Янки при дворе короля Артура (Твен; Фёдорова)/СС 1896—1899 (ДО)/Часть первая/Глава VI

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Янки при дворѣ короля Артура — Часть первая. Глава VI
авторъ Маркъ Твэнъ (1835—1910), пер. Н. М. Ѳедорова
Оригинал: англ. A Connecticut Yankee in King Arthur’s Court. — Перевод опубл.: 1889 (оригиналъ), 1896 (переводъ). Источникъ: Собраніе сочиненій Марка Твэна. — СПб.: Типографія бр. Пантелеевыхъ, 1896. — Т. 2.

[30]
ГЛАВА VI.
Затмѣніе солнца.

Въ тишинѣ и во мракѣ, осуществленіе факта скоро стало дополнять самое сознаніе его. Простое сознаніе какого-либо факта бываетъ очень блѣдно; но если вы начинаете осуществлять сознаваемый факть, то онъ принимаегь извѣстную окраску. Большая разница существуетъ между тѣмь, если слышать, что человѣку нанесенъ ударь оружіемъ въ сердце, или видѣть, какъ это дѣлаютъ. Въ тишинѣ и во мракѣ сознаніе той опасности, которой я подвергался, все глубже и глубже занимало мои мысли, и непріятная дрожь пробѣгала по всему моему тѣлу.

Но, благодаря благосклонному предвидѣнію природы, бываетъ всегда такъ, что лишь только человѣкъ падаетъ духомъ до извѣстной степени, какъ тотчасъ является какой-либо отводь и человѣкъ ободряется. Возникаютъ надежды, а вмѣстѣ съ ними и веселое расположеніе духа, и желаніе что-либо для себя сдѣлать, если это только еще возможно. Когда я нѣсколько ободрился, во мнѣ произошелъ переворотъ; я сказалъ самъ себѣ, что солнечное затмѣніе непремѣнно спасетъ меня, и я сдѣлаюсь первымъ человѣкомъ въ государствѣ. Теперь я считалъ себя самымъ счастливымъ человѣкомъ въ мірѣ; я даже съ нетерпѣніемъ ожидалъ завтрашняго дня, когда вполнѣ восторжествую надъ всѣми, и весь народъ будетъ оказывать мнѣ почести.

Кромѣ того, у меня еще являлась и та мысль, что если этому суевѣрному народу сообщить объ ожидающемъ ихъ бѣдствіи и они захотятъ пойти па компромиссъ, то какъ мнѣ поступить въ данномъ случаѣ. Размышляя объ этомъ, я опять услышалъ приближеніе шаговь. «Ахъ, вѣрно, мнѣ хотятъ предложить компромиссъ. Увидимъ, если это что-нибудь хорошее, то я, конечно, долженъ [31]согласиться; если же нѣтъ, то я не потеряю почвы подъ ногами и добьюсь чего-нибудь вполнѣ хорошаго».

Но вотъ дверь отворилась и явились вооруженные солдаты. Ихъ начальникъ сказалъ:

— Костеръ готовъ! Иди!

— Костеръ!

Я совершенно потерялъ силы; тяжело было разставаться съ жизнью; всѣ мои мечты разлетѣлись въ прахъ; но лишь только ко мнѣ вернулась способность говорить, я сказалъ:

— Но вѣдь это недоразумѣніе; казнь назначена на завтра!

— Приказъ измѣненъ; поторопись!

Я погибъ; теперь уже ничто не могло мнѣ помочь. Я былъ изумленъ, пораженъ, приведенъ въ отчаяніе; я даже не могъ совладать съ собою, и только вертѣлся вокругъ, какъ сумасшедшій; солдаты вытолкнули меня изъ моей каморки, окружили меня и повели по лабиринту подземныхъ корридоровъ и, наконецъ, вывели меня на свѣтъ Божій. Когда мы вступили на широкій дворъ, закрытый со всѣхъ сторонъ, то я содрогнулся отъ ужаса; первый предметъ, бросившійся мнѣ въ глаза, былъ костеръ, а подлѣ него вязка хвороста и монахъ. По всемъ четыремъ сторонамъ двора сидѣла публика рядами, въ видѣ террасъ, пестрѣвшихъ всевозможными цвѣтами матеріи. Король и королева сидѣли на своихъ тронахъ; это были наиболѣе замѣтныя фигуры.

Разсмотрѣть все это было дѣломъ одной секунды. Затѣмъ Кларенсъ проскользнулъ ко мнѣ съ своего мѣста и сталъ сообщать мнѣ на ухо послѣднія новости; его глаза блистали торжествомъ и счастьемъ; онъ говорилъ мнѣ:

«Это, благодаря мнѣ, сдѣлали измененіе! Я много работалъ надъ этимъ. Когда я имъ объявидъ, какого рода бѣдствіе ихъ ожидаетъ и убѣдился, что это напугало ихъ, то я подумалъ, что наступило время дѣйствовать! Я сталъ разсказывать то тому, то другому, что твоя власть надъ солнцемъ достигнетъ полной силы только завтра утромъ; поэтому, если желаютъ спасти солнце и міръ, то ты долженъ быть казненъ сегодня, такъ какъ твои чары пока еще колеблются, и тебѣ недостаетъ полнаго могущества. Конечно, все это была ложь съ моей стороны, но они схватились за это, какъ за спасеніе, ниспосланное имъ свыше; а въ это время я украдкой смѣялся надъ ними; но все же былъ очень доволенъ, что мнѣ, такому ничтожному созданію, удалось спасти твою жизнь. Ахъ, какъ все это счастливо кончилось! Тебѣ не нужно будетъ наносить действительный вредъ солнцу; ахъ, не забывай этого! Ради спасенія твоей души, не забывай! Сдѣлай только такъ, чтобы чуть-чуть стало темно — самую крошечку стемнѣло бы и этимъ кончи. [32]Увѣряю тебя, что этого будетъ совершенно достаточно. Конечно, они увидятъ, что я говорилъ неправду, но припишутъ это моему невѣжеству; ты увидишь, что лишь только упадетъ на землю малѣйшая тѣнь мрака, какъ они сойдутъ съ ума отъ ужаса; они освободятъ тебя и возвеличатъ! Теперь ступай на торжество! Помни только, — о, добрый другъ, — умоляю тебя, не забывай мою просьбу и не дѣлай зла благословенному солнцу. Ради меня, твоего вѣрнаго друга!»

Изъ всей этой длинной рѣчи, я, удрученный горемъ и отчаяніемъ, въ ту минуту понялъ только одно, что Кларенсъ просилъ меня пощадить солнце; но въ то же время глаза юноши смотрѣли на меня съ такою глубокою признательностью, что у меня не хватило духа сказать ему, что его простодушная наивность погубила меня и обрекла па смерть.

Пока солдаты вели меня черезъ дворъ, водворилась такая мертвая тишина, что если бы я былъ слѣпъ, то подумалъ бы, что нахожусь совершенно одинъ, а между тѣмъ, на эстрадахъ около стѣнъ помѣщалось около четырехъ тысячъ человѣкъ. Незамѣтно было ни малѣйшаго движенія въ этой громадной массѣ человѣческихъ существъ; всѣ они были такъ же неподвижны, какъ каменныя изваянія и такъ же блѣдны; но только всѣ лица выражали испугъ. Эта мертвая тишина продолжалась и тогда, когда меня приковывали цепью къ столбу; она продолжалась и тогда, пока старательно раскладывали хворостъ около моихъ нога, моихъ колѣнъ и всего моего тѣла. Затѣмъ наступила пауза и водворилась еще болѣе глубокая тишина, если это только было возможно, и монахъ преклонился у моихъ ногъ съ пламенѣющимъ факеломъ; толпа совершенно безсознательно приподнялась со своихъ мѣсть; монахъ распростеръ руки надъ моею головою, а глаза поднялъ къ небу и сталъ произносить латинскія слова; онъ продолжалъ говорить нѣсколько мгновеній и вдругъ остановился. Я подождалъ немного, затѣмъ поднялъ на него глаза и увидѣлъ, что онъ стоялъ какъ громомъ пораженный. Въ это же мгновеніе вся толпа народа также тихо встала, точно по командѣ. Я слѣдилъ за глазами присутствовавшихъ и увидѣлъ, что начинается солнечное затмѣніе. Ко мнѣ вернулась жизнь, и кровь такъ и заклокотала въ моихъ жилахъ! Я сдѣлался совершенно инымъ человѣкомъ! Черное кольцо медленно надвигалось на дискъ солнца, а мое сердце билось все сильнѣе и сильнѣе, и всѣ присутствовавшіе, въ томъ числѣ и патеръ, неподвижно смотрѣли на небо. Я зналъ, что вслѣдъ затѣмъ взоры всей толпы обратятся на меня и если это будетъ, то я спасенъ. А я въ это время стоялъ съ простертою рукою, указывая на солнце. Ужасъ, подобно волнѣ, охватывалъ всю толпу. Но вотъ раздались два выстрѣла: второй вслѣдъ за первымъ. [33] 

— Зажигайте факелъ!

— Я запрещаю!

Первое приказаніе исходило отъ Мерлэна, второе отъ короля. Мерлэнъ поднялся съ своего мѣста, вѣроятно, онъ хотѣлъ самъ зажечь факелъ, насколько я могъ объ этомъ судить, но въ это время я сказалъ:

— Оставайся на своемъ мѣстѣ! Если кто осмѣлится подняться, не исключая и короля, прежде чѣмъ я это дозволю, того я разгромлю и сожгу молніею.

Всѣ опустились на свои мѣста; конечно, я и ожидалъ, что это такъ и будетъ. Мерлэнъ колебался нисколько мгновеній и я сильно терзался въ эти мгновенія; но вотъ, наконецъ, и онъ селъ и тогда я вздохнулъ свободнѣе; теперь я зналъ, что масса въ моей власти. Но въ это время король сказалъ:

— Будь милостивъ, прекрасный сэръ, прекрати это бѣдствіе и не испытывай насъ такимъ ужаснымъ образомъ. Намъ сказали, что твоя сила не достигнетъ всей своей полноты ранѣе завтрашнего утра; но…

— Ваше величество предполагаетъ, что это могла быть ложь? Да, это была ложь!

Мои слова произвели громадное дѣйствіе; со всѣхъ сторонъ простирались руки, и короля осаждали просьбами, чтобы меня купить за какую угодно цѣну, лишь бы только прекратить это бѣдствіе. Король былъ также совершенно согласенъ съ народомъ и потому, обращаясь ко мнѣ, сказалъ:

— Объяви, какія хочешь условія, уважаемый сэръ, только избавь насъ отъ этого бѣдствія; пощади солнце.

Моя судьба была рѣшена. Я могъ бы тотчасъ предложить свои условія, но въ то же время не въ моихъ силахъ было остановить затмѣніе солнца. Я попросилъ дать мнѣ время на размышленіе. Король сказалъ:

— Ахъ, какъ долго! Какъ долго, добрый сэръ! Будь милостивъ! Посмотри, каждую минуту становится все темнѣе и темнѣе! Прошу тебя, скажи, долго-ли это будетъ?

— Не долго! Можете быть, полчаса, а то и часъ.

Тутъ всѣ приступили ко мнѣ съ просьбами самыми упорными, самыми патетическими; но я не могъ опредѣлить срока, такъ какъ не помнилъ, какъ долго должно продолжаться полное затменіе. Я былъ въ самомъ затруднительномъ положеніи, надъ которымъ приходилось призадуматься. Произошло нѣчто странное съ этимъ затмѣніемъ и самый даже этотъ фактъ былъ несовсѣмъ для меня ясенъ. Дѣйствительно-ли это было шестое столѣтіе, или все это совершалось во снѣ? Но тутъ у меня явилась новая надежда. Если [34]мальчикъ не ошибся въ числѣ и, дѣйствительно, было 20-е іюня, то значитъ, это не шестое столѣтіе. Я дотронулся до рукава монаха и спросилъ его, которое число.

Онъ отвѣтилъ мнѣ, что двадцать первое! У меня опять пробѣжалъ холодъ по тѣлу. Я спросилъ, не ошибся-ли онъ, но тотъ отъвѣчалъ, что онъ въ этомъ вполнѣ увѣренъ и прекрасно зналъ, что 21-е число. И такъ этотъ волосатый мальчишка опять все перепуталъ! Дѣствительно, въ этотъ день должно быть затмтѣніе солнца. И такъ я, на самомъ дѣлѣ, нахожусь при дворѣ короля Артура и могу вполнѣ воспользоваться этимъ обстоятельствомъ.

А между тѣмъ, мракъ становился все гуще и гуще, а народъ приходилъ все въ большее и большее отчаяніе.

— Я подумалъ, сэръ король; — отвѣчалъ я. — Чтобы дать вамъ урокъ, я продолжу мракъ надъ землею и день будетъ превращенъ въ ночь, но чтобы вернуть вамъ солнце, или возстановить его, то я долженъ остаться съ вами. И вотъ, каковы мои условія: Вы, ваше величество, останетесь королемъ надъ всѣми вашими землями, какъ и слѣдуетъ государю, вамъ будутъ воздаваться всѣ подобающія почести, но вы должны сдѣлать меня пожизненнымъ министромъ и исполнителемъ вашей воли; дать мнѣ одинъ процентъ съ той суммы, которая составляетъ приращеніе къ доходу казны; но если мнѣ окажется мало этихъ денегъ, то я уже не буду имѣть права просить прибавки. Удовлетворяетъ-ли это васъ?

Раздался шумъ громкихъ рукоплесканій, но тутъ послышался громкій голосъ короля:

— Снять съ него цѣпи! Пусть знатный и простой, бѣдный и богатый — словомъ, всѣ мои подданные воздаютъ ему должныя почести, такъ какъ онъ сталъ правою рукою короля и его мѣсто на самой верхней ступени трона; онъ облеченъ властью и могуществомъ. Теперь разсѣй этотъ ужасный мракъ и дай намъ свѣтъ чуднаго солнца, тогда всѣ будутъ благословлять тебя!

На это я возразилъ:

— Если обыкновенный человѣкъ срамится передъ свѣтомъ, это еще ничего; но для короля, большое безчестіе, если кто-либо видитъ его министра нагимъ и потому, прошу тебя, избавь меня отъ этого позора. Прошу тебя, прикажи принести мнѣ мое платье!..

— Оно не подобаетъ для тебя, — прервалъ меня король, — принесите ему одежду другаго рода! Одежду, какую подобаетъ носить принцу.

Моя голова усиленно работала. Мнѣ приходилось выдумывать различныя препятствія, лишь бы только выиграть время, такъ какъ въ противномъ случаѣ, они стали бы просить меня разсѣять мракъ, между тѣмъ какъ это вовсе не было въ моей власти. [35]Послали за одеждой, на это было употреблено нѣсколько времени, но все же этого было мало, полное затмѣніе солнца все еще продолжалось, тогда мнѣ нужно было придумать какую-нибудь другую отговорку. И вотъ я сказалъ, что мракъ долженъ продлиться еще нѣкоторое время, потому что король, быть можетъ, далъ это обѣщаніе въ порывѣ перваго впечатлѣнія; но если черезъ нѣсколько времени онъ не отступится отъ своего обещанія, тогда мракъ разсѣется. Конечно, какъ король, такъ и присутствовавшіе были очень недовольны такимъ распоряженіемъ, но я стоялъ на своемъ.

А между темъ, становилось все темнѣе и темнѣе, я дрожалъ отъ холода въ своемъ неуклюжемъ одѣяніи шестого столѣтія. Но тьма дѣлалась все гуще и гуще, народъ приходилъ въ отчаянія, подулъ холодный ночной вѣтеръ и на небѣ появились звѣзды.

Наконецъ, наступило полное затмѣніе и я былъ этимъ очень доволенъ, — но всѣ прочіе пришли въ сильное отчаяніе и это было совершенно естественно. Тогда я сказалъ:

— Король своимъ молчаніемъ доказалъ, что онъ не отступается отъ своихъ обѣщаній. Затѣмъ я простеръ руку и простоялъ такъ нѣсколько мгновеній, потомъ произнесъ торжествепнымъ голосомъ: «Разсѣйтесь чары, не причинивъ никому зла!»

Но не послѣдовало никакого отвѣта въ этомъ кромѣшномъ мракѣ и въ этой могильной тишинѣ. Но когда минуты двѣ или три спустя заблистала на солнце серебристая каемочка, всѣ присутствовавшіе хлынули ко мнѣ и стали осыпать меня благодарностью и благословеніями; конечно, Кларенсъ былъ въ томъ числѣ далеко не изъ послѣднихъ.