотечественникомъ, итальянцемъ, ткнулъ его ножомъ и побѣжалъ прямо сюда, а полиція — за нимъ по пятамъ. Онъ и арестованъ былъ здѣсь. Звали его Беппо, а фамилія его мнѣ неизвѣстна. Я былъ наказанъ подѣломъ: никогда не слѣдуетъ брать къ себѣ людей съ такими физіономіями… Работникъ онъ, впрочемъ, былъ хорошій, одинъ изъ лучшихъ.
— А что съ нимъ было потомъ?
— Этотъ итальянецъ остался живъ, и Беппо отдѣлался однимъ годомъ тюрьмы. Теперь онъ, конечно, на свободѣ. Сюда онъ, понятное дѣло, не посмѣетъ показать носа. У меня на службѣ состоитъ его двоюродный брать, и онъ можетъ вамъ, по всей вѣроятности, сообщить, гдѣ находится Беппо.
— О, нѣтъ! воскликнулъ Гольмсъ, — ради Бога, не говорите ни слова о насъ этому двоюродному брату. Дѣло это очень важное; чѣмъ болѣе я въ него вникаю, тѣмъ важнѣе оно мнѣ кажется. Я заглянулъ въ вашу книгу въ тотъ моментъ, когда вы справлялись о времени продажи этихъ статуй. Я видѣлъ, что этотъ листъ помѣченъ третьимъ іюня. Не можете ли вы мнѣ сообщить, когда, именно былъ арестованъ Бенно?
— Я могу сказать вамъ это, взглянувъ въ расчетную книгу, — отвѣтилъ Гельдеръ, — ну, да, да, послѣднюю получку онъ имѣлъ у насъ 20 мая.
— Благодарю васъ, — произнесъ Гольмсъ, — кажется, я узналъ все, что мнѣ нужно, и безпокоить васъ болѣе не буду.
И, попросивъ еще разъ Гельдера не говорить ничего о нашемъ визитѣ двоюродному брату Беппо, Гольмсъ двинулся къ двери. Еще разъ мы направили наши поиски на западъ Лондона.
Поѣсть намъ удалось только очень поздно, въ ресторанѣ. День смѣнялся къ вечеру. Газеты уже были полны отчетами о происшествіи. Я увидалъ напечатанные жирнымъ шрифтомъ заголовки:
Убійство въ Кенсингтонѣ.
Преступленіе, совершенное сумасшедшимъ.
По этимъ заголовкамъ я понялъ, что мистеру Горасу Гаркеру удалось, несмотря ни на что, послать въ вечернее изданіе газеты свою статью. Цѣлыхъ два столбца были посвящены высоко-сенсаціонному и цвѣтастому описанію происшествія.
Гольмсъ быстро началъ читать. По временамъ онъ посмѣивался.
— Прекрасно, Ватсонъ, послушайте-ка, что здѣсь написано, — произнесъ онъ и началъ читать вслухъ:
— Достаточно того, что дѣло это не возбуждаетъ даже теперь никакихъ сомнѣній. Одинъ изъ самыхъ опытныхъ полицейскихъ инспекторовъ Лондона, мистеръ Лестрадъ, и извѣстный экспертъ по криминологіи, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ, совершенно согласно полагаютъ, что рядъ смѣшныхъ поступковъ, завершившихся такъ трагически, совершенъ не сознательно дѣйствовавшимъ преступникомъ, а сумасшедшимъ. Только умственное разстройство и могло заставить человѣка продѣлывать всѣ эти безумные фокусы. Иного объясненія нѣтъ и быть не можетъ.
Гольмсъ положилъ газету и, улыбаясь, произнесъ:
— Печать можетъ быть очень полезнымъ учрежденіемъ, надо только умѣть ею пользоваться. А теперь, подкрѣпившись пищей, мы можемъ отправиться еще разъ въ Кенсингтонъ. Авось, теперь мы застанемъ управляющаго магазиномъ братьевъ Гардингъ. Онъ можетъ сообщить намъ что-нибудь интересное.
Основатель этого торговаго дома оказался маленькимъ и чрезвычайно живымъ человѣкомъ. Онъ обнаружить большое здравомысліе и не малую разговорчивость.
— Да, сэръ, я уже читалъ отчетъ объ этомъ дѣлѣ въ вечернихъ газетахъ. Мистеръ Горасъ Гарнеръ — нашъ покупатель. Бюстомъ Наполеона мы его снабдили нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. Гельдеру и К® въ Степнеѣ мы заказали три такихъ бюста, и всѣ три нами проданы. Кому именно? О, на этотъ вопросъ чрезвычайно легко отвѣтить, сэръ, надо только справиться по книгамъ! Да, совершенно вѣрно, записи въ полномъ порядкѣ. Одна статуя продана, какъ видите, мистеру Гаркеру, другая — мистеру Іосіи Брауну изъ Лаборномъ-Лоджь, Чисвикъ, а третья — мистеру Сэндфорту въ Риднегъ, улица Лауэръ-Гровъ… Вы спрашиваете, видѣлъ ли я когда-нибудь этого человѣка? О, нѣтъ, сэръ, эта фотографическая карточка ничего мнѣ не говоритъ! Если бы я видѣлъ хоть разъ въ жизни эту рожу, я никогда бы ея не забылъ. Трудно представить себѣ болѣе безобразное лицо. Держу ли я на службѣ итальянцевъ? Да, сэръ, держу. У меня ихъ нѣсколько. Есть и простые рабочіе, есть и художники. Книга эта съ именами покупателей у насъ не охраняется. Затѣмъ ее охранять? Тутъ нѣтъ секретовъ. Да, сэръ, это весьма странное дѣло, и я вамъ буду очень благодаренъ, если вы мнѣ сообщите о результатѣ вашего разслѣдованія.
Нѣкоторыя сообщенія Гардинга Гольмсъ записалъ въ свою книжку. Лицо у него было веселое; повидимому, онъ былъ очень доволенъ оборотомъ, который приняло дѣло. Разговаривать со мною онъ, впрочемъ, не сталъ, а ограничился лишь замѣчаніемъ, что намъ пора ѣхать домой, такъ какъ Лестрадъ, навѣрное, насъ уже ждетъ тамъ. И дѣйствительно, пріѣхавъ домой, мы нашли полицейскаго инспектора. Онъ шагалъ взадъ, и впередъ, видимо, горя отъ нетерпѣнія, Видъ у него былъ многозначительный. Видно было, что онъ не потерялъ времени даромъ.
— Ну, какъ, дѣла, мистеръ Гольмсъ? — спросилъ онъ.
— У насъ дѣла было пропасть, но, кажется, мы не потеряли времени даромъ, — отвѣтилъ мой пріятель: мы видѣли и продавцовъ этихъ бюстовъ, и хозяина мастерской, въ которой ихъ работали. Исторія статуй теперь мнѣ извѣстна до мельчайшихъ подробностей.
— Ахъ, вы все про бюсты! — воскликнулъ Лестрадъ, — ну, да ладно, я знаю, мистеръ. Гольмсъ, что у васъ свой методъ, и я, конечно, ни слова противъ вашей системы не говорю. Мнѣ только кажется, что моя работа сегодня была плодотворнѣе вашей. Я выяснилъ убитаго.
— Да неужели?
— И, кромѣ того, я открылъ мотивы преступленія.
— Великолѣпно.
— Видите ли, у насъ есть инспекторъ, который избралъ какъ бы своей спеціальностью итальянскій кварталъ. На шеѣ у убитаго найденъ странный предмета., какая-то католическая эмблема. По цвѣту этой эмблемы я сдѣлалъ предположеніе, что покойный былъ уроженецъ юга. Вдругъ приходитъ инспекторъ Хиллъ, взглянулъ на мертваго и сразу же его узналъ. Звали его Піетро Венуччи, онъ изъ Неаполя родомъ и считался однимъ изъ самыхъ отчаянныхъ головорѣзовъ во всемъ Лондонѣ. Венуччи принадлежалъ къ Маффіи. Вы, конечно, слышали оба. этомъ тайномъ сообществѣ? Маффія караетъ своихъ членовъ и постороннихъ смертью. Постановляется приговоръ и затѣмъ приводится въ исполненіе. Теперь вы, надѣюсь, начинаете понимать, въ чемъ дѣло. Убійца былъ тоже, по всей вѣроятности, итальянцемъ и членомъ Маффіи; онъ нарушилъ правила общества, и Піетро былъ посланъ его убитъ. Въ карманѣ Піетро найдена фотографія этого человѣка. Онъ взялъ эту фотографію для того, чтобы не ошибиться и убить именно того, кого приказала казнить Маффія. И вотъ Піетро выслѣживаетъ этого человѣка, позволяетъ ему войти въ дома., поджидаетъ его у двери; затѣмъ начинается схватка, и палачъ падаетъ самъ въ борьбѣ. Что вы скажете, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ?
Гольмсъ сдѣлалъ видъ, что апплодируетъ.
— Великолѣпно, Лестрадъ, великолѣпно! сказалъ онъ, — но я не вполнѣ васъ понялъ. Какъ вы объясняете порчу статуй?
— Статуй?! Да выбросьте, ради Бога, изъ головы эти статуи. Вѣдь порча статуй — это ничтожный проступокъ, мелкое воровство… Самое большее, что за это полагается, это шесть мѣсяцевъ тюрьмы. Намъ не это нужно, — не статуи, а убійство. Увѣряю васъ, что всѣ нити этого дѣла теперь у меня въ рукахъ.
— Что же вы будете дѣлать дальше?
— О, теперь ясно, что надо дѣлать! Я и Хиллъ отправимся въ итальянскій кварталъ и разыщемъ человѣка, изображеннаго на этой фотографіи. Его я и арестую по обвиненію въ убійствѣ. Хотите пойти съ нами?
— Нѣтъ, не хочу; мнѣ кажется, что той же цѣли можно достигнуть гораздо легче. Я говорю, впрочемъ, не навѣрное. Все зависитъ… ну, однимъ словомъ, успѣхъ зависитъ отъ одного обстоятельства… Но надежды у меня имѣются большія, я даже могу поставить два противъ одного, что изловлю нужнаго вамъ человѣка сегодня же ночью, если вы пойдете съ нами.
— Куда? Въ итальянскій кварталъ?
— Нѣтъ, не туда. Я полагаю, что намъ будетъ легче накрыть его въ Чисвикѣ. Если вы, Лестрадъ, обѣщаете итти со мной сегодня ночью въ Чисвикъ, то я вамъ обѣщаю пойти съ вами завтра въ итальянскій кварталъ. Эта отсрочка ущерба вамъ не сдѣлаетъ… Ну, а теперь я полагаю, что намъ надо нѣсколько часовъ поспать. Ранѣе одиннадцати часовъ намъ выходить не нужно, а вернемся мы, во всякомъ случаѣ, не ранѣе утра. Обѣдать вы будете съ нами, Лестрадъ, а пока этотъ диванъ къ вашимъ услугамъ. Отдохните… Впрочемъ, позвоните и прикажите, чтобы послали за посыльнымъ. Мнѣ нужно послать одно чрезвычайно важное письмо.
Весь вечеръ Гольмсъ провелъ въ чуланѣ, копаясь въ старыхъ газетахъ, которыми этотъ чуланъ былъ набить чуть не до верха. Когда онъ, наконецъ, сошелъ внизъ, въ его глазахъ сіяло торжество. Чего онъ искалъ въ старыхъ газетахъ и что онъ тамъ нашелъ? Этого онъ не сказалъ ни мнѣ ни Лестраду.
Даже я не вполнѣ ясно понималъ планы Гольмса, несмотря на то, что онъ производилъ свои розыски при мнѣ. Я догадывался, конечно, почему Гольмсъ предпринималъ экскурсію въ Чисвикъ. Я помнилъ адреса, данные намъ Гардингомъ, и догадывался, что чудакъ-убійца сдѣлаетъ визитъ именно въ эту часть города. Несомнѣнно, Гольмсъ хотѣлъ поймать его на мѣстѣ преступленія. Соображая все это, я удивлялся и восхищался передъ лукавствомъ, съ которымъ Гольмсъ внушилъ Горасу Гаркору напечатать его отчетъ объ убійствѣ. Это было нужно для того, чтобы успокоить преступника, утвердить его въ той мысли, что онъ можетъ безнаказанно продолжать свои подвиги со статуями.
Я не удивился, когда Гольмсъ посовѣтовалъ мнѣ захватить револьверъ. Самъ же онъ взялъ съ собой тяжелый охотничій бичъ съ налитой свинцомъ рукояткой. Это было его любимое оружіе.
Ровно въ одиннадцать часовъ къ подъѣзду нашей квартиры подкатилъ четырехмѣстный экипажъ, и мы, проѣхавъ Гаммерсмитскій мостъ, очутились на мѣстѣ. Кучера мы отправили дожидаться къ мосту, а сами, двигаясь переулками, очутились, наконецъ, на узенькой улицѣ, застроенной живописными домиками. При каждомъ домѣ былъ садикъ. При свѣтѣ уличнаго фонаря мы прочитали на дощечкѣ слово «Лаборномъ».
Жильцы дома, очевидно, уже спали, такъ какъ въ окнахъ было темно. Только въ передней виднѣлся слабый свѣтъ фонарика, которымъ она освѣщалась. Свѣтъ этотъ выходилъ въ садъ и бросалъ красный кружокъ на тропинку, ведущую къ двери. Деревянная изгородь, отдѣлявшая садъ отъ улицы, отбрасывала черную тѣнь на часть сада. Пользуясь этимъ, мы притаились около забора.
— Боюсь, что намъ придется долго ждать, — сказалъ Гольмсъ, — намъ еще нужно благодарить небо за то, что нѣтъ дождя. Намъ даже и курить-то для времяпрепровожденія нельзя. И все-таки повторяю: можно поставить два противъ одного, что наши старанія увѣнчаются успѣхомъ.
Но опасенія Гольмса оказались напрасными. Долго ждать намъ не пришлось. Окончилось наше приключеніе внезапно, какъ-то странно.
Калитка сада внезапно и быстро распахнулась, и по дорожкѣ задвигалась темная, гибкая фигура. Человѣкъ шелъ быстро, напоминая своими движеніями обезьяну. Мы видѣли, какъ этотъ человѣкъ промелькнулъ черезъ красный кругъ свѣта на дорожку и затѣмъ исчезъ въ тѣни дома.
Затѣмъ наступило молчаніе. Мы сидѣли, затаивъ дыханіе. Послышался тихій звукъ, что-то скрипнуло, Это отворялось окно. Опять звуки затихли, и водворилось молчаніе. Незнакомецъ, очевидно, ходилъ по дому, разыскивая, что ему нужно. То въ томъ, то въ другомъ окнѣ дома мелькалъ свѣтъ его потайного фонаря.
— Приблизимтесь къ открытому окну и накроемъ его въ моментъ, когда онъ будетъ вылѣзать въ садъ, — прошепталъ Лестрадъ.
Но прежде чѣмъ Лестрадъ успѣлъ сдѣлать движеніе, незнакомецъ уже былъ снова въ саду. Когда онъ вышелъ въ кругъ свѣта, мы увидѣли, что онъ несетъ подъ мышкой что-то бѣлое.
Человѣкъ остановился и сталъ оглядываться. Тишина, господствовавшая на улицѣ, его успокоила, и онъ, повернувшись къ намъ спиной, положилъ свою ношу на землю, а затѣмъ послышался звукъ сильнаго удара и трескъ разсыпавшагося алебастра.
Незнакомецъ былъ такъ занятъ своей работой, что не слыхалъ, какъ мы къ нему подкрадывались.
Гольмсъ, какъ тигръ, ринулся впередъ и повалилъ незнакомца лицомъ къ землѣ. Мы съ Лестрадомъ быстро приблизились и надѣли ему на руки кандалы. Послѣ этого мы его перевернули на спину, и я увидалъ отвратительное, злое лицо, искаженное отъ бѣшенства. Это была физіономія, изображенная на фотографіи, найденной у убитаго итальянца.
Но Гольмсъ не обращалъ на нашего плѣнника ни малѣйшаго вниманія. Согнувшись онъ стоялъ у порога и внимательно разглядывалъ что-то, лежавшее на землѣ. Это были осколки бюста Наполеона, — осколки, подобные тѣмъ, которые мы видѣли утромъ. Гольмсъ бралъ по очереди каждый осколокъ, подносилъ его къ фонарю, отнятому у Беппо, и внимательно разглядывалъ.
Наконецъ, Гольмсъ кончилъ эту работу. Въ окнахъ дома между тѣмъ появился свѣтъ, дверь отворилась, и на порогѣ дома показался самъ домовладѣлецъ, толстый, веселый старикъ безъ сюртука и жилета, со свѣчой въ рукахъ.
— Мистеръ Іосія Браунъ? — спросилъ Гольмсъ.
— Да, сэръ; а вы, безъ сомнѣнія, мистеръ Шерлокъ Гольмсъ. Я получилъ черезъ посыльнаго ваше письмо и сдѣлалъ все такъ, какъ вы научили. Мы заперлись въ заднихъ комнатахъ и ждали событій. Ну, ну, я очень радъ, что вы изловили этого негодяя. Надѣюсь, джентльмены, что вы зайдете ко мнѣ и немножко освѣжитесь чѣмъ-нибудь.
Но «освѣжаться» намъ было некогда. Лестрадъ горѣлъ нетерпѣніемъ спровадить арестанта въ надежное мѣсто. Черезъ нѣсколько минуть подъѣхалъ нашъ экипажъ, и мы, вчетверомъ, двинулись въ Лондонъ.
Нашъ плѣнникъ все это время не вымолвилъ на слова; онъ только сверкалъ на насъ глазами, скрытыми прядями спутанныхъ полосъ. Однажды, когда я къ нему придвинулся слишкомъ близко, онъ схватилъ меня за руку, какъ голодный волкъ. Въ полиціи намъ пришлось дожидаться довольно долго. Намъ хотѣлось знать результатъ осмотра арестованнаго. Въ карманѣ итальянца было найдено нѣсколько шиллинговъ и кинжалъ, рукоятка котораго была вся запачкана засохшей кровью.
Провожая насъ, Лестрадъ сказалъ:
— Все обстоитъ благополучно. Хиллъ отлично знаетъ этихъ итальянцевъ и удостовѣрить его личность. Вы увидите, что моя теорія о его принадлежности къ Маффіи правильна. Но, мистеръ Гольмсъ, я вамъ все-таки очень признателенъ, вы ловко его накрыли. Вотъ одного только я не понимаю, какъ это вы узнали, что онъ придетъ въ домъ этого Брауна.
— Теперь поздно, отвѣтилъ Гольмсъ, — объяснять некогда, да, кромѣ того, остались еще двѣ подробности, не вполнѣ выясненныя, а это дѣло таково, что его необходимо довести до самаго конца. Приходите-ка завтра ко мнѣ на квартиру въ шесть часовъ вечера. Мнѣ кажется, я буду въ состояніи завтра вамъ доказать, что вы даже теперь не отдаете себѣ отчета въ значеніи этого дѣла, а дѣло это преоригинальное: оно займетъ почетное мѣсто въ исторіи преступленій. Знаете, Ватсонъ, если я вамъ позволю когда-нибудь продолжать ваши мемуары, то это дѣло очень и очень оживить вашу книгу. Это приключеніе со статуями Наполеона прямо-таки удивительно.
Придя къ намъ на другой день вечеромъ, Лестрадъ имѣлъ возможность сообщить многое объ арестованномъ итальянцѣ. Дѣйствительно, его звали Беппо, фамилія же его была неизвѣстна. Онъ былъ бѣднякъ, но въ итальянской колоніи его знали хорошо.
Беппо былъ хорошимъ скульпторомъ и честно зарабатывалъ себѣ пропитаніе, но затѣмъ онъ, какъ говорится, сталь на худую дорогу и успѣлъ два раза посидѣть въ тюрьмѣ. Первый разъ онъ попался въ мелкой кражѣ, во второй же разъ онъ былъ присужденъ къ заключенію въ тюрьмѣ, какъ это уже извѣстно, за покушеніе на жизнь одного соотечественника. По-англійски Беппо говорилъ прекрасно. Въ полиціи его допрашивали, зачѣмъ онъ разбивалъ статуи, но ничего не узнали. Беппо наотрѣзъ отказался отвѣчать.
Лестрадъ полагалъ, что эти статуи, навѣрное, были сработаны самимъ Беппо, такъ какъ онъ служилъ у Гельдера.
Полицейскій инспекторъ сообщилъ намъ очень мало новаго, но Гольмсъ тѣмъ не менѣе слушалъ его съ вѣжливымъ вниманіемъ. Я, однако, ясно видѣлъ, что мысли его были въ это время далеко. Гольмсъ былъ даже немножко взволнованъ: онъ словно ожидалъ чего-то и тревожился, стараясь въ то же время скрывать свои чувства и казаться спокойнымъ.
Вдругъ онъ вскочилъ съ кресла, и глаза его засіяли. Раздался звонокъ, а затѣмъ по лѣстницѣ послышались звуки чьихъ-то шаговъ.
Въ комнату вошелъ пожилой, краснолицый господинъ съ сѣдыми бакенбардами.
Въ правой рукѣ онъ несъ старинный сакъ-вояжъ изъ плюша, который онъ и положилъ на столъ.
— Здѣсь ли мистеръ Шерлокъ Гольмсъ? — спросилъ вошедшій.
Мой другъ поклонился и, улыбаясь, отвѣтилъ:
— Вы, конечно, мистеръ Сэндфордъ изъ Ридинга?
— Да, сэръ, я, кажется, немного запоздалъ, но это не моя вина. Поѣздъ пришелъ съ значительнымъ опозданіемъ. Вы мнѣ писали насчетъ статуи, которая находится у меня?
— Да.
— Я привезъ съ собой и письмо. Въ немъ говорится: «я желаю пріобрѣсти бюстъ девиновскаго Наполеона, который имѣется у васъ, и готовъ уплатитъ за него десять фунтовъ». Это правда?
— Совершенная правда.
— Ваше письмо меня очень удивило. Я не могу понять, какъ это вы узнали, что у меня есть такая статуя?
— О, конечно, вы могли быть очень удивлены, но, по правдѣ говоря, это объясняется очень просто. Мистеръ Гардингъ сообщилъ мнѣ. что статуя куплена вами, и далъ мнѣ вашъ адресъ.
— А, вотъ какъ! Ну, да, теперь я понимаю. А сказалъ ли вамъ онъ, сколько я уплатилъ за эту статую?
— Нѣтъ, не говорилъ.
— Ну, сэръ, я честный человѣкъ, хотя и не богатый. Я признаюсь, что уплатилъ за статую всего навсего пятнадцать шиллинговъ. Вы должны это знать прежде, чѣмъ уплатите десять фунтовъ.
— Ваша добросовѣстность дѣлаетъ вамъ честь, мистеръ Сэндфордъ, но я уже назначилъ свою цѣну и отъ нея не отступлюсь.
— О, это очень мило съ вашей стороны, мистеръ Гольмсъ! Я, какъ вы и желали, привезъ статую съ собою. Вотъ она.
Онъ открылъ сакъ-вояжъ, и мы увидѣли, наконецъ, въ цѣломъ видѣ статую Наполеона, которую намъ до сихъ поръ приходилось созерцать только въ обломкахъ. Гольмсъ положилъ на столъ бумажку, а рядомъ съ ней — десятифунтовый банковый билетъ.
— Будьте любезны, мистеръ Сэндфордъ, — сказалъ онъ, — подпишите эту бумажку при свидѣтеляхъ. Здѣсь говорится, что вы передаете всѣ права на эту статую мнѣ. Я человѣкъ порядка и люблю дѣлать все по формѣ, на всякій случай, знаете… Благодарю васъ, мистеръ Сэндфордъ, вотъ ваши деньги, желаю вамъ счастливаго пути.
Когда нашъ гость удалился, Шерлокъ Гольмсъ началъ продѣлывать нѣчто, что возбудило въ насъ напряженное любопытство. Онъ вынулъ изъ комода чистую скатерть, разостлалъ ее по столу и поставилъ посерединѣ статуту. Затѣмъ онъ взялъ свой охотничій бичъ и его тяжелой рукояткой нанесъ Наполеону сильный ударъ прямо въ темя. Статуя распалась на нѣсколько кусковъ, и Гольмсъ, наклонившись, сталъ жадно ихъ разглядывать.
Еще мгновеніе, и онъ торжествующе вскрикнулъ. Въ его рукахъ былъ осколокъ алебастра, на которомъ чернѣлся какой то круглый темный предметъ, — точно слива въ пуддингѣ.
— Джентльмены! — воскликнулъ Гольмсъ — позвольте показать вамъ знаменитую черную жемчужину Борджіа!
Съ моментъ мы съ Лестрадомъ молчали, а потомъ вдругъ, не сговариваясь, начали рукоплескать, какъ рукоплещутъ зрители, дослушавъ до конца хорошо сыгранную пьесу.
Блѣдныя щеки Гольмса покрылись слабымъ румянцемъ, и онъ раскланялся совершенно серьезно и съ чувствомъ. Это былъ одинъ изъ тѣхъ рѣдкихъ моментовъ, когда Гольмсъ переставалъ быть мыслящей машиной и превращался въ человѣка, для котораго важны и пріятны похвалы ближнихъ.
Гольмсъ былъ сдержанъ и гордъ; онъ презиралъ толпу и не искалъ популярности, но восхищеніе друзей и ихъ похвалы иногда его трогали.
— Да, господа, — произнесъ онъ, — это самая знаменитая жемчужина во всемъ мірѣ. Она была потеряна, но, благодаря счастливой случайности и правильно построенной цѣпи индуктивнаго мышленія, мнѣ удалось ее прослѣдить отъ мѣста ея пропажи, т.-е. отъ спальни князя Колонна въ отелѣ Дакръ до вотъ этого уголка, до внутренности одной изъ шести одинаковыхъ статуй Наполеона, сфабрикованныхъ въ Степнеѣ, въ мастерской Гельдеръ и К®!.. Вы помните, Лестрадъ, какую сенсацію произвело въ Лондонѣ исчезновеніе этой жемчужины. Полиція дѣлала напрасныя усилія разыскать похитителей. Подозрѣніе пало на горничную княгини, итальянку. Было доказано, что у этой итальянки есть въ Лондонѣ братъ. Но прослѣдитъ отношенія между братомъ и сестрой намъ тогда не удалось. Имя подозрѣваемой горничной было Лукреція Венуччи. Я не сомнѣваюсь, что убитый дна дня тому назадъ Піетро Венуччи и есть ея брать. Я нарочно проглядѣлъ старыя газеты и отмѣтилъ хронологію событій. Жемчужина пропала за два дня передъ арестомъ Беппо. Арестовали его за насиліе надъ соотечественникомъ въ зданіи мастерской Гельдера; происходило это какъ разъ въ тотъ моментъ, когда работались эти статуи.
Надѣюсь, что теперь послѣдовательность событій вамъ совершенно ясна. Хотя вы ихъ видите въ обратномъ порядкѣ, съ конца къ началу. Мнѣ пришлось итти отъ самаго начала до конца. Жемчужина была у Беппо. Почему? Можетъ-быть, онъ укралъ ее у Піетро; можетъ-быть, онъ былъ его сообщникомъ. Наконецъ, Беппо могъ являться посредникомъ между Піетро и его сестрой. Впрочемъ, это обстоятельство неважно для рѣшенія задачи.
Главный фактъ заключается въ томъ, что жемчужина находилась у Беппо въ тотъ момени., когда онъ подвергся преслѣдованію полиціи. Онъ бросился въ мастерскую Гельдеръ. Въ его распоряженіи было всего какихъ-нибудь нѣсколько минуть, втеченіе которыхъ онъ долженъ былъ спрятать свою цѣнную добычу. Ему грозилъ обыскъ, и жемчужину могли найти.
Шесть статуй Наполеона сушились на столѣ въ корридорѣ. Одна изъ нихъ была еще влажная. Въ одну минуту Беппо, опытный рабочій, продѣлываетъ отверстіе въ алебастрѣ, прячетъ туда жемчужину и затѣмъ снова задѣлываетъ отверстіе. Это была чрезвычайно удачная идея. никому и въ голову не могло притти искать жемчужину въ статуѣ.
Но съ Беппо случилось несчастіе: его приговорили къ годовому тюремному заключенію, а тѣмъ временемъ статуи были проданы и разсѣялись по всему Лондону. Въ какой именно статуѣ находилось сокровище — этого Беппо и самъ сказать не могъ. Только разбивъ статуи, онъ могъ найти жемчужину. Трясти статуи было безполезно, такъ какъ брошенная въ свѣжій алебастръ жемчужина могла къ нему прилипнуть, что и случилось на самомъ дѣлѣ.
Бепно однако не отчаявался и началъ поиски. Черезъ двоюроднаго брата, служившаго у Гельдера, онъ узналъ, въ какіе магазины были проданы статуи. Ему удалось затѣмъ получить работу у Мирза Гедсона, и онъ выслѣдилъ, такимъ образомъ, три статуи. Жемчужины въ нихъ не оказалось. Тогда, при помощи какого-нибудь итальянца, служащаго у Гардинга, онъ узналъ, въ какіе магазины были проданы статуи. Первый визитъ онъ сдѣлалъ къ Гаркеру, но здѣсь его настигъ его врагъ или сообщникъ. Піетро, конечно, сердился на Беппо за исчезновеніе жемчужины. Между ними произошла драка, во время которой Піетро былъ заколоть.
— Но если онъ былъ союзникомъ Беппо, зачѣмъ же онъ носилъ въ карманѣ его фотографическую карточку? — спросилъ я.
— Онъ его разыскивалъ и могъ разспрашивать о его мѣстонахожденіи третьихъ лицъ, которыя не знали Беппо по имени. Для этого-то и нужна была карточка. Ну, хорошо… Послѣ убійства, Беппо долженъ былъ ускорить, по моимъ расчетамъ, свою дѣятельность. Онъ, конечно, боялся, что полиція пойметъ его игру, и спѣшилъ окончить свои розыски. Конечно, я не могъ сказать навѣрное, что Беппо придетъ къ Брауну. Онъ могъ найти жемчужину въ статуѣ Баркера. Я даже не могъ сказать навѣрное, что Беппо разыскиваетъ жемчужину Борджіа. Я зналъ только, что онъ что-то ищетъ. Иначе и быть не могло, въ противномъ случаѣ зачѣмъ бы нужно было преступнику миновать темныя и укромныя мѣста и разбивать статуи около фонарей? Послѣ событія у Гаркера, цѣлыми оставались только двѣ статуи; но какъ узнать, что Беппо разобьетъ сперва ту, которая находилась въ Лондонѣ. Я предупредилъ, во избѣжаніе второй трагедіи, обитателей дома, и мы получили хорошій результатъ. Въ этотъ моментъ я уже навѣрное зналъ, что дѣло идетъ о жемчужинѣ Борджіа. Имя убитаго человѣка связало исторію статуи съ исторіей въ отелѣ Дакръ. Оставался только одинъ бюстъ Наполеона — въ Ридингѣ. Жемчужина должна была находиться тамъ. Я купилъ эту статую при васъ у владѣльца — и жемчужина здѣсь, у васъ на глазахъ.
Гольмсъ умолкъ, и молчаніе длилось нѣсколько секундъ.
— Ну, — сказалъ Лестрадъ, — я много разъ видѣлъ, какъ вы проводите дѣла, но такое мастерское дѣло мнѣ приходится наблюдать первый разъ. Мы, въ Скотландъ-Ярдѣ, не завидуемъ вамъ, сэръ. Увѣряю васъ, что мы гордимся вами. Если вы придете къ намъ, скажемъ, завтра, то не найдется человѣка — начиная съ старшаго инспектора и кончая младшимъ констэблемъ — который бы не радъ былъ пожать вамъ руку.
— Спасибо вамъ! спасибо! — сказалъ Гольмсъ и отвернулся къ окну. Мнѣ показалось, что онъ былъ совсѣмъ растроганъ въ эту минуту.
Прошла минута, и Гольмсъ снова превратился въ холоднаго мыслителя практика.
— Спрячьте жемчужину въ несгораемый шкапъ, Ватсонъ, — сказалъ онъ, — и достаньте бумаги, относящіяся къ дѣлу о подлогѣ Конкъ-Сингльтонъ. До свиданія, Лестрадъ. Если у васъ будетъ интересное дѣло, сообщите. Я буду радъ посодѣйствовать вамъ въ его разрѣшеніи.