ЭСГ/Право международное

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Право международное, совокупность юридических норм, определяющих взаимные права и обязанности государств и регулирующих их взаимные отношения в международном обороте. Сознание необходимости точно определенного и известными нормами регулируемого социального строя присуще всякому человеческому общению, и совокупность норм, установленных этим общением с целью определения взаимных прав и обязанностей его членов в целях мирного их существования, представляет собою „право“ этого общения. В зависимости от регулируемых правом отношений и интересов, это действующее в пределах данного общения „право“ носит название частного (с подразделениями), административного, уголовного, государственного и т. д. Наблюдая общий строй жизни человечества, мы видим, что общественность свойственна человеку на всех ступенях его культуры, что все человечество распадается на отдельные общежительные группы, общения, в иерархическом, т. сказ., порядке которых т. наз. „государство“ является в настоящей стадии развития организованного человечества высшей, наиболее крупной и сложной формой общения. Однако, присмотревшись к современной жизни человечества, мы не можем не заметить, что и эта ныне существующая высшая „государственная“ форма человеческого общения недостаточна, что и она не удовлетворяет всех требований и разнообразных запросов современн. культурного человека, что не только разнообразные индивидуальные интересы отдельного человека, но и коллективные социальные и „государственные“ интересы (лежащие в основе и создающие группировку человечества в различные виды общений) не достигаются этою формою; что для осуществления этих интересов не только отдельные индивиды, подданные различных государств, но и сами государства вступают во взаимные сношения и (как последствие этих фактических сношений) взаимные отношения. Мы не станем останавливаться на объяснении этого явления в эволюции жизни человечества, — оно само собою будет ясно для всякого, если обратить внимание на общий неизменный факт, что сношения государства с другими государствами тем развитее, a цели и предметы этих сношений тем разнообразнее, чем выше данное государство (его народ) стоит в культурном развитии; к неизбежному постепенному образованию этого „междугосударственного общения“, как высшей мыслимой формы организации культурного человечества, неуклонно влечет как дифференциация, так и сопутствующая ей интеграция духовных и материальных интересов и „запросов“, выявляемых историею культурной эволюции человечества. Вместе с этим явлением мировой эволюции человеческой культуры материально изменяется и понятие „интереса“, — этого краеугольного камня всякого человеческого общения; в дополнение к индивидуальным и высшим государственным (тоже индивидуальным по существу) интересам, преследовавшимся доныне человечеством в его совокупной мировой жизни и обороте, начинают выявляться общие всему человечеству и одинаково ценные для всяких форм человеческих общений общечеловеческие, мировые, интересы, первоначально, конечно, в области материальной, экономической (облегчение способов взаимных сношений, в частности — торговых, свобода передвижения и применения труда, повсеместная одинаковая охрана прав личности в междун. обороте и т. д., и т. д.), и на почве этих единичных, но общих всем „культурным“ народам интересов уже возник со второй половины прошлого века целый ряд организованных междунар. общений, — „междунар. уний“, „междунар. административных союзов“ — каковы, напр., „Всемирный почтовый союз“ (с 1874 г.), „Междунар. телеграфный союз“ (с 1865 г.), „Междунар. союз для защиты промышленной собственности“ (с 1883 г.). „Междунар. союз для защиты произведений литературы и искусства“ (с 1886 г.), „Междунар. союз железнодорожных транспортов“ (с 1890 г.) и др. Установление и развитие международных и междугосударственных сношений и отношений и устанавливающееся на почве коллективных всем культурн. народам интересов международное и междугосударственное общение имели своим последствием обычное, сопровождающее всякие новообразования в эволюции человеческой общественности, явление — установление и постепенное развитие юридических, правовых отношений между государствами, возникновение т. наз. П. м. Известный бельгийский юрист Лоран дал своему огромному сочинению: „Etudes sur l’histoire de l’humanité“ (18 т., 1851—1870) подзаголовок: „Histoire du droit des gens et des relations internationales“; и действительно, в П. м. и в его материальном содержании, как в зеркале, отражается вся история человеческой культуры и цивилизации, поскольку их носителями в междунар. обороте являлись государства. На нем неизбежно отражались все как благоприятные, так и неблагоприятные образованию и развитию мирного междунар. общения условия в жизни народов и государств, а нужно иметь в виду, что условия неблагоприятные всегда преобладали; мало того, едва ли можно указать хотя бы одно благоприятное условие, которое не заключало бы в себе и элементов неблагоприятных. Ограничимся самыми общими, суммарными указаниями: в качестве факторов, способствующих сближению людей и образованию общений, можно указать, м. пр., географические и топографические условия территории, занимаемой тою или иною группою людей, вызываемые этими условиями естественные условия хозяйственной жизни (экономические интересы), этнографические условия (племенной состав, общность исторических судеб, однородность культуры в смысле политического, социального, религиозного, этического миросозерцания) и т. д. Все это элементы и факторы сближения и объединения, группировки людей. Но сближение и объединение в группы и общения тождественно по своим последствиям обособлению этих групп от других, разъединению их, рассматриваемых в более значительных массах и группировках (напр., хозяйственные, социальные, сословные и т. д. группировки и расслоения населения в едином государстве). Под влиянием группового эгоизма и индивидуализма, тождественность групповых интересов создает и вызывает их разрозненность в международн. сфере, как и в друг. сферах человеческого общежития (сопоставим: „мировой“ интерес признания „свободы моря“, свободы морских торговых сношений, мировой свободы передвижения и равноправности личности — индивидуального человека — и т. д. и т. д. и особые „жизненные“ интересы „морских“ держав, торговых народов, „государственные“ и „политические соображения“ и „интересы“ отдельных государств и т. д.). При таком положении дела, очевидно, только установление права, определенного правопорядка в междунар. отношениях может обеспечить мирное осуществление междунар. общением и отдельными его членами (государствами) их интересов, так как право и правопорядок имеют именно целью регулирование взаимных юридических отношений (прав и обязанностей), взаимного поведения членов того или иного общения при осуществлении ими того или иного их интереса. Но и в этом направлении, так как регулирование имеет предметом отношения и частные интересы политически организованных народов — государств, выступающих в этом случае на защиту этих своих т. наз. „жизненных“ интересов всеми материальными силами своей государственной мощи и не признающих и не подчиненных в своей междун. деятельности никакой высшей, над ними стоящей власти и авторитету, то отсюда естественно, что П. м. и междунар. правопорядок могут быть установлены единственно только путем добровольного или вынужденного соглашения между заинтересованными государствами; по своему же внутреннему существу эти соглашения (хотя бы и нормативного содержания, т. е. определяющего правила взаимного поведения сторон) являются компромиссами, — результатом уступки в сфере индивидуальных интересов одной вступающей в соглашение стороны в пользу интересов другой стороны ради осуществления такого (опять-таки индивидуального) интереса, который неосуществим государством индивидуально, без активного или пассивного содействия или участия другого. Отсюда характерные особенности и своеобразность П. м. в отличие от других отраслей права. Между тем как право во всех других своих отраслях носит национальный характер, при чем повсюду, у каждого народа и государства, мы находим временем выработанные и установленные органы и формы формулирующей право законодательной власти и власти, охраняющей соблюдение этого установленного права, П. м. и его нормы устанавливаются непосредственно заинтересованными в этом лицами — государствами, принципиально равноправными между собой и не признающими, в качестве независимых державных (суверенных) личностей, никакой выше их стоящей власти и авторитета; этот принцип равноправности, самостоятельности и независимости неуклонно проводится в междунар. общении, так что, напр., даже решения и постановления, принятые государствами коллективно, при участии и с согласия их представителей (напр., на междунар. конгрессах и конференциях), вступают в юридическую для них силу индивидуально для каждого соучастника в таком коллективном постановлении лишь в случае особо и специально выраженного им последующего согласия на это — в случае „ратификации“ его. Поэтому не только источником, но и санкцией и охраной норм П. м. является только воля заинтересованных государств. Не имея значения в смысле признания юридического характера норм П. м. (так как характерным признаком „юридич.“ норм служит не принудительность их соблюдения, а их признание и соблюдение или требование соблюдения членами общения, для которого они изданы), это обстоятельство не лишено однако значения в отношении практической силы и соблюдения этих норм. Вступает ли государство в соглашение с другим с целью определения и размежевания обоюдных прав и обязанностей в сфере известного обоюдного интереса или с целью установления норм взаимного поведения, оно руководствуется единственно своею державною волею, самообязывающеюся и самоограничивающеюся ради мирного осуществления известных интересов государства и в сознании необходимости и социального интереса в определенном „правопорядке“ общения. Так. обр. сознание необходимости определенных „юридических“ отношений к другим государствам и твердого правопорядка в междугосударственном общении, служащее мотивом установления всякого права во всяком общении, является, вследствие отсутствия какой-либо стоящей над государствами власти и авторитета, и единственной гарантией ненарушимости установленного П. м. Междугосударственное соглашение обычно формулируется в форме договора, будет ли этот договор иметь значение и характер „юридической сделки“ относительно государственных интересов контрагентов или же характер „нормативный“, — закона их поведения; при анархическом характере международн. общения это — единственная форма возможных международн. „соглашений“. Доктрина, а частью и практика признают источником П. м. и международно-правовых отношений на ряду с договором еще т. наз. международный обычай, т. е. те нормы взаимных отношений государств, которые могут быть выведены из взаимного поведения их, неизменно соблюдаемого ими в течение долгих времен. Но это обычное П. м. и его нормы могут претендовать на юридический характер и значение лишь поскольку они не только соблюдаются, а поскольку соблюдение их признается членами международного общения обязательным для них. Таковы многие нормы т. наз. посольского П. м., морского и др. Многие из этих норм еще в недавние сравнительно времена формулировались, впрочем, и в международных договорах и во всяком случае имеют своим основанием то же международное соглашение, затерявшееся в глубине времен.

Указанными выше условиями образования П. м. объясняется и объем и пространство действия его. Солидарность интереса вызывает потребность в его юридическом зафиксировании, в смысле установления формулирующей его и в силу этого ограждающей его соблюдение юридической нормы, а однородность преследуемых интересов вызывает потребность в их согласовании. Но помимо этого, для возникновения П. м. необходимы: 1) наличность сношений между лицами — государствами; 2) взаимная независимость этих лиц; 3) сознание ими солидарности или, по меньшей мере, однородности и обоюдности их интересов; 4) сознание ими необходимости постоянных правильных мирных между собою сношений и отношений и 5) сознание возможности и необходимости правового взаимного определения, урегулирования этих отношений ради как собственного, так и социального, т. е. международного, интереса. Соответственно наличности этих условий у того или другого отдельного государства или группы государств зарождалось и развивалось П. м. как в смысле материального своего содержания, так и пространства своего действия. История международн. отношений отмечает, напр., отсутствие у древних народов и государств взаимного признания „прав личности“, сознания взаимного равноправия и равноценности индивидуальных интересов, отсутствие сознания отдельными народами и государствами права других народов на самостоятельное существование и развитие и отсюда стремление осуществлять только свои интересы и насильственно подчинять им интересы других, — в большинстве случаев самым примитивным образом — путем их завоевания и порабощения себе; с другой стороны, уже в той же древности мы видим зарождение некоторого подобия П. м. и международноправных отношений в среде отдельных групп государств, однородных по культуре (греческие государства, народы Италии, древнеиндийские и т. д.); то же самое мы видим позднее в отношениях между христианскими государствами и языческими или мусульманскими, между т. наз. „культурными“ европейскими и „некультурными“ азиатскими и т. п. В конце концов ныне универсально действующее (хотя и не универсально сознательно признаваемое) П. м. есть не более, как П. м., выработанное государствами западно-европейско-христианской культуры, к основным условиям которой постепенно приобщаются отдельные народы, и на почве которой возникло и развивается ныне мировое, можно сказать, междун. общение. Это постепенное приобщение к междун. общению новых народов и государств выражается в междунар. отношениях в виде либо формального заявления об этом (напр., приобщение Турции к составу „союза европейских держав“ в силу VII ст. Парижского трактата 1856 г.), либо вступлением членов междунар. общения в постоянные правильные дипломатич. сношения и договорные отношения с ними и допущением их к участию в регулировании общих междунар. общению интересов (напр., приглашение Китая, Персии, Сиама к участию в Гаагских конференциях 1899 и 1907 гг.). Принадлежность же к составу этого общения выражается тем, что члены его признают существование объединяющего их П. м. и взаимно требуют его соблюдения; это требование выражается в виде либо дипломатических протестов в случаях „нарушения“ П. м. каким-либо государством, либо даже в виде материального, физического принуждения (напр., объявление Англиею войны Германии в 1914 г. вследствие нарушения последнею международно признанного и санкционированного нейтралитета Бельгии). В действительности, конечно, это приобщение к междун. общению в смысле признания полного равноправия новоприобщаемых к нему членов совершается лишь постепенно; так, до настоящего времени подданные государств европейско-христианской культуры сохраняют в азиатских государствах, за исключением Японии с 1899 г., особое положение, гарантированное им в силу специальных „капитуляций“ (см.) и договоров европейских государств с азиатскими.

Материальное содержание П. м. определяется, как мы видели, содержанием тех госуд. интересов, которые оно регулирует, при чем под госуд. интересами следует разуметь все интересы, не только общегосударственные, но и частные — отдельных входящих в состав государства общений и даже и индивидов, охрану коих в международн. обороте государство признает нужным и возможным. При этом нужно заметить, что носителями прав и обязанностей (т. наз. „субъектами права“) в П. м. и в междун.-правных отношениях являются только государства, как таковые. Государство обязывается договорным соглашением с другим государством, оно, напр., приобретает права в пользу своих подданных в государстве контрагента, и только оно в праве требовать осуществления контрагентом этих прав, и оно же является судьей в вопросах о наличности нарушения постановлений соглашения и о способах восстановления приобретенного им нарушенного права (ср. иностранцы, подданство). Оно же несет и ответственность перед государством-контрагентом за нарушения П. м., хотя бы они были совершены частными лицами, его подданными, a тем более — его органами, так как оно обязано принимать зависящие меры для соблюдения принятых им на себя междунар. обязательств. Вообще междунар.-правовые нормы и междунар.-правовые обязательства государств непосредственной обязывающей силы не имеют ни для подданных, ни даже для государственных учреждений — судов, административных и иных органов государства, доколе эти нормы и обязательства не приобрели в государстве силы внутренних государственных законов. Поэтому государство, несущее ответственность за соблюдение и действительное исполнение принятых им на себя обязательств, должно принять меры к тому, чтобы осуществление их, поскольку оно может зависеть от поведения его подданных и его государственных органов и установлений, было обеспечено, напр., изданием соответственного обязательного для них закона. Только в С.-Ам. Штатах заключенный государством и надлежаще распубликованный междун. договор приравнивается к государственному закону (ср. также ст. I и III Гаагск. конв. 1907 г. о законах и обычаях войны и ст. XXVI сл. Женевской конвенции 1906 г.). Будучи субъектами П. м. и вместе с тем „творцами“ его, государства действуют и выражают свою волю через посредство особых государственной конституциею установленных органов и уполномоченных от последних агентов (см. дипломатическ. представительство). Междунар. органом для коллективных соглашений и постановлений являются международн. конгрессы и конференции, т. е. собрания специально уполномоченных на то государствами лиц. Коллективные решения и постановления этих собраний обязательны для участвовавших в них государств с момента ратификации и являются в так. случае нормами действующего между ними П. м. Постановления же, хотя бы единогласные (единогласие требуется всегда), но не ратификованные, имеют значение лишь как выражение принципиального правосознания как коллективного, так и индивидуального отдельных государств, да и то лишь в известной степени, так как в своих открытых действиях и заявлениях дипломат. представители государств и правительств и в настоящее время нередко считаются с „общественным мнением“, втайне сохраняя за собою свободу и возможность обхода. Дипломатия есть искусство осуществления индивидуальных и политических государственных интересов в международн. обороте; поэтому господствующее доныне в междунар. практике дипломатическое представительство государств во всех как партикулярных, так и коллективных междунар. соглашениях в значительной степени тормозит развитие П. м. и междунар.-правных отношений. — П. м. регулирует принципиально нормальные мирные отношения государств, ограждение коих оно и имеет своею целью и задачею. Но так как война (см.), враждебные столкновения между государствами должны быть признаны пока явлением неустранимым из жизни и международн. отношений (см. вечный мир), то П. м. признает ее как один из фактических способов преследования и осуществления государствами своих интересов вовне, и вследствие этого оно регулирует как взаимные отношения и правила поведения вступивших в войну стран (т. наз. „право войны“ — способы и границы применения силы, как правотворящей силы), так и те положения и отношения, какие возникают из нарушения нормальных отношений между воюющими для государств посторонних, в войне не участвующих, нейтральных, т. наз. „право нейтралитета“ (см. нейтралитет). Одним из новейших междун.-правовых институтов, имеющих целью регулирование мирных междун. отношений, является междун.-судебное третейское разрешение междун. споров (см. Гаагские конференции, Гаагская палата трет. суда), но с исключением споров, затрагивающих „честь, независимость и жизненные интересы“ государств. — О кодификации П. м., о междун. договорах, междун. конгрессах и конференциях, междунар. союзах и библиографию см. в приложении.

В. Уляницкий.

Приложение[править]

Международный договор представляет соглашение двух или нескольких государств, имеющее предметом их государственные верховные права, a целью — установление, определение, изменение или прекращение того или иного политического или юридического между этими государствами отношения. Так. обр., М. д. определяются вообще взаимные отношения госуд-в, их взаимные права и обязанности в междун. обороте, и они являются, на ряду с М. обычаем, главным „источником“ М. п. Так как мотивом для заключения договора является интерес договаривающихся и непосредственное взаимное их соглашение по этому поводу, то М. д. связывает лишь контрагентов и только для них создает определенные договором права и обязанности, не переносимые на другие, не участвовавшие в его заключении госуд-ва. Общие начала частного права относительно договорных обязательств применимы к М. д. лишь с изменениями соответственно особой природе публичного (международного) права и самих контрагентов. Издревле всеми народами признавался принцип ненарушимости договора (pacta servanda sunt). Но в частном праве договор находит себе санкцию и объективное обоснование в государственн. законе и охраняющей этот закон государственной власти; в междунар. же праве обязательность договора имеет юридич. основанием волю и добровольное соглашение суверенных контрагентов — государств, т. е. возникающее из „соглашения“ самоограничение воли контрагентов ради практических целей междун. оборота и правопорядка, ради установления определенности взаимных юрид. и полит. отношений. Такова господствующая в доктрине (установленная Иеллинеком) теория. Отсюда, являясь выражением потребностей и правосознания контрагентов в определенное данное время, Д. может сохранять обязательную для них силу только при наличности этих условий, — пока Д. соответствует интересам и фактическому соотношению контрагентов. Поэтому в современных междун. отношениях Д. заключаются обычно на определенный срок, при чем заранее в том же Д. предопределяются условия для правомерного прекращения или изменения его условий или для его продления на новый срок. Что же касается бессрочных договоров (напр., мирных), то в 1871 г. Лондонская конференция, отменившая постановления Парижского трактата 1856 г., ограничивавшего права России на Черном море, признала „существенным принципом междун. права, что ни одно государство не может освободить себя от обязательств трактата или изменить его постановления иначе, как с согласия других контрагентов, достигнутого путем дружественного соглашения“. Только суверенное госуд-во пользуется неограниченным правом заключать М. д. Так наз. полунезависимые госуд-ва и госуд-ва, состоящие под „протекторатом“ (напр., Тунис, Марокко или входящие в состав федерации германские государства), пользуются этим правом лишь в ограниченной степени, — в пределах своей автономии. Представительство госуд-ва при заключении Д. принадлежит органу, уполномоченному на это в силу государственной конституции: обычно — главе государства, иногда с предварительного согласия народного представительства. Поэтому Д., подписанный уполномоченными на заключение его от главы госуд-ва лицами, для приобретения обязательной для госуд-ва силы должен быть утвержден главою госуд-ва, получить его ратификацию. В ней может быть отказано главою госуд-ва, несмотря на данное им полномочие, но такой отказ считается в междун. практике при заключении политических договоров актом некорректным. Обычно ратификация облекается в форму особого акта. Нератификованный, но подписанный уполномоченными на то представителями госуд-ва договор только нравственно обязывает государство. Во всяком случае условием обязательности Д., подписанного уполномоченными лицами, признается физическая свобода их действий при заключении и подписании его. Вынужденность Д. вследствие неблагоприятного исхода войны не считается обстоятельством, умаляющим силу Д., так как война признается правомерным способом разрешения междун. споров. Срок для ратификации договора обыкновенно определяется в самом договоре. Только с момента ратификации Д. приобретает юридическую силу для контрагентов. Отказ в ратификации признается безусловно правомерным в случае превышения уполномоченными своих полномочий или в случае отказа в разрешении ее главе государства, когда такое разрешение в силу конституции государства требуется со стороны представительного или иного установления (напр., во многих конституциях — для ратификации торговых договоров или договоров об уступке госуд. территории и т. п.). В большинстве конституций соучастие народного представительства при заключении М. д. не требуется, и, в частности, заключение политических Д., даже секретных, является в виде прерогативы главы госуд-ва (напр., во Франции — президента республики); соответственно этому и опубликование заключенного госуд-ством Д. требуется лишь для приобретения Д. силы внутри госуд-ства, его заключившего; но во всяком случае госуд-во обязано принять меры к соблюдению принятых им на себя обязательств его подданными и правительственными и судебными установлениями. У нас заключенные Россиею договоры опубликовываются в „Собр. узак. и распор. правительства“ и „Правит. Вестнике“, a затем в Полн. Собр. Законов. М. д. создает права и обязанности только для непосредственно участвовавших в его заключении государств; третье госуд-во может стать участником договора на равных правах с контрагентами путем „приступления (adhaesion) или „присоединения“ (accession) к нему, но только с согласия контрагентов и под определенными ими в договоре условиями. Постановления Д. могут быть распространены на другие государства (с согласия последних) и их подданных путем предоставления им „прав наиболее благоприятствуемого народа“, т. е. предоставления им таких льгот и привилегий, какие взаимно предоставлены контрагентами их обоюдным подданным и какие до этого момента не были предоставлены ими подданным других государств. Что касается содержания М. д., то чем культурнее государство, чем разностороннее и чем универсальнее его „государственные интересы“, тем разнообразнее и многочисленнее будут М. д. его с другими госуд-вами. А по необходимости развивающееся у культурных народов сознание необходимости в прочном международн. правопорядке вызывает собою постоянно возрастающее количество М. д. в особенности в области интересов и вопросов экономических, социальных, юридических, общекультурных и т. п. и, наоборот, количественное уменьшение Д. политических между современными культурн. народами. По той же причине и вследствие обобщения, т. сказ., известных интересов для всех или для большинства культурн. народов, мы видим в новое время умножение коллективных М. д., имеющих предметом один общий интерес при множественности контрагентов (напр., межд. конвенции почтовые, железнодорожные, санитарные, об охране авторск. прав и промышлен. собственности, о судебном содействии и т. д., и т. д.). В отличие от прежних времен новейшие М. д. имеют обыкновенно (за исключением мирных Д.) содержанием один какой-либо вопрос или интерес (напр., торговые сношения, выдача преступников, право поселения подданных в стране контрагента, о выдаче наследств и т. п.). Но и в том случае, если Д. заключает соглашение по нескольким вопросам хотя бы самого разнообразного содержания (таковы в особенности мирные Д.), он представляет собою юридически одно целое, — М. д. юридически неделим. Поэтому всякое нарушение, хотя бы одного отдельного постановления Д. из ряда других, фактически и юридически равнозначительно нарушению всего Д. и дает другому контрагенту „право“ отказаться от Д. во всем его объеме. Но на практике (из-за практич. соображений) нередко случается, особенно относительно бессрочных политических, мирных Д., что в случае вызванной изменившимися политич. условиями необходимости контрагенты вступают в соглашение касательно отмены или изменения какого-либо отдельного постановления Д., с сохранением силы всех остальных (новейший пример — Берлинский трактат 1878 г., от которого в настоящее время почти ничего не осталось). М. д. носят различные названия — трактатов, конвенций, деклараций (см.), конкордатов (специально — с Папским престолом), капитуляций (см.), — в зависимости от их внутреннего юридического характера и материального содержания, но в отношении формальной юридич. силы и значения М. д. название его не имеет, конечно, никакого значения. Не имеет значения тоже и внешняя форма М. д. Весьма важным является вопрос о толковании М. д. Само собою разумеется, что право толкования Д. принадлежит только самим контрагентам; оно осуществляется путем дипломатич. переговоров. На случай же трудности соглашения в толковании Д. и опасности обострения по этому поводу отношений между контрагентами, Гаагские мирные конференции 1899 и 1907 г. (см.) признали, что „в особенности в вопросах толкования или применения М. д. третейский суд является самым действительным и самым справедливым средством решения споров“. С тех пор эта мысль проводится постепенно и в жизнь путем М. д. о т. наз. обязательном третейском суде, а также путем включения соответственного постановления в заключаемые державами в новейшее время неполитические М. д. Наиболее употребительным способом обеспечения М. д. является доныне т. наз. „гарантия“ его посторонними державами, — конечно, с согласия контрагентов; такая гарантия, впрочем, оказывается действительною на практике лишь, доколе остаются в силе интересы, побудившие гаранта дать М. д. свою гарантию. Что касается прекращения М. д., то здесь имеют силу все те же условия, которые действуют в частн. праве. Но в междун. отношениях, помимо этих условий, обстоятельством, прекращающим силу существующих между двумя госуд-вами Д., является война между контрагентами.

Международные конгрессы и конференции являются особыми собраниями специально уполномоченных делегатов нескольких госуд-в, созываемыми для совместного обсуждения и решения вопросов, имеющих общий для этих госуд-в интерес. При организованности междунар. общения, М. к. и к. являются главным органом для выражения коллективной солидарной или же согласованной воли всего М. общения или известной части его по тому или иному вопросу, а потому госуд-ва пользуются ими одинаково как для согласительных решений по вопросам, по которым желательно такое решение, так и для совместного установления желательных почему-либо правовых норм взаимного поведения. Первообразом М. к. и к. являются средневековые церковные соборы, в которых принимали участие представители как духовной, так отчасти и светской власти всех христианских госуд-в и нередко (XIII—XV вв.) подвергались обсуждению и различные светские вопросы, касавшиеся всей католич. Европы (напр., вопрос об общей борьбе с турками). Чисто светские М. собрания под названием „конгрессов“ мы встречаем уже в XVI в. (Камбре, 1508 г.), но самым значительным по числу участвующих госуд-в и М. значению разрешенных вопросов для того времени признаются Мюнстерский и Оснабрюкский, „Вестфальские“ конгрессы 1648 г. До XIX в. названием „конгрессов“ обозначались съезды или собрания монархов или представителей госуд-в, уполномоченных для заключения мира или каких-либо политических соглашений; названием же „конференций“ обозначались лишь совещания представителей госуд-в по политич. вопросам, и только со второй половины XIX в. оно входит в употребление для специальных собраний, обладающих решающим значением и ничем по существу не отличающихся от конгрессов. Предметом совещаний и решений являлись до XIX в. исключительно вопросы политические, и впервые на Венском К. 1815 г. (см.) подняты были и разрешены некоторые вопросы общего для М. общения, но не политического характера (осуждение негроторговли, о М. реках, о рангах дипломат. агентов). „Общеевропейские“ интересы являются основным принципом деятельности как Венского, так и всех последующих конгрессов, но при этом „общеевропейский“ интерес разумелся только в политич. смысле; мало того, он и проводился в жизнь великими державами тройственного „Священн. Союза“, a затем пятерного — Пентархии в соответствии с принципиальными взглядами Св. Союза на М. общение, как на семью, отдельные ветви которой благожелательно управляются родительскою властью монархов. Понимаемый же в чисто политич. смысле „общеевропейский“ интерес после войн Наполеона, перекроивших всю карту Европы не только в географическом, но и в политич. смысле, являлся в глазах правительств держав, руководивших ликвидацией результатов этих войн на Венск. конгрессе, в виде восстановления нарушенного „политич. равновесия“ Европы и „законного строя“ европейских госуд-в. Ни один из этих принципов, ни старый — „полит. равновесия“, ни новый — легитимизма, изобретенный Талейраном ради спасения Франции, не были проведены последовательно в постановлениях и решениях Венского К. 1815 г. После же 1815 г., после мнимого восстановления „полит. равновесия“ европейск. госуд-в, в „эпоху конгрессов“ „общеевропейский интерес“ был формулирован Пентархиею в смысле „восстановления порядка и спокойствия Европы“ путем восстановления и охраны „старого порядка“ монархич. легитимизма и абсолютизма; к этой задаче и цели сводились и все постановления периодически после 1815 г. собиравшихся конгрессов 1818—1822 г., — Ахенского, Троппауского, Лайбахского, Веронского, за единственным исключением вторичного осуждения негроторговли последним из этих конгрессов. На этих конгрессах установлено было, правда, и несколько принципиальных норм, напр., необходимость для конгрессов руководствоваться в своих решениях „М. правом“ и не принимать решений, касающихся третьих госуд-в без участия последних; но „М. право“ разумелось, как совокупность норм, регулирующих М. „порядок“ на основах монархического легитимизма и абсолютизма, второе же правило не соблюдалось ни этими конгрессами, ни позднейшими. С другой стороны, этими конгрессами санкционировано было в М. практике „право вмешательства“ (интервенции) во внутренние дела других госуд-в, опять-таки с целью восстановления в них „легитимного порядка“; это право присвоивалось конгрессами рассматриваемой эпохи на том основании, что они (или, вернее, их участники и инициаторы — 5 велик. держав, Пентархия) смотрели на себя как на Богом предопределенные законодательные, распорядительные и даже судебно-административные органы М. общения, и исполнение их решений путем вооруженного вмешательства лишь „препоручалось“ одной какой-либо из пяти держав. Такое направление этих самозванных „органов М. общения“ встретило, в конце концов, протест со стороны Англии (ее представитель в Вероне — лорд Кэстльри) и всеобщее осуждение общественным мнением Зап. Европы, и с тех пор было только два конгресса, — Парижский 1856 г. и Берлинский 1878 г., имевшие целью замирение „Европы“ после войн России с Турциею, и Бернский конгресс 1874 г., которым основан был „Всеобщий почтовый союз“, вместо же конгрессов входят в употребление конференции; но физиономия их и значение уже совершенно иные, соответственно новому политич. строю и, главное, новым политич. идеям, постепенно проникающим в сознание и жизнь зап.-евр. народов, и постепенному развитию М. общения в области культурных интересов. Войны против Наполеона и иноземного владычества пробудили национальное самосознание народов, а идеи франц. революции — их политическое самосознание. Принцип „национальности“, как естественной, разумной и правомерной основы госуд-венной независимости, получает блестящую и горячую разработку в публицистике всех почти народов (особенно — Италии) параллельно национальным народным освободительным движениям (Греция, Италия, Бельгия), пробивает себе дорогу в М. политику; солидарность „национальных“ М. интересов в области культурной обнаруживает свое действие в развитии М. общения, голос народнопредставительных учреждений совлекает с М. отношений их прежний преимущественно политич. характер. Под влиянием этой новой политич. конъюнктуры провозглашенные в „эпоху конгрессов“ принципы „права вмешательства“ и „легитимизма“ уступают место в М. праве и в М. практике прямо противоположным — права всякого народа (госуд-ва) на политич. самоопределение и обязанности невмешательства госуд-ва во внутренние дела других госуд-в; единственным исключением остается область т. наз. Восточного вопроса, — внутренние дела Турции, имеющие отношение к положению подвластных ей христианских народов, неоднократно и до последнего времени служили поводом к созыву М. конференций и к принятию ими тех или иных решений по делам „ближнего Востока“; все же остальные конференции XIX в., имевшие предметом вопросы М. политики и политич. отношения европейск. госуд-в, играли роль скорее посредничества в видах мирного разрешения конфликтов между европейск. госуд-вами, грозивших европейскому миру, или изыскания и установления мер, способных, казалось, способствовать замирению Европы и предупреждению конфликтов (напр., нейтрализация Бельгии, Люксембурга, „африканские конференции“); но соответственно широкому развитию М. общения на почве не политич. интересов главною целью созыва и деятельности конференций с этого времени является урегулирование М. отношений в области интересов экономических и общекультурных. Таковы две Женевские конференции 1864 и 1906 г. — об охране и уходе за больными и ранеными воинами во время войны; Парижская 1865 г. — учреждение М. телеграфного союза; Брюссельская 1874 г. — установление правил ведения войны; Парижская 1883 г. — союз для охраны промышленной собственности; Парижская 1882 г. — подводных телеграфных кабелей; Берлинская 1885 г. — М. судоходство по р. Конго и Нигеру; Бернская 1890 г. — М. уния железнодорожных грузовых сообщений; Бернские 1886 и 1896 г. — М. союз для охраны литературной и художественной собственности; Константинопольская 1888 г. — судоходство и нейтрализация Суэцкого канала; Брюссельская 1890 г. — правила колонизации европейск. государствами африканского материка и запрещение торга невольниками; Гаагские 1893, 1894, 1900 и 1904 г. — кодификация частного М. п. и взаимное судебное содействие госуд-в; Гаагские мирные 1899 и 1907 г. — мирное разрешение междунар. несогласий (трет. суд) и кодификация вопросов права войны и нейтралитета; Парижские 1902 и 1906 г. — М. меры против торга женщинами в целях разврата; Венецианские 1892 и 1897 г., Дрезденская 1893 г., Парижские 1894 и 1903 г. — М. санитарные меры; Берлинские 1903 и 1906 г. — М. сношения по беспроволочному телеграфу; Бернские 1905 и 1908 г. — рабочий вопрос; Лондонская 1909 г. — правила морской войны; Парижская 1910 г. — правила М. воздухоплавания; Парижская 1909 г. — М. автомобильные сообщения и т. д. Никакого принципиального ни практического ни юридического различия между конгрессами и конференциями и их постановлениями не существует. Они не имеют постоянной организации. Инициативу созыва может принять на себя всякое независимое госуд-во, заинтересованное в согласительном с другими разрешении того или иного вопроса. Если на конгрессе или конференции постановлены решения, касающиеся неучаствующих в них госуд-в или могущие интересовать их, то делается постановление об осведомлении последних с предложением присоединиться к ним (Парижск. морск. деклар. 1856, Женевск. конв. 1864, конвенции об униях). В съезде могут принять участие только госуд-ва, получившие и принявшие приглашение или допущенные по соглашению госуд-в-участников съезда. Всякий участник съезда всегда может выйти из состава съезда. Ахенский конгресс 1818 г. постановил, что если на каком-либо последующем конгрессе вопрос коснется интересов державы, не входящей в состав Пентархии, то такое совещание может состояться лишь под непременным условием приглашения последней к участию в нем. Но правило это не всегда соблюдается; впрочем, госуд-во, не участвовавшее на конгрессе, в праве не подчиняться его постановлениям. Представителями полунезависимых госуд-в на конгрессах и конференциях являются их сюзеренные госуд-ва, или же они являются полноправными участниками в пределах своей политич. автономии (на неполитических конгрессах и конференциях, напр., почтовых). При созыве конференции и до собрания ее всегда определяется ее будущими участниками точная программа подлежащих разрешению вопросов. Каждое из госуд-в-участников может иметь одного или несколько уполномоченных представителей, но при голосованиях пользуется только одним голосом; председательство обыкновенно присвоивается представителю госуд-ва, в котором происходит собрание. Постановления принимаются не по большинству голосов, a непременно — единогласно (хотя допускаются „оговорки“, — пример: конвенции Гаагских конференций 1899 и 1907 г.); в этом выражается идея государственного суверенитета и взаимной независимости госуд-в и принцип непринужденного их соглашения. Всякий участник имеет право veto против всякого постановления, сделанного без его согласия. Результаты работ конференций формулируются в одном или нескольких договорах (напр., 13 конвенций и 1 декларация Гаагск. мирной конференции 1907 г.) и иногда в т. наз. „заключительном акте“. Хотя представителями госуд-в на конференциях являются всегда особо и специально уполномоченные лица (как и для заключения М. договоров), тем не менее постановления конференций приобретают, подобно М. договорам, и на тех же основаниях обязательную силу для участников только при ратификации их, а для неучаствовавших госуд-в — в случае „присоединения“ к ним (adhaesion или accession). Для исполнения постановлений конгресса или конференции иногда назначаются специальные комиссии. — Особого упоминания заслуживают „панамериканские“ конгрессы и конференции 1889, 1902, 1906 и сл. годов, преследующие цели выяснения, урегулирования и кодификации вопросов и норм преимущественно частного М. права для американских госуд-в. В общем в наше время М. конгрессы и конференции являются органами правосознания культурных госуд-в, хотя по своей современной организации они не могут быть признаны вполне пригодными для выполнения такой роли, так как представителями госуд-в на них являются обыкновенно профессиональные дипломаты, и решения их нередко отражают на себе больше политических, чем правовых моментов.

Международные союзы (унии). Одним из новейших этапов в эволюции мирового М. общения является возникновение со второй половины XIX в. специальных М. общений, „уний“, „союзов“, имеющих своим основанием какой-либо специальный, но коллективный для всех участников унии неполитический интерес, а целью — коллективное осуществление этого интереса. М. у. можно определить, как постоянный незамкнутый союз (общение) более или менее значительной группы государств, покоящийся на договорном соглашении их и на определенной организации для совместного осуществления общего его членам длящегося социального интереса или экономического. В настоящее время существуют 14 таких союзов. Первый по времени возникновения — геодезический (1864 г. — научное измерение земли, 28 гос-в), далее: „всеобщий“ С. М. телеграфных сообщений 1865 г., „всеобщий“, а с 1875 г. „всемирный“ почтовый союз (см. почта) и союз М. железнодорожных транспортов 1890 г. (см. железн. дороги, XX, 139/140, прил.), мер и весов 1875 г. (см. весы и меры), С. для защиты промышленной собственности 1883 г. (охрана фабричных клейм и прав изобретателя в торгово-промышленном М. обороте), С. для защиты произведений литературы и искусства 1886 г. (см. право авторское), С. для обнародования таможен. тарифов 1890 г., С. радиотелеграфический 1906 г., противоневольнический 1885 г., санитарный 1903 г., борьбы с торговлей женщинами и т. д. Характерная черта этих общений — их организованность. Каждый из них основан на договоре участников; договор является конституционным актом унии, определяющим права и обязанности контрагентов — членов ее, задачи ее и общие принципы технической организации; этот договор подвергается пересмотру чрез определенные промежутки времени; число первоначальных контрагентов более или менее значительно; имея своим единственным основанием общий, солидарный для всех участников интерес, М. у. не представляют собою замкнутых соединений государств: всякий участник сохраняет свободу выхода из состава унии и, наоборот, всякому государству предоставляется право вступления в унию, т. е. приступления к ней на равных с членами ее правах и условиях; мало того, члены унии не лишаются права заключать между собой или с посторонн. государствами особые договоры и сепаратные союзы по тем же вопросам, которые регулируются конвенциями унии, лишь бы эти договоры не противоречили основным положениям последних; особыми от конвенций регламентами регулируется техническая сторона осуществления преследуемой унией задачи; органами унии являются периодически или по мере надобности собирающиеся конгрессы (в почтов. унии) или конференции (в других униях), при чем решения принимаются иногда большинством голосов (такие решения необязательны для несогласных с ними), а представителями государств на технических конференциях назначаются не дипломаты, а чины соответственных ведомств (почтового, путей сообщения и т. п.). Центральными исполнительными органами унии являются М. бюро уний, как постоянно функционирующие административные учреждения; задача их — осуществление целей унии соответственно постановлениям конференций, поддержание связи и единства между админ. управлениями членов уний, собирание и разработка всяких сведений и материалов, имеющих отношение к задачам уний, издание периодич. бюллетеней и т. д., но ни решающей, ни принудительной административной власти они не имеют (в отличие от М. речных комиссий). Резиденциею их служит определенный (обыкновенно нейтрализованный) город (напр., Берн, Брюссель, Гаага). Служащие бюро назначаются не союзными государствами, а правительством того государства, где оно имеет резиденцию. В некоторых униях (почтовой, телеграфной) бюро присваиваются функции третейского суда для разрешения несогласий между членами у., но не с решающим, а лишь консультативно-судебным значением для спорящих сторон. В почтовой унии третейское разрешение взаимных несогласий обязательно для членов союза. Кроме этих М.-государственных административных союзов, существуют международные организации, тоже имеющие целью осуществление тех или иных международных интересов, напр., Междупарламентский союз, М. общество Красного Креста (см.) и т. п., но М.-правного, М.-государственного значения их решения не имеют.

Кодификация. Международное право существует доныне лишь в виде отдельных норм и договорных постановлений, — официального систематического кодекса М. п. не существует, не было никогда и попыток официальной кодификации его. Некоторое подобие кодификации (частной, вернее — систематизации) обычного морского М. п. (см. ниже) представляют собою сборники, дошедшие до нас от X—XIV в.: „Родосские законы“, „Олеронские свитки“ и т. п. и в особенности барселонский Consolato del mar. Доктрина неоднократно поднимала вопрос о кодификации М. п.; существуют даже опыты доктринарной систематизации и кодификации общепризнаваемых правосознанием культурных народов и установленных практикою норм М. п. — Домине-Петрушевича, проф. Блюнчли, Додлей Фильда, Фиоре, Интерношиа, но, в виду очевидных несовершенств ныне действующего М. п. и теоретических соображений, самая идея кодификации его в общем не встречает сочувствия и вызывает весьма веские возражения. Впрочем, как опыты официальной кодификации некоторых отделов М. п., можно рассматривать работы и постановления, напр., Гаагских мирн. конференций 1899 и 1907 гг. (см.) и Гаагских конференций для кодификации частного М. п., Лондонской конференции 1908 г., Женевской 1864 г. и т. п. (см. декларация).

Параллельно образованию и развитию положительного действующего М. п. шли труды, направленные к выяснению его основ, задач и теоретической разработке. Первые сочинения в этом направлении (начиная с XII в.) принадлежат постглоссаторам, канонистам и легистам, при чем до XVII в. главными темами являются вопросы о М. сношениях вообще, об их организации (вопросы „посольского права“) и основах (отношения между христианскими и нехристианскими государствами) и вопросы т. наз. уже в то время права войны (напр., о праве завоевания, о „правомерных“ и „неправомерных“ войнах и причинах войны). Борьба морских торговых государств за господство на море и за морскую торговлю вызывает в XVI—XVII вв. стремление теоретического юридического обоснования притязаний и политических интересов этих государств, и в результате получает торжество принцип „свободы моря“ и морской М. торговли. Наконец, в 1625 г. появляется в свет сочинение „отца науки М. п.“ голландца Гуго Гроция „О праве войны и мира“, обнимающее собою всю совокупность вопросов из области М. отношений, встречавшихся в М. практике не только его времени, но и предшествовавших времен. Уже предшественники Гроция (А. Джентили, Фр. Суарец, XVI в.) формулируют мысль о М. общении и о необходимости регулировать М. отношения правовыми нормами, a Гроций конструирует и определение М. п., давая ему заимствованное из римск. права название jus gentium, как „добровольно“ устанавливаемое человеческое (в отличие от „естественного“), обязательная сила которого опирается на „согласии воли всех или нескольких народов“. Установленное Гроцием деление всей области права на право „естественное“ и „положительное“ отражается на дальнейшей разработке науки М. п. в этих двух направлениях, но с конца XVIII в. позитивное направление, признающее „источниками“ М. п. только М. договоры, М. обычай и практику М. сношений, одерживает верх. Сочинения приверженца естественно-правового направления — Ваттеля и позитивного — Г. Фр. Мартенса приобретают, подобно Г. Гроцию, не только огромный авторитет в доктрине, но и в дипломатической практике. Особенно быстрое и широкое развитие получает научная разработка М. п. со второй половины прошлого века; при этом у англичан и американцев можно заметить господство строго-позитивного направления, у французов и итальянцев — пережитки естественно-правовых построений, а у германцев — стремление к чисто-юридической конструкции науки М. п. на строго-позитивных основах. Своеобразное ученое учреждение представляет собою основанный в 1873 г. „Институт М. П.“ — свободное, но организованное общество, в состав которого входят ученые интернационалисты всех стран культурного мира, поставившее целью своих трудов теоретическую коллективную разработку этой отрасли права и кодификацию ее. Присвоенное М.-государственному праву Г. Гроцием название международного (jus gentium) не соответствует его содержанию, но тем не менее общепринято (нем. Völkerrecht, англ. international law, итал. diritto internazionale, фр. droit des gens, dr. international). К области М. п. доктрина относит обычно и учение о М. конфликтах национальных законов, в частности — в области частного права, обозначая его названием „частного“ М. п. (см.) — „dr. international privé“, хотя по своим основным принципам эта отрасль права не имеет ничего общего с правом междугосударственным, которому присваивается еще иногда для отличия название „публичного“ М. п.

Литература (важнейшие общие сочинения по М. п. хронологически): H. Grotius, „De jure belli ac pacis libri tres“, 1625 (фр. перевод: „Le droit de la guerre et de la paix“, trad. p. Pradier Fodéré, 1867; есть и русск. перевод); G. Fr. de Martens, „Précis du dr. des gens moderne de l’Europe“, нов. изд. Vergé; Klüber, „Europäisches Völkerrecht“, 3 изд. 1851; Heffter, „Europ. V.-Recht der Gegenwart“, 8 изд. Gefften, 1888 (рус. пер. 1880); Bluntschli, „Das moderne V.-R. d. zivilisierten Staten als Rechtsbuch dargestellt“, 3 изд. 1878 (рус. пер. 1877 г.); D. Field, „Draft outlines of an internat. Code“, 2 изд. 1902; Fiore, „Trattato di diritto internaz. pubblico“, 3 т., 3 изд. 1887—91; его же, „Il diritto internaz. codificato“, 4 изд. 1909; Wheaton, „Elements of internat. law“, 3 изд. 1889 (есть фр. перевод); Lawrence, „Principles of internat. law“, 4 изд. 1911; Phillimore, „Commentaries upon intern. law“, 4 т., 3 изд. 1879—88; Calvo, „Le dr. internat. théorique et pratique“, 4 изд. 5 т. 1887—88 и дополн. том 1896; Pradier Fodéré, „Traité de dr. intern. public“, 8 т. 1885—1906; Holtzendorff, „Handbuch d. V.-Rechts auf Grundlage europäischer Statspraxis“, 4 т. 1885—89; Ullmann, „V.-Recht“, 2 изд. 1908; Hall, „A treatise on int. law“, 6 изд. Atlay 1909; Bonfils, „Manuel de dr. int. public“, 6 изд. Fauchille 1912; Despagnet, „Cours de dr. int. public“, 4 изд. Bocck 1910; Diena, „Principi di dir. int.“, 1908; Heilborn, „Handb. d. V.-Recht“, 1912; Internoscia, „New code of int. law“, 1910; v. Liszt, „Das V. Recht systematisch dargestellt“, 7 изд. 1911 (рус. пер. 1911 г.); Mérignhac, „Traité de dr. public international“, 2 т. 1905—1907; Moore, „A digest of int. law“, 8 т. 1906; Nys, „Le dr. international“, 3 т., 2 изд. 1912; de Olivart, „Tratado de derecho internac. publico“, 4 изд., 4 т. 1903—4; Oppenheim, „Internat. law“, 2 т. 1912; Wharton, „Digest of the int. law of the Un. States“, 3 т. 1886; Westlane, „Internat. law“, 2 т. 1904—7; Wilson and Tucker, „Intern. law“, 5 изд. 1910; Alvarez, „Le dr. intern. americain“, 1910; v. Kaltenborn, „Kritik d. V.-Rechts“, 1874; W. Kaufmann, „Rechtskraft d. int. Rechts“, 1899; E. Kaufmann, „Das Wesen d. V.-Rechts“, 1911; Lasson, „Prinzip u. Zukunft d. V.-Rechts“, 1871; Trendelenburg, „Lücken im V.-R.“, 1870; Triepel, „V.-Recht u. Landesruht“, 1899; Higgins, „The binding force of int. Law“, 1910; Alvarez, „La codification du dr. internat.“, 1912; Bulmerineg, „Praxis, Theorie u. Kodifikation d. V.-Rechts“, 1874; Mancini, „Vocatione del nostro secolo per la riforma e codificazione del dir. delle genti“, 1874; Ф. Мартенс, „Современное М. п. цивилизованных государств“, 2 т., 5 изд. 1904—5; Коркунов, „М. право“, 1886; Даневский, „Пособие к изуч. М. права“, 2 вып. 1892; гр. Камаровский, „Основн. вопросы науки М. п.“, 1892; Казанский, „Учебник М. п.“, 1904; Уляницкий, „М. право“, 1911; гр. Камаровский, „Обзор современной литературы по М. праву“, 1887; бар. Таубе, „История зарождения современного М. п.“, 2 т. 1894—1899, Грабарь, „Римское право в истории М.-правовых учений“, 1901; Александренко, „А. Джентили и Г. Гроций“ (Ж. М. Н. Пр. 1906, май); гр. Камаровский, „Успехи М. п. в XIX в.“ (Рус. М. 1901, №№ 9 и 11). Периодич. издания: Revue de dr. int. et de législation comparée, с 1869 г. в Брюсселе, Revue générale de dr. int. public, с 1894 г. в Париже, Zeitschrift für V.-R. u. Bundesstatsrecht, с 1906 г., Annuaire de l’Institut de dr. int. с 1877 г.

В. Уляницкий.