Киргизы. — Под этим именем известны у нас племена, обитающие ныне в бассейне Иссык-куля, верховьях реки Текес, по долинам рек Чу и Таласа и далее, в китайских пределах, по южному склону Тянь-Шаня, верховьям реки Тарим, Памирскому плоскогорью и в окрестностях хребта Сары-куль. У китайцев эти племена известны теперь под двумя общими прозваниями ки-ли-ги-цзы (киргизы) и бо-лу-тэ (древнее бо-лу или бу-лу); ойраты также именовали их К. и бурутами, а киргиз-кайсаки — каракиргизами. Мейендорф, на пути в Бухару, проезжая через киргиз-кайсацкие степи, постоянно называл К. самих кайсаков; когда же ему пришлось говорить о действительных К., обитавших в Восточном Туркестане, то, в отличие их от кайсаков, он начал называть их по-кайсацки каракиргизами, а иногда, с переводом слова «кара» — черными К., или, наконец, дикими и дикокаменными К. Под всеми этими прозваниями К. и доселе еще известны в европейской литературе.
Первоначальная история К. известна нам по сказаниям китайцев. В глубокой древности К. представляли собой самостоятельное государство Гянь-гунь, но в период II и I вв. до Р. Х. были подчинены хуннами и составили западную часть хуннских владений. Состоя под властью хуннов, гянь-гунь перемешались с динлинами, народом, по одним сведениям, тунгусского, а по другим — монгольского происхождения, обитавшим на юге нынешней Енисейской губернии. Впоследствии, может быть именно в силу этого смешения, имя гянь-гунь исчезло, и племена эти стали называть себя хагас. Китайцы описывают тогдашних хагасов как народ рослый, с рыжими волосами, румяным лицом, голубыми глазами, стоящий на значительной степени цивилизации. Они занимались земледелием и скотоводством; умели разрабатывать золото, железо и олово. Государь их назывался Ажо. Религия хагасов была шаманская; жрецов своих они называли «ган» (ныне «кам»). Письмо и язык их, по свидетельству китайцев, были сходны с уйгурскими. В политическом отношении хагасы к концу VI в. составили сильное государство, которое по обширности занимало второе место во всей северо-восточной Азии. На востоке оно простиралось до Байкала, на юге — до Тибета или, вероятнее, до Восточного Туркестана. Около этого времени встречается впервые имя К., в сказаниях о путешествии Земарха. Командированный императором Юстином II, в 569 г. после Р. Х., к тю-кюэ’скому хану Дизабулу, Земарх получил в подарок от него невольника, родом «хэргиса». Сношения хагасов с Китаем начались не ранее 648 г., когда ими было отправлено в Китай первое посольство, признавшее вассальную зависимость хагасов от Танской династии. В течение следующего столетия мы имеем обстоятельные указания не менее как о 8 посольствах. В 758 г. Хагасское государство было завоевано уйгурами, после чего сведения о нем на некоторое время прекращаются; известно лишь, что торговые сношения хагасов в эту пору простирались до Даши (Аравия) и что торговали они, между прочим, мускусом. Имя народа хагас заменяется у мусульманского писателя Ибн-Хордабы прозванием К., откуда можно заключить, что слово хагас есть не более как китайская транскрипция слова К. В период 836—841 гг., когда власть уйгуров начала падать, Ажо снова объявил себя самостоятельным. Возникшие из-за этого войны хагасов с уйгурами окончились поражением последних, после чего хагасы, покорив часть уйгуров, снова начали сношения с Китаем и действовали против уйгуров уже вместе с китайцами. С 873 г. китайские сказания о хагасах снова прекращаются, и из последующей истории их нам известно лишь, что к Х в. уйгуры сбросили с себя иго хагасов, могущество которых в эту пору весьма упало. В период завоеваний Чингиса прозвание народа хагас уже заменилось современным К. (кит. ки-ли-ги-цзы) и правитель его, которого мухамеданские писатели называют Урус-иналь, а монгольские — Орочжу-шигуши, в 1207 г. добровольно признал над собой власть монголов. С тех пор К. подчинялись монголам за весь период Юаньской династии. Юань-ши рассказывает, что страна К. лежит приблизительно в 5000 ли на северо-запад от Пекина; длина ее около 700 ли, а ширина равняется почти половине длины; на юго-запад от нее река О-пу (Обь). После падения Юаньской династии К. оставались на тех же местах и постоянно вели мелкие войны с монголами. Они входили в состав ойратского союза, причем предводители их родов становились иногда во главе всех ойратов. Таков был, например, Угэчи-хашига, в 1399 г. убивший монгольского Эльбэк-хана и подчинивший себе часть Монголии. Около той же поры у китайских летописцев выступают на сцену другие К., занимавшие места у подножия Тянь-Шаня. По сказаниям Дайцин-и-тун-чжи, эти поколения в глубокой древности обитали по южную сторону Хотанских гор и уже в IV в. появились у Тянь-шаня, под китайскими именами Бо-лу, или Бу-лу. Первоначально они имели сношения с Китаем, но со времен Танской династии посольства их прекратились. В конце XV и начале XVI вв. эти К. играют некоторую роль в истории соседних с ними владетелей Яркенда, Кашгара и кайсацких ханов.
С северными или енисейскими К. столкнулись в Сибири русские, прежде всего — воеводы красноярские. Они заставили К. платить дань, после чего последние рассыпались по всей сагайской степи и смешались с другими татарскими ордами. Живя по Енисею, Белому и Черному Юсам, у Абакана и в окрестностях Саянских гор, К. почти целое столетие беспокоили соседние с ними русские поселения и несколько раз передавались то России, то монгольским Алтан-ханам, то, наконец, джунгарам. В 1657 г. К. были окончательно покорены Лубсаном, сыном Алтан-хана. Находясь под этим владычеством, К. продолжали свои набеги то на Джунгарию, то на Россию, пока наконец русские, по просьбе калмыков, в ту пору подчинивших себе весь северо-запад Монголии, не согласились, чтобы К. были удалены из русских владений за горы, составляющие ныне пограничную черту Халхи и земель урянхайских. Таким образом от вершин Енисея К. были переселены джунгарами на южную сторону Тянь-Шаня, где они вскоре смешались с обитавшими там бурутами и распространили свои кочевья до Андиджана и Кашгара. Рассматриваемое время можно признавать за период образования дикокаменных К., под которыми разумеются именно смешавшиеся буруты и К.
После переселения К. остались тем же отважным и склонным к набегам и грабежам народом, а новое соседство, может быть, еще более способствовало поддержанию в них этих качеств. В ту пору Восточный Туркестан был обуреваем так называемыми войнами ходжей (борьбой белогорцев с черногорцами), и К. приняли самое деятельное участие в этих войнах, став главным образом на сторону белогорской партии. Походы способствовали распространению их по всему Алтышару и даже еще юго-западное; около 1745 г. киргизское поколение кипчак, пройдя через Кучу, откочевало на юг от Хотана. Подчинение К. Джунгарии длилось до второй половины XVIII в., когда Джунгария была покорена китайцами, распространившими свое господство на весь Восточный Туркестан. К. также должны были признать свою зависимость от Китая и более полустолетия сидели относительно спокойно, боясь китайцев, принявших за правило истреблять бунтовщиков. При начале борьбы ходжей с китайцами, К., в 1822 г., первые дали у себя приют бежавшему из кокандского заключения Джегангир-ходже, который и подготовил все к восстанию. Первые походы Джегангир-ходжи на Кашгар совершались все из кочевьев притянь-шаньских К. или бурутов и при их непосредственном участии. В 1826 г. Джегангир занял Кашгар, но был выдан К. китайцам и казнен в Пекине. В награду за измену К. получили право беспошлинной торговли своим скотом. В 1845 г. в Восточном Туркестане вспыхнуло новое восстание, известное под именем «бунта семя ходжей», при участии вольных бурутских или киргизских шаек. В 1857 г. К. участвовали в восстании Вали-хан-тюри (см. V, 415). В короткие промежутки мира К. вели торговлю скотом и продуктами скотоводства по всем городам Восточного Туркестана. Проникшее в Восточный Туркестан дунганское восстание (см. XI, 238) дало новую пищу для грабежей К.: они налетели с окрестных гор на укрывавшихся в Кашгаре китайцев и, овладев городом, произвели в нем беспощадные грабежи и убийства; потом они стали грабить и окрестности, пока явившийся из Коканда Якуб-бек не прогнал их нестройные шайки. К. Кашгарской области признали власть Якуб-бека; в 1866—67 гг. примеру их последовали буруты округов Хотанского, Янгихиссарского и Яркендского, во главе которых стояли К., кочевавшие по Каракашу и верховьям Яркенд-Дарьи. Позже К. постоянно переходили на сторону то Якуб-бека, то дунган, то китайцев. Некоторые киргизские роды, пользуясь распространением в ту пору русской власти в Центральной Азии, переходили в подданство России; другие, наоборот, противодействовали русским. Более всех противился утверждению русского владычества в Фергане Абдул-бек, правитель К. родов монгуши и адыгин. Разбитый генералом Скобелевым при Янги-арыке, Абдул-бек с частью своих подданных бежал в Афганские пределы, другая же и большая часть его данников приняла русское подданство в входит ныне в состав наших Маргеланского и Ошского уездов. Когда в 1878 г. восстановлена была власть китайцев над Кашгаром, многие жители вздумали бежать, но китайцы пригласили К., особливо сары-кульских, ловить беглецов; это показывает, что помянутые К. прежде других передались китайцам.
В 1880-х гг. для стран, обитаемых К., начался период мира, если не считать мелких беспокойств, которым подвергались особливо памирские К. Эти последние разделяются теперь на 5 родов: теит, гадырша, найман, наурус-уручи и кипчак. Кочуют они главным образом в Ранг-кульской котловине и по долинам рек Ак-су, Аличура, Кудары, Полиза, Кокджара и Кокуй-беля. В долине Большого Памира К. за последнее десятилетие перестали кочевать вовсе, опасаясь набегов афганцев со стороны Вахана и Шугнана. До 1890 г. эти К., за исключением только кочующих по Кударе и Кокуй-белю, подчинялись китайцам, но только номинально. К заявлению России, что земли, на которых кочуют памирские К., принадлежат России, а потому и сами они должны считаться русскими подданными, они отнеслись довольно добродушно. В пределах Кашгара К. обитают теперь в горах и предгорьях, окружающих область. Они не составляют неразрывной части кашгарских владений и живут совершенно самостоятельной жизнью. Вследствие слабости китайской администрации, вражда их к оседлому населению Кашгара проявлялась сначала довольно часто и грозно. Покорение русскими Коканда если и не вполне умиротворило этих кочевников, то, по крайней мере, устрашило их не только в русских, но и в кашгарских владениях, благодаря чему край этот и пользуется теперь относительным спокойствием. Третья н последняя часть К., обитающих по среднему Тянь-Шаню, за последнее время значительно расширила свои кочевья. Часть родов их заняла сначала южный скат Алтая, а потом перевалила и на северный склон его, вступив в пределы Кобдоской области, в Монголии. Китайцы ввели теперь у этих К. общемонгольское родовое управление и в 1892 г. пожаловали родоправителям их китайские чины и звания, обязав их управлять народом на основании тех законоположений, которые изданы дайцинами для монголов.
Литература. Иакинф, «Сказание о народах Средней Азии» (СПб., 1851); Klaproth, «Tableaux histor. de Asie» (1870); Ab. Rémusat, «Recherches sur les langues tartares» (Париж, 1820); Klaproth, «La langue des Kirghises» («Mem. rel. à l’Asie»); Риттер, «Землеведение Азии» (т. II и III, СПб., 1869 и др.); Григорьев, «Записки мирзы Шемса Бухари» (Казань, 1861); Костенко, «Военно-научная экспедиция на Алай и Памир» (СПб., 1877); Левшин, «Описание киргиз-кайсацких орд» (СПб., 1832); Костенко, «Средняя Азия и водворение в ней русской гражданственности» (СПб., 1871); Иакинф, «Описание Джунгарии и Восточного Туркестана» (СПб., 1829); Desmaison, «Histoire des Mogols et des tatares par Aboul-ghasi» (СПб., 1875); Березин, «Библиотека восточных историков»; его же, «Рашид-эд-дин» («Труды Восточного отд. И. Археологического общества», т. V, СПб., 1858); Валиханов, «О состоянии Алатышара в 1858—59 гг.» («Записки Императорского Русского географического общества», 1861); Веселовский, «Киргизский рассказ о русских завоеваниях в Туркестанском крае» (СПб., 1894).
Киргизы и киргиз-кайсаки по языку, одежде, обычаям, устройству жилья и образу жизни немногим отличаются друг от друга, физический же их тип изменяется по местностям и по родам, у К.-кайсаков — сильнее, чем у каракиргиз. Главное отличие в физическом типе К.-кайсаков и каракиргизов заключается, по мнению Уйфальви, в более темном цвете кожи (на открытых ее местах) у последних. Все киргизское племя представляет собой продукт смеси различных народностей, как монгольской, так и кавказской расы. Отводя киргизам место среднее между этими двумя расами, новейший исследователь их, А. Харузин, старается установить антропологический тип, свойственный только самим К. Характерные черты этого типа: рост средний, хорошо развитая грудь; кисть руки и ступня небольшие; тело крепкое, склонное к ожирению (преимущественно в старости), с желтовато-бледным цветом кожи; ноги кривые (от постоянного сидения на коне), короткие; форма головы сильно брахицефалическая; волосы черные, прямые и довольно жесткие, седеют поздно; лицо довольно скуластое, с темным цветом кожи, широким носом, довольно редкой, поздно вырастающей бородой; глаза карие, с более темным оттенком в молодом возрасте. Вообще лица киргизов обнаруживают известную долю монгольских черт, наименее резко выраженных у стариков, более резко у молодых людей, преимущественно у мальчиков. Жизнь в степи, с ее резкими переменами температуры лета и зимы, дня и ночи закалили киргиза и сделали его выносливым и нечувствительным к холоду и жару. Значительная мышечная сила (хотя и меньшая, чем у русского простолюдина), быстрота заживления ран, крепкое телосложение, могучая пищеварительная способность, значительное развитие груди, превосходный слух, острое зрение характеризуют К. с физической стороны. Из болезней среди киргиз всего более распространены накожные, что обусловлено их нечистоплотностью; оспа и сифилис являются бичом степи — последний, главным образом, вследствие незнания заразительных свойств болезни и отсутствия своевременной медицинской помощи.
По своей численности киргизы занимают первое место среди кочевых рас Азии. К.-кайсаки кочуют по необозримым пространствам (свыше 50 тыс. кв. геогр. миль) от берегов Волги до бассейна Тарима и от низовьев Аму-Дарьи до Иртыша. Общее число их далеко превышает 3 млн. душ. Значительнейшая часть их (свыше 3 млн.) подвластна России, где они живут в пределах Астраханской губернии (216 тыс. душ обоего пола), областей Уральской (412601 человек, или 79% всего населения области), Тургайской (338802 человека), Акмолинской (341414 человек, или 73% населения области), Семипалатинской (547577 человек, или 90,6% населения области), северных уездов Семиреченской области (600 тыс. человек), Сыр-Дарьинской области (730 тыс. человек, или 60% населения области), Амударьинского отдела (40 тыс. человек), областей Самаркандской (20 тыс.) и Закаспийской (свыше 40 тыс.); кроме того, часть К.-кайсаков Уральской и Тургайской областей (до 40 тыс.) перекочевывают в пределы Верхнеуральского, Челябинского и Троицкого уездов Оренбургской губернии (так называемая «новолинейная полоса»). Несколько десятков тысяч К.-кайсаков считается в Хивинском ханстве. В пределах Китая (северо-западная Монголия) К.-кайсаки занимают степную долину Черного Иртыша, северный скат хребтов Тарбагатая и Саура и южный скат Алтая; некоторая их часть (с конца 1860-х гг.) переходит на северный скат, и кочует по притокам реки Кобдо, где платят аренду собственникам тех земель — урянхайцам. Все К.-кайсаки признают себя членами одной и той же народности, распадающейся на три отдела или орды: Большую, Среднюю и Малую; от Малой орды отделилась Букеевская орда (IV, 866 и сл.). Каракиргизы в пределах Российской империи живут на северных склонах Тянь-Шаня по реке Текесу, к югу от озера Иссык-куль, в долине реки Чу, вдоль главного хребта, по направлению к Кашгару, и к западу до города Коканда и реки Талас. Они разделяются на две главные ветви, оне (правую) и соль (левую); вторая гораздо малочисленнее первой и кочует преимущественно по реке Талас. Одного племени с каракиргизами минусинские татары (см.), иначе называемые абаканскими. Общее число каракиргизов определяют в 850000, из которых около 300 тыс. подвластны России (150 тыс. в Ферганской области, 47800 в Аулиэатинском уезде Сырдарьинской области, остальные, главным образом, в Пишпекском и Иссык-кульском уездах Семиреченской области). Каракиргизы, еще несколько десятков лет тому назад жившие совершенно самостоятельно среди китайцев, русских и кокандцев, сохранили свой воинственный дух и сильнее К.-кайсаков проникнуты сознанием своего национального единства. Они кочуют не отдельными аулами, как К.-кайсаки, а целыми родами; впрочем, под влиянием умиротворения края и они начинают распадаться на аулы.
Образ жизни К. Три зимних месяца К. проводят на одном каком-нибудь месте, в глиняных землянках — кы(у)стау, а наиболее зажиточные — в деревянных избах. Лишь только снег начинает стаивать, они начинают свой обычный ежегодный переход. Эти перекочевки обуславливаются многовековой традицией, а не поисками лучших пастбищ: часто киргизы оставляют хорошие пастбища и переходят за целые сотни верст на дурные. Каждый род или аул из году в год следует по одному и тому же пути, останавливаясь у тех же ключей и колодцев, у которых останавливались его предки сотни лет тому назад, и постоянно возвращаясь на зимовку в одно и то же место. Один аул может пресечь дорогу другого аула или следовать за ним, но всякая попытка нарушить установившийся порядок влечет за собой кровавые столкновения. Во время своих кочевок К. не останавливаются более одной-двух недель на одном месте. Прибыв на место стоянки, они разбивают кибитки (см.) и устраивают как бы селение. В жаркие дни кошма с боков кибитки убирается и заменяется редкими матами, из камышевидной травы. Посредине кибитки разводят огонь и ставят большой котел. Обычное блюдо — баламык — состоит из муки, чаще проса, пшеницы или ржи, поджаренных на сале и разведенных водой. Более праздничное угощение — бишбармак, т. е. мелкие кусочки мяса, зажаренные в сале. Другие блюда — сыр из овечьего молока и кислое молоко. Любимый напиток — кумыс. Одежда К.: длинный кафтан или халат; широкие шаровары, часто плисовые; высокая остроконечная войлочная шапка, сверх которой от непогоды накидывается башлык. Рубахи вошли во всеобщее употребление сравнительно недавно, под влиянием русских. На ногах кожаные сапоги, иногда с калошами. Средства к существованию К. добывают скотоводством. Всего более К. разводят овец. Киргизская овца, безобразная на вид, отличается величиной (с новорожденного теленка), силой, тучностью (летом и осенью весит обыкновенно от 4 до 5½ пудов), неприхотливостью в содержании; вместо хвоста у овец курдюки, которые весят от 30 до 40 фунтов и дают от 20 до 30 фунтов сала; темно-рыжая шерсть растет клочьями и до того груба, что едва ли может быть употребляема даже на самое толстое сукно. Они быстро тучнеют от соленых трав степи и быстро размножаются, принося большей частью по два ягненка сразу. Киргизы питаются овечьим мясом и молоком; овца же одевает их и служит главным предметом торговли и даже единицей ценности. Второй крупной отраслью скотоводства является коневодство. Происхождение киргизской лошади от тюркских и монгольских пород и долговременный вывод при одних и тех же физических условиях обособили ее в резко определенный тип, некрасивый, но выносливый. К. различают три вида своих лошадей: бэрк (конь крепкий, плотный), джурдэк (конь ходкий) и джюйрык (конь скаковой). Разводятся также карабаиры (XIV, 412). Для улучшения киргизской породы в некоторых из киргизских областей открыты казенные конские заводы, но ощутительных результатов мера эта не дала. Необходимой принадлежностью степного хозяйства является верблюд (двугорбый), на котором К. перевозят свои кибитки и домашний скарб. Он доставляет им молоко и шерсть, идущую на выделку особой ткани (армячина) на одежду, а также на мешки, на приготовление тесьмы, веревок и проч. Козы разводятся только в качестве вожаков овечьих стад, а также для пуха. Рогатый скот менее распространен и не был известен К. до столкновения их с калмыками. Быки нередко употребляются для обработки пашни. Земледелие служит только подспорьем к скотоводству, но с каждым годом расширяется, хотя невозможно без искусственного орошения. Исключительно им занимаются только джатаки или байгуши (II, 709) — обнищавшие К.-кайсаки, лишившиеся скота и, следовательно, возможности продолжать кочевую жизнь. Султаны и вообще люди богатые захватывают большие участки земли и занимаются хлебопашеством, как выгодным промыслом, вовсе, однако, не становясь оседлыми или хотя бы полуоседлыми. У каракиргизов хлебопашество вообще более развито, чем у К.-кайсаков. Последние всего более занимаются земледелием в Тургайской области; в Ташкентском уезде кураминцы (до 80 тыс.) совершенно уже осели на землю. К. сеют пшеницу, просо и овес. Пашут обыкновенно первобытным орудием, называемым тыс-агач, т. е. деревянный зуб. Это подобие сохи, необделанная деревянная рогуля. Борозда пролагается без отвала; глубина ее не превышает 1 вершка. Боронят поля связанным пучком тала, а нередко вместо бороньбы пропахивают полосы поперек. Мука употребляется только зажиточными, и то в небольшом количестве. Киргизские мельницы (мутоловки) устраиваются на арыках и речках; производительность их достигает в сутки 10 пудов. Промыслы у К.-кайсаков весьма малоразвиты; они сводятся к ломке самосадочной соли, к извозу на верблюдах (особенно в Туркестане), к изготовлению войлоков и т. п. Благосостояние К. в корне подрывается частым падежом скота от буранов или гололедицы. Количество скота значительно уменьшилось, а подати (подать со скота в Букеевской орде и кибиточная в др. областях) высоки, особенно ввиду того, что рубль в степи очень дорог. Тем не менее в общем можно считать, что минимум скота, необходимый для кочевого хозяйства (или близкое к нему количество скота), у массы киргизов имеется; этот неприкосновенный минимум законом (ст. 1309, т. X, часть 2 Свода Законов, изд. 1857) определен в 12 лошадей, 16 голов рогатого скота, 25 овец и 2 пары верблюдов на семью в 5 душ. Хотя обеднение К. беспрерывно усиливается, но они размножаются, правда — медленно.
Характерные свойства К. — гостеприимство, уважение к старости, любовь к поэзии, индифферентизм к религии. Все они — сунниты. Представителями духовенства К. являются бродячие муллы из татар, обучающие детей [1] и совершающие требы. Среди самих К. существует отдельное духовное сословие ходжей, стоящих вне родов и считающихся потомками Магомета. Ислам отразился на киргизах лишь внешним образом. У большей части народа он сводится к одним лишь обрядам: строго соблюдается обрезание, бритье волос, подрезание усов. Молитв и постов большинство народа не соблюдает; омовения совершаются неправильно; очень распространена замена их сухими растираниями. Под влиянием ислама явилось у К. многоженство, но только среди зажиточных классов, так как не всякий в состоянии платить калым (см.) несколько раз. Женщина пользуется у К. значительной свободой, не закрывает лица, но на ней лежат все домашние работы; мужчины предаются праздности, разъезжая по степи и аулам, отправляясь на охоту, скачки, разные сборища и т. п. У К., имеющих две или три жены, старшая, т. е. та, на которой К. женился раньше, пользуется наибольшим уважением; она играет роль хозяйки, которой остальные жены обязаны повиноваться. После смерти мужа, вдова, даже оставшаяся с детьми, не получает ни части наследства, ни свободы: она переходит к брату покойного или ближайшему его родственнику, от которого зависит отдать ее за калым в замужество другому лицу или оставить у себя; впрочем, обычай этот теперь выходить из употребления. При слабости ислама (который, впрочем, в последние годы, вследствие развития сношений со среднеазиатскими оседлыми мусульманами, усиливается) среди К. сохранилось много черт древнего шаманства и языческих суеверий. Для излечения болезней прибегают к содействию киргизского шамана (баки), который вместо барабана имеет двухструнный инструмент (кобус), напоминающий скрипку, обвешанный колокольчиками и звякающий кусками железа разной величины и формы. Христианство прививается к киргизам весьма туго; киргизская миссия, являющаяся отделом алтайской, имеет некоторый успех лишь среди байгушей. Из киргизских празднеств наиболее характерное — поминки, на которые через особых вестовщиков созываются из окрестных аулов знакомые и незнакомые. Они сопровождаются скачками на призы, различного рода состязаниями и др. увеселениями. Свое летосчисление киргизы делят на эры. Каждая эра состоит из 12 годов; каждый год носит название какого-нибудь животного.
Язык киргизов сохранил свой первоначальный, чисто тюркский характер. На всем обширном пространстве Киргизской степи язык К.-кайсаков не распадается на диалекты: на Волге и на Иртыше он один и тот же. Язык каракиргизов весьма близок к языку К.-кайсаков, но отличается от него фонетически (см. Тюркские языки). От других тюркских племен К. отличаются замечательным красноречием. Излагая свои мысли ясно и точно, К. умеет придать своей речи известную долю изящества, и даже в самом обыкновенном разговоре у него часто является ритмический размер. Наслаждаясь красноречием и имея на это достаточно времени, он смотрит на ритмическую речь, как на высшее искусство в мире. Отсюда высокая степень развития народной поэзии, получившей, впрочем, различное направление у К.-кайсаков и у каракиргизов: у первых преобладает лирическая поэзия, у последних безраздельно господствует эпос. Певец по профессии (ойлянчи), поющий свои песни под аккомпанемент двухструнной домры (род балалайки, XI, 6) или трехструнного инструмента вроде гитары, — желанный гость на всяком собрании; состязание певцов в импровизации и остроумии — лучшее увеселение для К.-кайсаков. Среди певцов различают ульгенчи, поющего старые чужие песни, и акына — певца-слагателя. В ритмических законах заметно влияние персидской поэзии. Народная поэзия К.-кайсаков состоит из изречений, поговорок, благословений, песен свадебных, состязательных, песен о богатырях, но над всеми преобладают песни лирические, предметом которых служит описание природы, мест, где встречались влюбленные, их разлуки, страданий и т. п., и которые часто проникнуты неподдельным вдохновением. В этих песнях видную роль играет метафора, но и она отличается простотой и безыскусственностью — этими характерными чертами киргизской поэзии. Знаменитые киргиз-кайсацкие певцы-слагатели новейшего времени: Урунбай, Наурузбай, Баймурад, Ногойбай. Лиризмом проникнуты и песни о богатырях К.-кайсаков; древняя поэма: «Кузу Курпеч и Баян Солу» описывает трогательную любовь и страдания влюбленных. Наряду с произведениями народной поэзии, сохраняемыми в устной передаче, существуют и «книжные песни», читаемый певцом по писанной книге; это произведения мулл-грамотеев, перефразировка на разговорный язык из книг, писанных на испорченном книжном языке. Чисто киргизского письменного языка нет. Так как учителя К.-кайсаков — все, без изъятия, татары, то К.-кайсаки пишут на языке, представляющем пеструю смесь языков киргизского и татарского. У каракиргизов эпос подавил все остальные отрасли народного творчества; по мнению академика Радлова, у них всего удобнее можно наблюдать тот чисто эпический период народного творчества, который греки пережили при Гомере. Все эпические песни каракиргиз представляют собой одно нераздельное целое. Они группируется вокруг одного главного центра — героя-предводителя мусульман Эр-Манаса, из рода Сары-Ногай. Сильнейший из воинов, он странствует в сопровождении 40 товарищей по всему миру и всюду побеждает своих врагов. Достойным противником его является один только Йолой, повелитель язычников, могучий обжора, который благодаря исполинскому своему росту и сверхъестественной силе может быть побежден лишь тогда, когда, истребив неимоверное количество пищи и напитков, он впадает в свойственный ему одному смертоподобный сон. Эпос этот не имеет исторической основы. При пении национального эпоса певец каракиргизов импровизирует, но эта импровизация касается лишь формы изложения, еще не затвердевшей.
Обычное право киргиз, сложившееся под влиянием кочевого быта и родового строя, живет в памяти народа, выраженное во множестве пословиц. Суд у К. всегда принадлежал биям, т. е. родовым старейшинам (у каракиргиз называемых манапами), которые и являются единственными хранителями обычного права. Власть биев переходила по наследству, но только к преемнику достойному; в противном случае наступали выборы. Русское правительство, сохранив для К. их народный суд, руководствующийся обычным правом, внесло коренные изменения в его организацию. Народному суду К. подчинены все гражданские тяжбы и иски между киргизами и все уголовные преступления, совершенные киргизами против киргиз, за исключением убийства, грабежа, разбоя, баранты, нападения на купеческие караваны, побега в чужие владения, поджога, делания и перевода фальшивой монеты, похищение казенного имущества, нарушения уставов казенных управлений и преступлений по должности местных киргизских властей. К суду биев часто обращаются и русские в своих делах с К., хотя им и предоставлено право судиться в русских судах. Бием может быть выбран всякий киргиз, достигший 25-летнего возраста, не опороченный по суду и не состоящий под следствием. Народный суд составляют: единоличные бии, съезды биев волости и чрезвычайные съезды биев, но степень власти этих инстанций определена различно в Положениях 1868 г. — об управлении областями Акмолинской, Семипалатинской, Уральской и Тургайской и 1886 г. об управлении Туркестанского края [2]. В степных областях отдельные бии решают дела ценностью не свыше 300 руб., но решения их окончательны только по делам до 30 руб. Апелляционной инстанцией для дел свыше 30 руб. являются волостные съезды биев, которые могут решать дела на всякую сумму, но решения их окончательны лишь по делам до 500 руб. Для решения дел между лицами, принадлежащими к различным волостям уезда, уездный начальник, по мере надобности, созывает чрезвычайные съезды биев; они же представляют собой ревизионную инстанцию для дел свыше 500 руб., решенных волостными съездами. В Туркестане все дела, подсудные народному суду, разбираются в первой инстанции единоличным бием, решения которого, присуждающие не более 30 руб. и не свыше 7 дней ареста, признаются окончательными. Апелляционной инстанцией является съезд биев волости, могущий присуждать к денежному взысканию не свыше 300 руб. и к заключению под стражу не свыше 1½ лет. Обычное право киргиз совершенно не знает уголовных наказаний: ему известны только денежные штрафы, соответствующие нанесенному убытку (умноженному в несколько раз). Таким образом, назначение заключения под стражу предоставлено бесконтрольному произволу биев, что вызывает горькие сетования. Вообще авторитет суда биев, оторванного от его родовой основы, в народе упал, и должность бия сделалась предметом искательств из корыстных расчетов, причем выборная агитация принимает нередко острый характер, сопровождаясь барантой, ложными обвинениями и т. п. Падению авторитета биев немало способствовала неверная постановка института бийлыка. По древнему обычному праву киргиз, бии с некоторых дел имели право изымать в свою пользу известный процент, положением же 1868 года установлено, что бии со всех разбираемых ими дел могут изымать в свою пользу до 10% с суммы иска. Материально заинтересованные, бии стараются плодить тяжбы, и назначают себе в «бийлык» 10% не с суммы присужденного иска, а с суммы заявленной истцом претензии, заботятся об увеличении этой суммы. Кроме народного суда, установленного законом, у К. существует еще суд родственников (негласный), разбирающий споры и правонарушения, случившиеся в пределах одного родового союза; посторонняя обиженная сторона также может обратиться к суду родственников обидчика. Прежде никакие жалобы на этот суд не допускались, но теперь бии, хотя и редко, принимают такие жалобы к своему разбору, вполне, однако, признавая компетентность суда родственников. К народному суду К. обращаются только тогда, когда между сторонами не могло состояться соглашение о третейском (единоличном) суде. Суд биев, согласно обычному праву, происходит публично и гласно. Сам процесс распадается на два периода: период состязания и период доказывания. Решение биев обыкновенно имеет альтернативный характер: выслушав заявления сторон и приняв к сведению приводимые ими доказательства, бии решают, что если такие-то доказательства подтвердят то-то, то решение такое, в противном случае — решение другое. В подавляющем большинстве случаев единственным доказательством является присяга, обыкновенно очистительная (со стороны ответчика), весьма редко подтвердительная (со стороны истца). Лично тяжущиеся никогда почти не допускаются к присяге: за них присягают другие лица — присяжные-поручители. Но это не соприсяжники-свидетели доброй славы, своей присягой удостоверяющие, что данное лицо не могло совершить правонарушение; у К. присяжные-поручители прямо удостоверяют, что оно его не совершило. Присягающий становится таким образом в положение судьи: перед присягой он сам удостоверяется в истине и употребляет все усилия предотвратить присягу примирением тяжущихся. Бий назначает круг лиц, из которого сторона, противная той, за которую присяга приносится, выбирает известное число присягающих. Чем важнее дело, тем больше круг лиц, из которого должны быть выбраны присягающие, и тем больше число этих последних. Подтвердительная присяга со стороны истца имеет место тогда, когда в роли истца выступает лицо, постороннее потерпевшему (аигак), но берущее на себя обязанность доказать виновность ответчика. Ответчику нередко предоставляется не допустить дела до присяги, удовлетворив истца в половине иска; такой платеж называется сулук и напоминает русский обычай «грех пополам». Несмотря на все противодействие русской администрации, среди киргизов распространен еще обычай восстановления нарушенного права путем саморасправы. Это называется барантой. Баранта заключается в угоне скота, для чего предпринимается набег на аул обидчика, иногда сопровождающийся убийствами. В баранте выражается молодечество киргиз; на нее должны идти родственники и друзья потерпевшего. В свою очередь, она влечет за собой месть со стороны подвергшегося нападению, которая, распространяясь, охватывает иногда целые волости и нарушает спокойствие степи. Конец таким раздорам кладется иногда примирением сторон при посредстве биев (карандас-кыб), причем обе стороны взаимно преподносят друг другу подарки. О правительственной попытке кодификации обычного права К. — см. Степные законы.
Литература. Харузин, «Библиографический указатель сочинений и статей, касающихся этнографии киргиз и каракиргиз, с 1734 г. по 1891 г.» (М., 1891 — из IX кн. «Этнографического Обозрения»); Н. Зеланд, «Киргизы. Этнологический очерк» («Записки западносибирского отдела Императорского Русского географического общества», кн. VII, вып. II, Омск, 1885); Radloff, «Aus Sibirien» (т. I, Лейпциг, 1884); Харузин, «Киргизы Букеевской орды» (2 вып., М., 1889—91); Алекторов, «Тургайская область» (Оренбург, 1891); его же статьи в «Оренбургском Листке», 1890 г.; Лобысевич, «Киргизская степь Оренбургского ведомства» (М., 1891); Маковецкий, «Юрта» («Записки западносибирского отдела Императорского Русского географического общества», кн. XV, вып. III, Омск, 1893); Худабай-Кустанаев, «Этнографические очерки киргиз Перовского и Казалинского уездов» (Ташкент, 1894); статьи о киргизском коневодстве в «Журнале Коннозаводства» (1876 г., №№ 1 и 2; 1883 г., №№ 7 и 8 и 1886 г., № 5); ст. о киргизской овце в «Архиве ветеринарных наук» (1875 г., № 2); Добромыслов, I. «Коневодство и его значение для киргизского населения Тургайской области»; II. «Крупный рогатый скот в Тургайской области»; III. «Овцеводство и его значение в экономии киргизского населения Тургайской области» (Оренбург, 1893—94); Ильминский, «Материалы для изучения киргизского наречия» (Казань, 1861); Терентьев, «Грамматика киргизского языка» (СПб., 1875); Радлов, «Образцы народной литературы северных тюркских племен» (т. 3 и 5, СПб., 1870 и 1885); его же, «Опыт словаря тюркских наречий» (СПб., 1888—89); о киргизских песнях и певцах ст. Готовицкого, Пфеннига и Ивановского в «Этнографическом Обозрении», 1889 г., кн. III; Маковецкий, «Материалы для изучения юридических обычаев киргизов» (вып. I, Омск, 1886); Гродеков, «Киргизы и каракиргизы Сырдарьинской области. Т. I. Юридический быт» (Ташкент, 1889); Dingelstedt, «Le régime patriarcal et le droit coutumier des Kirghiz» (Париж, 1891); о суде ст. Крахалева в «Юридическом Вестнике» (1888 г., №№ 5—6) и Леонтьева, там же (1890 г., №№ 5—6). Замечательное изображение быта киргиз в повести Даля, «Букей и Мауяна» («Сочинения», т. VIII, СПб., 1884). С 1888 г. издается в Омске на киргизском и русском языках «Особое прибавление» к «Акмолинским Областным Ведомостям», для распространения между К. полезных сведений и ознакомления их с правительственными мероприятиями.
Примечания
[править]- ↑ Русское правительство открывает в разных местах начальные киргизские школы (и даже киргизские интернаты при гимназиях), для которых подготовляются учителя из Киргизии в киргизской учительской школе в Оренбурге.
- ↑ В 1891 г. Высочайше утверждено новое Положение о степных областях, которое относительно степени власти различных инстанций народного суда воспроизводят начала, действующие в Туркестане, но законом 28 января 1892 г. введение его в действие приостановлено.