Опять пришелъ ты ко мнѣ, коварный; и сколько понятно, пришелъ для того, чтобы истерзать во мнѣ глубину моего сердца. Тебѣ хочется, чтобы отъ сильныхъ и многократныхъ потрясеній этой жизни палъ во мнѣ священный образъ. Ты напалъ на крѣпкую плоть, и разслабилъ меня отъ головы до ногъ, разрѣшивъ узы тѣхъ соковъ, которыми Богъ увлажилъ во мнѣ сухое вещество, подобно тому, какъ, по Своей мірозиждительной мудрости, срастворилъ теплоту съ холодомъ, чтобы чрезъ равновѣсіе сохранялась неразрывная связь тѣла, и я научился изъ этого убѣгать раздоровъ въ жизни. Пришелъ ты съ убійственными замыслами, и излилъ на меня бѣднаго весь ядъ горькой своей злобы. Не довольно было того, что влачилъ я обременительную старость и скорби—эту тяжесть Тринакрскихъ утесовъ. Меня изнуряетъ еще мучительная и пожирающая болѣзнь, которая годъ за годъ точитъ мои члены. Объ этомъ я плачу и стонаю, какъ могучій левъ, запутавшійся въ сѣтяхъ звѣролова.
Не люблю я ни игривыхъ рѣчей, ни пріятныхъ для всякаго бесѣдъ, даже самыхъ веселыхъ, ни городскихъ торжищъ, ни рощей, ни бань, ни всѣхъ цвѣтовъ этой обманчивой жизни. Это не было для меня привлекательно и прежде, съ тѣхъ поръ, какъ удалился я отъ земнаго и объялъ Христа. Плачу же о томъ, что отвратилось отъ меня животворное око великаго Христа, Который нѣкогда взиралъ на меня заботливо, предназначалъ меня къ славѣ еще въ утробѣ непорочной родительницы, избавлялъ отъ холоднаго моря и отъ страстей. Плачу о томъ, что повергъ я брозды богомудраго народа; не самъ, правда, отвергъ ихъ, однако же не держу въ рукахъ. А народъ сей восхищался прежде моими рѣчами, когда изъ устъ моихъ озаряло его Тройственное Сіяніе. Какъ отучаемый отъ груди младенецъ, въ объятіяхъ родившей, жадными губами сжимаетъ сухій сосецъ, и матерь не удовлетворяетъ его желанію: такъ и этотъ народъ прильнулъ теперь слухомъ къ устамъ моимъ, и жаждетъ источника, который прежде струился для многихъ, а нынѣ не даетъ ему и малой капли. Хотя другіе источаютъ сладкія воды, однако слушатели скорбятъ; потому что умолкло для нихъ слово ихъ отца. Гдѣ мои всенощныя пѣснопѣнія, при которыхъ я, какъ одушевленный камень, незыблемо утверждалъ свои ноги, или одинъ бесѣдуя со Христомъ, или купно съ народомъ услаждаясь священными, поперемѣнно возглашаемыми, пѣснями? Гдѣ пріятное утомленіе преклоненныхъ колѣнъ, при которомъ проливалъ я горячія слезы и собиралъ во едино омраченныя мысли? Гдѣ руки, кормившія бѣдныхъ и служившія больнымъ? До чего доходитъ истощеніе обезсилѣвшихъ членовъ! Уже не воздѣваю рукъ предъ чистыми жертвами, чтобы пріобщаться великимъ Христовымъ страданіямъ; уже не составляю ликовъ угодныхъ добропобѣднымъ мученикамъ, и драгоцѣнную ихъ кровь не чествую похвальными словами. Плѣсень лежитъ на моихъ книгахъ, недокончены мои рѣчи; кто будетъ столько расположенъ ко мнѣ, чтобы довести ихъ до конца? Все умерло еще у живаго; изнемогла моя жизнь, и стала слабѣе корабля, въ которомъ нѣтъ связей.
Но впрочемъ, какъ ни преслѣдуешь ты меня, докучливый демонъ, никогда не преклоню предъ тобою колѣнъ моего сердца. Не уязвленный, не низложенный тобою отойду въ матерь мою — землю. Пусть червь точить добычу змія. Поражай кожу, человѣкоубійца, но душа не уязвима. Христу возвращу полученный мною отъ Него Божій образъ. Ты наложилъ нѣкогда узы свои на великаго Іова: но самъ былъ посрамленъ, а его увѣнчалъ великій Подвигоположникъ, побѣду его содѣлалъ славною чрезъ Свое провозглашеніе, и въ двойной мѣрѣ возвратилъ ему все, что ты у него расхитилъ. Таковъ законъ милосердія Христова!
Но повели мнѣ, Христе, стать, наконецъ, здравымъ! Твое слово — для меня врачевство. Я новый Лазарь между мертвецами; но скажи: возстань! и по слову Твоему оживетъ мертвецъ. Я новый разслабленный, недвижимый на одрѣ; но скажи: укрѣпись! и я пойду, и понесу на себѣ одръ. Хочу изъ воскрилій Твоихъ похитить руками своими цѣлебную силу; останови же въ увядшей плоти быстрый потокъ крови! Я, достояніе Твое, преклоняюсь предъ Тобою, какъ согбенная тѣломъ хананеянка; возстанови же меня, Царь! Море волнуется, а Ты покоишься сладкимъ сномъ; но пробудись немедленно, и по слову Твоему утихнетъ волненіе.
Я сѣтую; болѣзнь обдержитъ мои члены. Ибо никто не изъятъ вовсе изъ общей участи смертныхъ, и я такъ же, какъ всякій другой. Такъ повелѣваетъ Богъ, чтобы никто изъ насъ не поднималъ бровей высоко и не считалъ себя небожителемъ, но, чтобы всякій, взирая на помощь великаго Бога, чувствовалъ нужду въ сильнѣйшемъ побужденіи къ благочестію. Впрочемъ не столько сѣтую по причинѣ болѣзни: она и для духовной моей части служитъ нѣкоторымъ очищеніемъ, а въ очищеніи всякій имѣетъ нужду, какъ бы ни былъ онъ крѣпокъ; потому что самыя сіи узы сообщаютъ смертнымъ какую-то черноту. Но гораздо болѣе въ скорбяхъ моихъ озабочиваютъ меня малодушные; боюсь, чтобы изъ нихъ кто-нибудь не преткнулся, видя мои бѣдствія. Не многіе изъ людей крѣпкодушны, съ любовію пріемлютъ всякое Божіе посѣщеніе, пріятно ли оно, или скорбно для нихъ, и знаютъ, что всему есть причина, хотя и сокрыта она во глубинѣ Божіей премудрости. Напротивъ того многіе посмѣиваются надъ благочестивыми, когда они изнемогаютъ, и говорятъ, что ихъ служеніе Богу остается безъ всякой награды; или даже укореняютъ въ умѣ совершенно недостойную мысль, будто бы все въ мірѣ устроилось случайно, и не Богъ, царствующій въ горнихъ, управляетъ человѣческими дѣлами; иначе, говорятъ они, у насъ господствовалъ бы другой порядокъ.
Воспомни сіе, Великій, и помоги Своему служителю; не доведи меня до позорнаго конца жизни! Твой я служитель, возлагаю руки на Твои Дары и на главы тѣхъ, которые сами подклоняются и именуютъ меня помощникомъ въ болѣзняхъ. Умилосердись, Христе! Если не угодно Тебѣ исцѣлить меня; дай силу къ перенесенію подвиговъ! Не лишай меня всей чести, Слово, но и не обременяй; не оставь безъ узды, но и не подвергай великимъ страданіямъ! Бодцами коли меня, Блаженный, а не копьемъ! Пусть корабль мой не вовсе безъ груза, но и не чрезъ мѣру нагруженный, несется по морю жизни. Пресыщеніе дѣлаетъ наглымъ, а скорби погружаютъ въ ночную тму. Уравновѣсь наказаніе съ невредимостію! Ты остановилъ меня возгордившагося; сжалься же надо мною изнемогающимъ! Еще есть время помилованію, о Правосудный! Изнуренный напастьми, ниспосылаемыми свыше, уважаю свою сѣдину, и самоумерщвленные члены, и жертвы.
Но къ чему излишества? Могу ли предписывать законы Божеству? Веди меня, служителя Твоего, Христе, куда Тебѣ угодно!
